выражением на лицах внимали длинной повести о том, как она жила с Уиллом в лесу. Лира и Уилл пожили с волками, а потом перебрались в Оксфорд, работать на кухне в Иордан-колледже. Там они познакомились с Роджером, а когда на Иордан напали кирпичники, жившие на Глинах, им пришлось бежать. Втроем они угнали цыганскую длинную лодку и поплыли вниз по Темзе, чуть не застряли в Абингдонском шлюзе, а потом их потопили уоппингские пираты, и они вплавь добрались до трехмачтового клипера, отплывавшего в китайский порт Ханьчжоу за чаем.

На клипере они встретились с галливспайнами, пришельцами с Луны, – их принесло на Землю могучим ураганом, родившимся на Млечном Пути. Галливспайны прятались в «вороньем гнезде», а она, Уилл и Роджер по очереди их там навещали, только однажды Роджер сорвался и упал в море.

Они уговаривали капитана повернуть назад и поискать друга, но он был безжалостный человек и думал только о том, как бы поскорее приплыть в Китай и получить свою прибыль. Он заковал их в кандалы. Но галливспайны принесли им напильник и…

И так далее. Время от времени она обращалась к Уиллу или шпионам за подтверждением, и Салмакия прибавляла какие-нибудь детали, Уилл кивал, и, наконец, повесть подошла к тому месту, где дети и их друзья с Луны решили отправиться в страну мертвых, чтобы выяснить у родителей, где закопаны фамильные сокровища.

– Если бы мы там знали о своих смертях, как вы здесь, то, наверное, было бы проще, – сказала она, – но, считаю, нам повезло, что мы нашли дорогу сюда и можем спросить у вас совета. И спасибо вам за вашу доброту и за то, что выслушали и накормили нас, это очень мило с вашей стороны.

Но что нам нужно сейчас – или утром – понимаете, нам нужно как-то переплыть туда, куда отбывают мертвые. Какую-нибудь лодку тут нельзя нанять?

Лица взрослых выразили сомнение. Усталые дети переводили сонный взгляд с одного взрослого на другого, но никто не представлял себе, где можно найти лодку.

И тогда раздался голос, которого они раньше не слышали. Голос из-под одеял в углу, надтреснутый, гнусавый, не женский голос, не живой: это заговорила бабушкина смерть.

– Переплыть озеро и попасть в страну мертвых, – сказала она, наставив костлявый палец на Лиру, – вы можете только со своими смертями. Вы должны их позвать. Я слышала о людях вроде вас, которые не подпускают к себе свою смерть. Они ее не любят, и она из вежливости держится незаметно. Но она недалеко. Ты поворачиваешь голову, а она ныряет тебе за спину. Куда ни посмотришь, она прячется. Может спрятаться в чашке. Или в капле росы. Или в дуновении ветра. Не так, как мы со старухой Мартой. – Она ущипнула старуху за морщинистую щеку, а та оттолкнула ее руку. – Мы живем в любви и дружбе. Вот тебе ответ, вот что ты должна сделать, скажи: добро пожаловать, подружись с ней, будь к ней добра, подзови к себе поближе и тогда увидишь, о чем с ней можно будет договориться.

Слова ее падали в душу Лиры, как тяжелые камни, и Уилл тоже чувствовал их мертвый груз.

– Как нам это сделать? – спросил он.

– Надо только захотеть, и все сделано.

– Подождите, – сказал Тиалис.

Все взгляды обратились на него, а смерти, лежавшие на полу, сели и повернули свои кроткие бездумные лица к этому страстному человечку. Он стоял рядом с Салмакией, положив руку ей на плечо. Лира понимала, о чем он думает: он хотел сказать, что это зашло слишком далеко, надо возвращаться, этой безответственной глупости пора положить конец. И она вмешалась.

– Извините, – сказала она Питеру, – нам с моим другом кавалером Тиалисом надо на минутку выйти, потому что он хочет поговорить со своими друзьями на Луне через мой особый аппарат. Мы ненадолго.

Она осторожно подняла его, стараясь не задеть за шпоры, и вынесла за дверь, в темноту, где оторвавшийся лист гофрированного железа меланхолически стучал о крышу на холодном ветру.

– Остановись, – сказал Тиалис, когда она посадила его на перевернутую керосиновую бочку под лампой, раскачивавшейся на проводе. – Это уже слишком. Хватит.

– Но у нас был уговор.

– Надо знать меру.

– Хорошо. Оставьте нас. Летите обратно. Уилл может прорезать окно в ваш мир или в любой, какой хотите, вернетесь целыми и невредимыми, в чем дело, мы не против.

