постарался успокоиться. Но чернота накатывала все сильнее, унося профессора куда-то в глубину своей беспредельности.
Когда он открыл глаза, сосед по палате уже лежал на своем месте. Он был положен на живот и громко стонал, не открывая глаз.
– Во имя потерянного колена Израилева, что с вами случилось? – воскликнул Енски.
В ответ незнакомец только простонал что-то слабо раздельное. Чувствовалось, что ему очень не хорошо.
– Клянусь Пасхой, я этому положу конец! – заявил Алекс Енски.
Он осторожно, стараясь не потревожить больной ноги, дотянулся до стула, на котором аккуратно была сложена его одежда. Где-то в многочисленных карманах походной жилетки должен был лежать мобильный телефон, оставленный отцу Гором на всякий случай.
Видимо, этот случай наступил.
– Сейчас, сейчас… – злорадствовал профессор, вытаскивая кончиком пальца увесистый и древний аппарат.
«Нокия» вылезать не желала, а все норовила шлепнуться на пол.
Наконец, Алекс Енски вытянул непокорный агрегат и приступил к другой части операции «Освобождение». Теперь ему предстояло дотянуться до брюк, где, в заднем кармане, находилась бумажка с номером телефона, по-которому Енски-старший звонил по прибытии в одесский аэропорт. Судя по всему, на том конце провода должен был находиться человек, влияние которого на местную реальность было достаточным, чтобы вытащить звезду кабинетной археологии из любой сложной ситуации.
Профессор долго выуживал затерявшуюся бумажку, долго разбирался с управлением допотопной «Нокией», но все-таки разум одержал победу над слепой силой обстоятельств.
В трубке раздались длинные гудки.
– Я вас слушаю, – произнес приятный женский голос.
– Это профессор Енски, – ворчливо начал Алекс. – Я попал в сложную ситуацию. Соедините меня с тем, кто может ее решить. А лучше дайте мне его прямой номер.
– Да, да, мистер Енски. Я соединю вас. К сожалению, я не могу дать вам прямой номер. Указания, которые я получила, довольно прозрачны на этот счет.
– Хорошо, хорошо. Только соедините, – чуть-чуть вспылил профессор.
В трубке снова раздались длинные гудки. И надо же было такому случиться, что из тумбочки около соседней кровати вдруг понеслось мелодичное пиликание.
– Принесло кого-то, – хмыкнул Алекс недовольно. – Вовремя. Нечего сказать.
Сосед по палате зашевелился и, не раскрывая глаз, открыл рукой, свободной от гипса, дверцу тумбочки. Вытащил маленькую, плоскую дощечку, ткнул пальцем в панель.
В тяжеленной «Нокии» Алекса Енски коротко щелкнуло, и ему ответили:
– Юсупов слушает.
– Алло! – Крикнул Енски.
– Да, да, – отозвались в трубке.
– Это профессор Енски. У меня проблема на этом чертовом острове. Можете ли вы вытащить меня отсюда? Мне нужно это срочно…
– Хм, – в трубке ненадолго замолчали. – Видите ли, профессор… Посмотрите, пожалуйста, направо.
Енски посмотрел.
Человек с переломом руки и язвой желудка глядел на него, прижав мобильный телефон к уху.
– Боюсь, дорогой профессор, – печально сказал он, – что я ничем не в силах помочь вам, ибо только что сам подвергся насилию с промыванием желудка. А на три часа у меня назначен сеанс у стоматолога. Понимаете, что я хочу сказать?
– Боже мой! – Енски выронил телефон, и он звонко загремел в стоящую около кровати «утку». – Боже мой… Зачем я не послушал своего сына? Зачем я отправился в эту ужасную страну? Кто спасет меня?
– Спасение утопающих, дело рук ОСВОДа! – провозгласил кто-то за спиной. – Что вольно можно перефразировать, как: «Врачу – исцелись сам!»
На пороге стоял потомственный доктор, лекарь и врачеватель, Остап Тарасович Ловигада.
– Дорогой профессор, теперь ваша очередь.
Доктор Остап вовсе не был эдаким Менгеле местного разлива.
Когда-то давно он закончил с отличием медицинский институт, долго имел практику в стоматологической клинике. Там, с легкой подачи нечестных коллег, стал брать взятки. Несли кто чем. Время было не сахар, потому деньгами давали не всегда. Основной валютой было спиртное. Доктор начал, как говорится, «заливать за воротник». Потом больше. Пошли скандалы. Потеря работы.
К чести пана Ловигада, он сумел остановиться. Более того. Отринув от себя прах прошлого, он с помощью своих старых знакомств связал свою судьбу с Вооруженными Силами молодой Украинской республики. Потом нелегкая дорога военных гиппократов завела его в приграничье. Остров Змеиный, где патологически здоровые моряки несли свою нелегкую службу.
Остап Тарасович изнемогал без работы. Пить он не мог, ибо находился «в завязке», убирать за свинками ему было противно, а сидеть без дела он не привык.
Поначалу он проводил плановые осмотры всего гарнизона. Но ввиду абсолютной неизменности в показателях ему пришлось отказаться от этой идеи. Потом он, неведомо какими путями, затащил на остров стоматологический кабинет в полном составе и занялся тем, что умел лучше всего. Лечением зубов. Однако и этот «развеселый» процесс вскоре пришлось прикрыть. Остров Змеиный можно было объявлять территорией свободной от кариеса. Если, конечно, не брать в расчет разнообразную домашнюю скотину от кошек до свиней. Зверей Остап Тарасович не лечил принципиально, потому как считал себя Врачом, а не каким-нибудь там ветеринаром.
В свободное время, а такового у пана Ловигада было пруд пруди, он изучал различные болезни по справочникам и мечтал о том, как когда-нибудь найдет вакцину от СПИДа. Только бы в пределах досягаемости оказался хотя бы один больной этой чумой двадцатого и двадцать первого века.
Остап Тарасович Ловигада мечтал повторить подвиг своего легендарного предка Борислава. Только, конечно, с более удачным финалом.
Учитывая все вышесказанное, становится понятно, почему доктор Остап так бодро ринулся лечить столь редких гостей. В каком-то смысле можно сказать, что паном Ловигада овладело легкое сумасшествие. От радости.
– А знаете ли вы, дорогой профессор, как у нас лечат геморрой? – ласково спросил Остап Тарасович и Енски-старший ощутил слабость.
Везде.
Однако геморрой ему лечить не стали. Все было куда хуже, чем представлял себе профессор.
С приличествующей осторожностью его посадили в кресло, зафиксировали голову и попросили открыть рот. Преодолев безуспешные попытки сопротивления, Остап Тарасович запустил в рот профессора какую-то стоматологическую «козью ногу».
– Вот тут у вас ка-а-ариес…
– Ыы-ыыы-ы… – резонно ответил профессор.
– А что делать? Ведь можно потерять зуб.
– Ыу-ыы.
– Этого мне не позволяет врачебная этика, – возразил Остап Тарасович.
– Ааа…
– Укол тоже нельзя делать. В конце концов, до нерва дырка еще не дошла. И я должен знать, когда остановить бур. Вы должны чувствовать. Да. Потому потерпите немного, дорогой профессор. Потерпите…
С ласковой улыбкой доктор Ловигада застрекотал бормашиной.
Ночью профессора разбудило похлопывание по плечу. Енски-старший испуганно открыл глаза.
– Послушайте, – преступным шепотом обратился к нему Юсупов. – У меня есть план. Нам надо бежать!
