поинтересовался:
– И это все, что вас интересует?
– Да, все, – подтвердил Пульман, деловито роясь в стенном шкафу со стеклянными дверцами. – Более мне от вас ничего не требуется. Или вы воображаете себя невесть какой важной персоной, которую похитили черт знает для чего? Ха! Для чего можно похитить нашего среднестатистического военного, а, батенька? Хи-хи-хи…
– Так какого хрена? – возмутилась «персона» и даже как будто обиделась. – За каким чертом вся эта свистопляска, блин?! Инсценировки всякие, бутафория: змеи, катафалк, зомби… Честное слово, у меня такое впечатление что я связался с подпольной организацией дебилов!
– Интересно… По поводу зомби… – напрягся Пульман. – Почему вы решили, что контактировали именно с зомби? Может, это были обыкновенные обкуренные бандиты?
– А то я не отличу обкуренного бандита от зомби! – проворчал Иван.
– Скажете, тоже… И вообще – такую кашу вы здесь заварили, хоть стой хоть падай! Не проще ли было прикатить ко мне и сказать: «Парень, в твоей башке содержится кое-какая информашка, которая нам нужна позарез. На тебе бабки, а нам дай побаловаться с твоей башкой пару часиков…» Я бы вам за штуку баксов все эти хитрости выложил – без всяких там зомби и остальных приколов…
– Мне все же интересно, как это вы отличаете зомби от обкуренного бандита, – упрямо набычился Пульман. – Вы что – ежедневно с ними общаетесь? Или как?
– Глаза, – пояснил Иван. – У них глаза мертвые. У наркомана просто зрачки расширены и реакция замедленная – тормозит он неимоверно, но проявляет эмоции, чувства. А у этих – ничего такого… ну… в общем, как роботы они, точно говорю. Неживые, какие-то…
– Ну что ж – ценное наблюдение, – задумчиво пробормотал Пульман, достав наконец из шкафа какую-то коробку. – Глаза – это не проблема. Достаточно надеть черные очки – и все будет в норме. Ну а вообще, конечно – есть отличия, есть… А насчет бутафории… Отпуск у вас, насколько мне известно, намечался где- то в конце года. Дело настолько срочное, что ждать столько времени я не могу. Достать вас с Кавказа другим путем – уж не взыщите, никак не получалось.
Ну не терминаторы мы! Так что, как это ни кощунственно звучит, смерть матери – единственное обстоятельство, которое наверняка выдернуло бы вас из обычного жизненного круга. Выходит, мои исполнители – не совсем дураки… И хватит об этом – вот, возьмите. – Он раскрыл коробку и протянул Ивану две конусообразные розовые пилюли:
– Глотайте, не стесняйтесь. Это всего лишь обыкновенный нейролептик – для буйных, – пошутил Пульман, пряча глаза от источающего ненависть Иванова взгляда. – Не волнуйтесь – травить вас не в моих интересах…
…Придя в себя, Иван понял, что находится все в том же странном заведении, в той же камере, куда его заключили с самого начала. Мутило. С трудом поднявшись с топчана, он кое-как добрался до входной двери. Привалившись к железяке спиной, помотал головой, пытаясь обрести ясность панорамы. Перед глазами медленно парили мириады белых, медленно исчезающих мошек. Тело – ватное, движения тоже медленные и до чрезвычайности вялые. Отчаянно напрягшись, Иван вдруг вспомнил, что с ним произошло накануне. Вспомнил и разозлился – вяло так, будто вдрызг пьяный мужик, который угодил ногой в ведро с помоями и без посторонней помощи не может оттуда выкарабкаться. Сволочь плешивая! Ну погоди, головастик, придет время, когда в твоем доме будет играть музыка Шопена…
– Эй, кто-нибудь… – Он попытался изобразить командный голос, но ничего не вышло, получился задушенный петушиный всхлип. Тишина… Он начал размеренно стучать кулаком по гулкой двери. Застекленный глазок моментально усугубился нелюбопытным глазом с той стороны – Иван стучать не перестал.
Немного погодя послышались неспешные тяжелые шаги в коридоре. Дверь со скрежетом распахнулась. С той стороны застыли давешние трое мордоворотов с мертвыми глазами.