– Ты понимаешь, что ты затеяла?

– Да.

– Не понимаешь. Ты безрассудная, безответственная, лживая девочка. Фантазии у тебя рождаются так легко, что нечестность стала твоей второй натурой, и ты не желаешь признать правду, даже когда она смотрит тебе прямо в лицо. Хорошо, если ты не понимаешь, скажу тебе прямо: ты не можешь, не должна устраивать игры со смертью. Ты должна сейчас же вернуться с нами. Я вызову лорда Азриэла, и через несколько часов мы благополучно прибудем в крепость.

У Лиры рвалось из груди яростное рыдание; не в силах сдержаться, она топнула ногой.

– Вы не знаете! – выкрикнула она. – Вы не знаете, что у меня в голове и в сердце! Не знаю, бывают ли у вас дети, может, вы яйца откладываете или еще что – я не удивлюсь, потому что вы не добрые, вы не великодушные, не заботливые… вы не жестокие даже – это было бы лучше, если бы вы были жестокими, это значило бы, что вы воспринимаете нас всерьез, а не просто идете с нами, когда вам выгодно… Теперь я совсем не могу вам верить! Вы сказали, что поможете и мы пойдем вместе, а теперь хотите нас остановить – это вы нечестный, Тиалис!

– Я не позволил бы своему ребенку так самовольничать и дерзить, как тебе, Лира. Не знаю, почему я не наказал тебя раньше…

– Так давайте! Наказывайте! Чего вам стоит? Давайте, воткните свои проклятые шпоры! Вот моя рука, ну! Вы понятие не имеете, что у меня на сердце, гордое, эгоистичное создание – вам не понять, как мне грустно и горько и какой подлой я себя чувствую из-за моего друга Роджера… Вы людей убиваете, вот так, – она щелкнула пальцами, – они для вас ничто… а для меня мучение и горе, что я не попрощалась с другом, и я хочу сказать прости, хоть немножко это исправить… вам этого никогда не понять, со всей вашей гордостью, со всем вашим взрослым умом. И если я должна умереть, чтобы сделать то, что правильно, тогда я хочу умереть, и буду рада. Я похуже видала. Хотите убить меня, сильный человек, безжалостный человек, ядоносец, кавалер, так давайте, убивайте. Тогда мы с Роджером будем вечно играть в стране мертвых и смеяться над вами, жалкое вы создание.

Нетрудно было видеть, что готов сделать Тиалис, – он пылал яростью, он трясся; но не успел он шевельнуться, как позади Лиры раздался голос, заставивший их обоих похолодеть. Лира обернулась, уже зная, кого она увидит, и страшась этого, несмотря на всю свою браваду.

Смерть стояла очень близко, с доброй улыбкой; лицо у нее было точно такое же, как у остальных, которых видела Лира, но это была ее смерть, и горностай-Пантелеймон у Лиры на груди пискнул и задрожал, выбрался к ней на шею и попытался оттолкнуть ее от смерти. Но из-за этого сам только приблизился к смерти и, поняв это, снова прильнул к ее теплому горлу с сильно бьющейся кровью в артериях.

Лира прижала его к себе и посмотрела смерти в лицо. Что сказала ей смерть, она уже забыла и краем глаза видела, как Тиалис торопливо готовит к работе магнетитовый резонатор.

– Вы моя смерть, да? – спросила она.

– Да, моя дорогая.

– Но вы меня еще не заберете?

– Я понадобилась тебе. Я всегда здесь.

– Да, но… понадобились, да, но… Я хочу попасть в страну мертвых, это так. Но не умереть. Я не хочу умирать. Я люблю жить, я люблю моего деймона и… Деймоны не попадают туда, правда? Я видела, они исчезают, гаснут, как свечка, когда человек умирает. В стране мертвых у них есть деймоны?

– Нет. Твой деймон исчезает в воздухе, а ты исчезаешь под землей.

– Тогда я хочу взять деймона с собой в страну мертвых, – твердо сказала Лира. – И хочу вернуться обратно. Такие случаи бывали с людьми?

– Нет, уже много веков о таком не слышали. В конце концов, дитя, ты попадешь в страну мертвых без всяких усилий, без риска, спокойно и благополучно, в обществе твоей смерти, твоего ближайшего преданного друга, который сопровождал тебя всю твою жизнь и знает тебя лучше, чем ты сама…

– Пантелеймон – мой самый близкий и преданный друг! Я не знаю тебя, Смерть, я знаю Пана и люблю