— Такой народ как наш, Георгий, всегда должен быть готов к войне. Иначе погибнет.

— Да, господин полковник.

Шмуэль замурлыкал с детства знакомый мотив. Комбриг не спал несколько суток и очень устал. Увидев замелькавшие во тьме тени, он встряхнулся. Не успел полковник припарковать свой джип рядом с машиной эскорта, как к нему приблизился высокий человек, которого он не сразу узнал в темноте. Это оказался майор Эхуд Элад, командир батальона D-14, укомплектованного танками «Паттон».

— Батальон в полной готовности, господин полковник.

— Хорошая работа, Эхуд. Я проехал по расположению части и не слышал ни звука, не видел ни огонька. Дисциплина на высоте.

Не каждый день получаешь похвалу от командира бригады — Эхуд был доволен. Он сопровождал полковника. Они прошли в полной темноте до белого круга, где остановились перед сидевшими на земле солдатами. Прозвучала команда «Смирно!», и два стоявших рядом джипа фарами осветили комбрига и комбата.

— С вами будет говорить командир бригады, — обратился Эхуд к своим людям.

— Вольно, можете сесть, — произнес полковник Шмуэль более мягким, чем обычно, голосом. Послышались шорохи и глухой стук автоматов о землю, затем наступила полная тишина. Фары слепили полковника, и он не видел лиц сидевших перед ним людей. — Можете курить, — разрешил он.

Вспыхнуло несколько спичек, замелькали огоньки зажигалок, на мгновения высвечивая лица людей. Напряжение отступало.

Шмуэль знал, что в бригаде в шутку поговаривают, будто военнослужащие боятся его больше, чем войны, на это он отвечал, что ему наплевать на разговоры — лишь бы слушались приказов. Он требовал дисциплины даже более жесткой, чем сам генерал Таль, — порядки в бригаде были суровыми. Так называемый «Приказ одного километра» стяжал полковнику дурную славу среди армейских водителей. Приказом устанавливалось, что водители бригады «D» должны передвигаться на скорости, установленной в соответствии с правилами генштаба, минус один километр в час и минус десять километров в час в районе Беершевы. Он лично следил за неукоснительным выполнением приказа и предупреждал о предстоящих передвижениях частей бригады военную полицию, чтобы та могла выставить «ловушки» на дорогах. Скоро аварийность у водителей бригады резко пошла на убыль, за что комбриг удостоился похвалы начальника генштаба.

Полковник Шмуэль установил, что аварии на дорогах часто происходят из-за пользования транспортом, находящимся в плохом техническом состоянии. Он настаивал на увеличении количества мастерских в бронетанковых войсках. Он мог послать инспекцию для неожиданной проверки, и любое транспортное средство, в котором выявлялись даже малейшие неполадки или дефекты, отправлялось в ремонт. Командиры частей бригады ворчали, что такая система мешает им выполнять задания, но полковник был неумолим и требовал безоговорочного повиновения. В течение трех месяцев он привел парк в отличное состояние. У командиров частей быстро сформировалась привычка самим проверять все заблаговременно, чтобы избежать неприятностей при «налетных» проверках. Иногда Шмуэль лично ловил и наказывал нарушителей за вождение джипа без каски, за неуставную шнуровку ботинок и за неправильно застегнутый ремень.

В глубине души полковник Шмуэль хотел, чтобы солдаты любили его, и верил, что испытание боем поможет им по достоинству оценить его строгость и требовательность. Он в значительной степени полагался на свою репутацию бесстрашного воина, так как солдаты уважают смелых и решительных командиров. Подчас он соревновался с лучшими стрелками и водителями бригады. Он уже предупредил подчиненных командиров, что в бою на его танке будет развеваться большой черный флаг, чтобы люди знали: их командир — в гуще битвы.