– А-а-а, зомби, блин… – чему-то обрадовался Иван. – Хочу провести пр… прфф… тьфу! Брифинг хочу провести, мать вашу так! Тема – варварское обращение с российским офицером во вражеских застенках! – И сделал два неверных шага, намереваясь выйти в коридор. Зря сделал. Возможно, по поводу брифинга эти особи были и не в курсе, а вот насчет линии охраны имели вполне конкретное понятие. Едва он оказался в коридоре, один из охранников – тот, что оказался поближе, – неожиданно провел мощный свинг в правую челюсть расслабленного узника.
Иван аккуратно влетел назад в камеру и замертво рухнул на бетонный пол. Теперь перед глазами плавали уже не мошки, а целые сонмы созвездий, причудливо меняя окраску и структуру. А еще – три коротко стриженных головы с мертвыми глазами, которые пристально смотрели на пленника, не проявляя ни малейшего любопытства.
Вставать не хотелось. Проводить брифинг – тоже.
– У-у-ублюдки! – простонал Иван, чувствуя, как закипают слезы – так стало вдруг жаль себя. – А вот я этот ваш публичный дом – под корень… – Но тут же, сообразив, что в настоящий момент сие заманчивое мероприятие неосуществимо, слезно попенял охранникам:
– Да ну, в задницу! Что у вас – совсем мозги атрофировались? Брифинг – это совсем не то, что вы там себе думаете… И кстати, убогие… Передайте своему плешогану, что я хочу с ним пообщаться. Скучно мне чего-то. – Убогие не шевельнулись. Иван счел нужным поправиться:
– Хочу дать вашему шеф важную информацию! Ну?!
Убогие, услышав о гипотетической важной информации, моментально захлопнули дверь и удалились.
За пленником пришли минут через пятнадцать. Наручники и кандалы в этот раз надевать не стали: очевидно плешивый головастик прекрасно знал, какое действие оказывают его хитрые пилюли на человечий организм. Боле того – никто не счел целесообразным надевать на глаз пленника повязку. Ивана этот фактик вовсе не обрадовал, а, скорее, насторожил.
Когда его вывели из подвала, он вяло осмотрелся. П-образное здание в три этажа, довоенной постройки. Окна во всех трех этажах забраны решетками, окрашенными в белый цвет. Просторный двор, аккуратно засаженный зеленью; на ровных, как по линеечке, клумбах – мрачноватые однотонные анютины глазки фиолетового цвета. А вокруг всей этой казенной благодати – высокая, метра три, бетонная стена с колючей проволокой поверху, в три ряда.
Пленника завели за угол дома и по асфальтированной аллейке потащили в глубину то ли сада, то ли парка – Иван не разобрал: непослушная голова моталась в такт быстрым шагам, глаза не успевали фиксировать расплывчатые очертания окружающих предметов. Остановились у широкого приземистого строения, обмазанного известью и на первый взгляд похожего на гараж.
Открыв одну из дверей, охранники затащили Ивана в небольшую комнату, обитую деревянными панелями. Интерьер оставлял желать лучшего: допотопный продавленный диван из кожзаменителя, перед ним – обшарпанный стол – вот, собственно, и все. На стене – дрянная картинка эпохи застоя: то ли колхозник с большим молотком, то ли доярка с тупым огромным серпом – не разобрать. Иван пьяно ухмыльнулся, пытаясь рассмотреть картинку и хотел было уже прокомментировать сюжет, но в этот момент один из охранников нажал невидимую кнопку в стене: фрагмент деревянной панели с тихим жужжанием отъехал в сторону, обнажая чрево освещенной изнутри кабины лифта, куда его немедленно втолкнули. Стена с тихим шипением установилась на место, а кабина плавно ухнула вниз.
– Во, бляди! – восхитился Иван. – Лифт! Ловко устроили, рахиты…
Лифт медленно скользил вниз. По скорости движения можно было определить, что остановился он на небольшой глубине – пара-тройка этажей ниже уровня поверхности. Лифт остановился, дверь тихо отъехала в сторону, пропуская их в длинный, освещенный безжизненными лампами дневного света коридор с низким сводчатым потолком.
Пройдя несколько шагов, конвой остановился перед массивной дверью, обитой войлоком. Дверь распахнулась – Ивана втащили в неожиданно просторное, с высоким потолком, помещение.
Здесь царил идеальный порядок. Стены, пол и потолок были выкрашены в отливающий тусклым блеском белый цвет. По стенам – стеллажи с аппаратурой, стойки с ретортами, колбами, какие-то матовые стеклянные футляры черт знает с чем. Иван подумал, что не шибко-то и удивится, увидев в одном из таких футляров чью-нибудь голову.
