Михаил Васильевич задумался.

— В таком случае я решительно не понимаю, — начал он.

— А дело-то, в сущности, очень просто, — перебил инженер. — Елена, вы как отличная пианистка, должны понять это лучше вашего отца. Если я, например, стану произносить какой-нибудь гласный звук, видоизменяя его высоту соответственно всем тонам и полутонам гаммы, различите вы эту разницу в звуках?

— Понятно, — заметила молодая девушка.

— Вот на этой-то разнице в высоте звуков и основан язык обитателей Марса. Как известно, самая низкая нота человеческого голоса производится ста шестьюдесятью вибрациями голосовых связок, самая же высокая — 2048. Если мы вычтем из второго числа первое, у нас получится 1888 модуляций в произношении одного и того же звука, а стало быть — и такое же количество отдельных слов.

— Но человеческое ухо не в состоянии различить, произносишь ли ты данный звук, например, тысячью вибраций или тысячью и одной! — воскликнул Гонтран.

— Человеческое — да, но не восприимчивое ухо обитателя Марса. Впрочем, все зависит от навыка и упражнения, для непривычных же может служить вот этот аппарат, усиливающий разницу в высоте звуков.

Сломка вынул из кармана прибор, представляющий из себя два наушника, соединенные проводниками. Путешественники поспешили испытать аппарат на деле и не замедлили убедиться в его превосходных качествах и правоте слов Сломки.

— Да, — задумчиво проговорил старый ученый, — это действительно крайне оригинально, только…

Звон электрического колокольчика, донесшийся до слуха путешественников откуда-то из темноты, прервал речь старика. Сломка заторопил всех:

— Ну, поживее на место! Это сигнал к отъезду!..

Спотыкаясь на каждом шагу вследствие наступившей глубокой темноты, вся компания поспешила за своим предводителем.

— Фу, черт возьми! — выругался Фаренгейт, за что-то запнувшись и чуть не упав. — Что за адская тьма! А еще говорят, что у Марса два спутника вместо одной нашей Луны.

— Совершенно верно, — отозвался Осипов, — но не забывайте, что диски Фобоса и Деймоса, даже взятые вместе, в три с половиною раза меньше диска Луны. Если же мы примем в расчет и некоторые другие обстоятельства, то нам станет вполне понятно, почему Деймос отражает почти в 500 раз, а Фобос — в 50 раз меньше солнечных лучей, чем наша Луна.

— Успокойтесь, мы уже на месте! — утешал их Сломка.

Приглядевшись пристальнее, путешественники увидели в темноте нечто вроде огромной торпеды, более десяти сажен длиной. Одним своим концом этот странный предмет был вставлен в широкую металлическую трубу, выглядывавшую из почвы.

— Что это за дьявольщина? — спросил инженера Фаренгейт.

— Садитесь, садитесь скорее. Потом расскажу, — отозвался тот и надавил на кнопку, едва видневшуюся в стенке диковинной машины.

В тот же момент распахнулась небольшая дверь, откуда полился поток яркого электрического света, и путешественники вошли внутрь вагона, где оказалась комфортабельная меблированная каюта.

Дверь автоматически закрылась.

Несколько минут они сидели молча, с любопытством осматривая окружающую обстановку. Наконец Фаренгейт прервал молчание.

— Каким же образом двигается этот вагон? — спросил он.

— Весьма просто. Вы… конечно, видали в Нью-Йорке пневматическую почту, где письма и посылки пересылаются по трубам, в особых вагонетках, приводимых в движение давлением сгущенного воздуха? То же самое и здесь, наш вагон с головокружительною быстротою движется в подземной трубе.

Около четверти часа длилось молчание: каждый из путешественников углубился в свои мысли. Наконец извне донесся какой-то глухой шум.

— Ну, вот и приехали! — заявил Сломка.

— Как приехали? Я думал, что мы еще и не трогались с места! — удивленно воскликнул Гонтран.

— Я сейчас узнаю.

Инженер вышел в соседнее отделение вагона и, возвратившись через минуту, торжественно заявил:

— Да, я не ошибся: мы приехали, пролетев за двадцать минут шестьсот километров.

— Где же мы теперь? В Городе Солнца?

— Нет, мы прибыли только на берег Солнечного озера или моря Тэрби, как называют его земные астрономы. Дальше нам придется ехать водою.

Путешественники вышли из каюты и очутились в помещении, освещенном электрическими лампами. Около вагона толпилось несколько крылатых людей, выгружавших какие-то вещи. Работа производилась поспешно, но в то же время в порядке и без малейшего шума. Один из жителей Марса подошел к Сломке и перекинулся с ним несколькими односложными словами.

— Это и есть твой Аа? — спросил инженера Фламмарион.

— Он самый.

— А что это за помещение?

— Это вокзал здешней пневматической дороги. Мы теперь глубоко под землей, но сейчас выберемся на поверхность.

Аа пошел вперед, путники отправились вслед за ним в одно из отверстий вокзала и здесь сели на подъемную машину, которая в несколько мгновений доставила их на поверхность.

День только что начинался, и первые лучи солнца золотили обширную поверхность моря, расстилавшегося перед ними. У самого берега стояло судно странной формы, напоминавшее собой венецианскую гондолу.

— Что же, мы сейчас опять в путь? — спросил Сломку Фаренгейт.

— Да… а что?

— Мы не спали всю ночь, и отдохнуть под утро не мешает.

— Вы прекрасно уснете в каюте.

Все пересели на судно, всецело предоставленное в распоряжение жителей Земли, и расположились по каютам на отдых.

— Вставайте, вставайте живее! — вбежал Сломка в каюту, где его спутники покоились глубоким сном.

— Мы приехали, Вячеслав? — сонным голосом спросил Гонтран.

Но инженер вместо ответа лишь махнул рукой и поспешно выбежал на палубу. Через несколько минут туда же вышли и другие путешественники.

Они увидели, что их судно неподвижно стоит у берега широкой реки, перерезанной поперек высокой плотиной с громадными решетчатыми воротами. Составлявшие экипаж судна крылатые люди толпились около своего капитана и о чем-то оживленно разговаривали. Их лица были взволнованны, видимо, речь шла о чем-то важном.

— Сэр Сломка! — крикнул американец, увидев в толпе жителей Марса своего спутника. — Скажите, что это за река?

— Какая река?

— А вот, где мы стоим.

— Да разве это река? Это канал!