— Солдаты, — начал полковник Шмуэль, — все арабские армии ополчились на нас: Египет, Иордания, Сирия, Ирак и Кувейт, Саудовская Аравия и Алжир, и кто знает, кто еще присоединится к ним завтра. Скопом против одного. И это очень хорошо. Это очень-очень хорошо. Так мы сможем прихлопнуть их всех одним ударом. На нашем участке — египтяне. Я хорошо их знаю. Я дрался с ними три раза — из них дважды на Синае. И на сей раз, я обещаю вам, мы спалим их танки, и они будут драпать до самого Каира без оглядки. — Довольный шепоток прошелестел по рядам сидящих людей. — Предстоит война, как в 1948 г. Возможно, даже более великая. Мы победим, как победили в 1948-м и в 1956-м. Поскольку вы — бойцы лучшие, чем они. Вы намного храбрее и более подготовлены. Ко всему прочему, я знаю вас лично, и если политики нам не помешают, мы будем в эль-Арише через двенадцать часов. — Солдаты одобрительно закивали. Вспыхнули новые огоньки сигарет. — И если нам позволят, мы дойдем до канала, и в конце концов омоем в нем ноги. — Раздался смех. Напряжение трех недель ожидания оставляло танкистов. — Нет, я не шучу. Вы отлично знаете, что я зря не обещаю. И когда вы доберетесь до канала, я должен просить вас помнить об одном — это наш один километр.

Поднялся смех, на сей раз настолько сердечный, будто все происходило не в воинской части, а на дружеской вечеринке.

— И если будете вести себя хорошо, я могу даже разрешить вам превысить лимиты скорости. Но только в том случае, если будете двигаться в верном направлении. На Каир. Абд-эль-Насер сказал, что будет в Тель-Авиве, а я обещаю, что скорее вы будете в Каире. Вы посадите на место Насера другого египтянина, такого, который проявит уважение к еврейскому народу. — Солдаты одобрительно загудели. Слова полковника Шмуэля настолько разрядили обстановку, что люди забыли, где они, и непринужденно принялись обмениваться впечатлениями, так, как если бы их грозный командир вовсе и не стоял перед ними. — Однако! — Мгновенно воцарилась тишина. — Я не потерплю беззакония. — Абсолютное молчание пало на тонущее в темноте поле, и в этой темноте полковник Шмуэль и майор Эхуд казались танкистам сказочными великанами. Солдаты затихли, поскольку подумали, что комбриг имел в виду допущенную ими вольность, которую он расценил как анархию. — И вот что я называю беззаконием. Неправильное использование боеприпасов. Вот что такое беззаконие. Не палите из пушек по не бронированным машинам. Для этого хватит 12,7-мм и 7,62-мм пулеметов, а по пехоте стреляйте из Узи, не из пулеметов. Не тратьте попусту боеприпасов. И теперь еще одно последнее слово. — И опять наступило полное молчание. — Солдаты, если вы не победите, нам лучше сразу повернуть назад. На свет вышел один офицер.

— Ребята, а ну-ка, все вместе. Мы победим?

— Да! — ответил весь батальон в один голос.

— Победим?

— Да!

— Победим?

— Да! Да! Да!

Эхо умерло вдали, как стихающая канонада.

— Смирно!

Батальон встал. Командиры бригады и батальона отдали честь, и фары джипов погасли — вновь обступила тьма. Люди вернулись к танкам, укрытым камуфляжной сеткой. Лишь песок поскрипывал под резиновыми подошвами солдатских ботинок.

Офицеры собрались в командирской палатке, где им подали черный кофе и бутерброды. Полковнику Шмуэлю вручили бутылку виски «Скотч» и попросили поставить на ней автограф. Следом за комбригом на ней стали расписываться Эхуд и другие офицеры. Бутылка переходила из рук в руки, и каждый подписывался, затем ее передали полковнику Шмуэлю, чтобы он сделал первый глоток. Они собирались выпить только половину бутылки — вторую предстояло осушить в день победы.

— Факт состоит в том, что мы уже на войне. Вспомните, что мы — авангард еврейского народа. Если мы проявим слабость, если не поднимемся быстро, наше поколение будет повинно в гибели Третьего Храма. Генерал Таль говорит, что исход войны зависит от успешных действий нашей дивизии. А я говорю — успех дивизии зависит от успеха нашей бригады, — заключил Шмуэль.

Позднее он проверил оперативные планы батальона. С комбатом, майором Эхудом, полковник беседовал с уважением и пониманием. Он одобрил планы, сделал несколько замечаний и вместе с Эхудом покинул палатку. Группа солдат собралась вокруг джипа комбрига, каждый хотел пожать ему руку, напомнить, где они вместе служили и набирались опыта. Вдруг военнослужащий с выделявшимися на бритом лице пейсами, растолкав других, подскочил к полковнику Шмуэлю, обнял и поцеловал его в щеку.