— А вы? — спросил я у других.

— То же самое, — отозвались они. — Вот у нас где это сидение. Они явно не испытывали сомнений в том, каков будет исход

столкновения. Они не проиграют.

Когда мы ушли, я сказал майору, что, похоже, солдаты на передовой могут преподать тылу пример высокого морального духа. А ведь этим людям завтра, возможно, придется взглянуть в лицо смерти.

— Если бы все так думали, — заметил майор. — Премьер-министр и министр обороны Леви Эшколь, приехав сюда, спросил меня, почему танкисты столь самоуверенны. Я показал ему «Паттоны» и парней, но это произвело на него странное впечатление. Самое печальное, что в конце он сказал: «Цолл мир нур нит бедахрфн» («Будем надеяться, что нам не придется пускать их в действие») [89]. Конечно, он имел в виду «Паттоны» и парней.

Контраст между настроениями в бригаде «D» и теми, что превалировали в правительстве и в народе, был значителен и очевиден. Все то, что вызывало колебания и сомнения, страх и панику у гражданского населения, лишь повышало боевой дух личного состава бригады «D» и укрепляло в нем понимание того, что война неизбежна и что это война — война за выживание.

Наводчик Шмуэль Бар из Беней-Брака, служивший в батальоне Б-10, сказал мне: «Для меня это война не на жизнь, а на смерть. Если мы не победим, мои родители лишатся дома».

Я чувствовал, что бригаду пронизывает с трудом сдерживаемый гнев — гнев, корни которого уходят во времена нацистского Холокоста. Люди, казалось, говорили: «Никогда больше евреев не будут изгонять, никогда не будут терзать, мучить и убивать». На протяжении лет никто не воспринимал всерьез угрозы Абд-эль-На-сера и сирийских лидеров «сбросить Израиль в море» и прочие дьявольские призывы арабов к уничтожению Израиля. С тех пор, как появился ЦАХАЛ, на который Израиль полагался как на силу сдерживания, люди реагировали на угрозы арабов, как будто они доносились из-за высокой, неприступной стены.

Теперь способность армии защитить страну ставилась под сомнение, казалось, что неприступная стена рухнула, а арабская пропаганда на фоне концентрации египетских войск на Синае приобрела новое, зловещее значение, напоминавшее о Холокосте в Европе. И именно эта ассоциация вызывала гнев солдат.

Вновь и вновь израильская молодежь возвращалась мыслями к тому, что случилось тогда в Европе. Как оказалось возможным уничтожение сотен тысяч, миллионов евреев, которые шли на убой, как стада скота, не пытаясь сопротивляться, даже не плюнув в физиономии убийц?

Ответ пришел к ним в мае 1967 г. спонтанно. Евреев Европы некому было возглавить, объединить и направить, у евреев Израиля есть ЦАХАЛ. В него стеклись все закаленные изгнанники с Запада и Востока.

Память о прежних страданиях, которая толкала горожан в лавки и магазины, заставляя мешками закупать продукты, пробуждала в прибывших в свои части военнослужащих волю к борьбе. Те, кто в Освенциме беспомощно стоял перед мучителями, когда те выкалывали им лагерные номера, здесь превратились в львов. Если быть более точным, армия не только давала такой настрой, но армия, как крепкий костяк, надежная основа, объединяла всех способных воевать в едином порыве. В ЦАХАЛе рождалось ощущение, что есть нечто, надежно сплачивающее народ. Когда 28 мая премьер-министр спотыкался и заикался, обращаясь к гражданам с речью, один сержант, который слушал транзистор, лежа под маскировочной сеткой, произнес: «Леви, сын Деборы, давай-ка поговорим!»

Воля к борьбе охватила весь ЦАХАЛ, и это единодушие в стремлении к цели неизбежно чувствовали вожди политических партий. Им пришлось сформировать Правительство национального единства, в котором министром обороны стал генерал-майор Моше Даян. Даян был символом побед ЦАХАЛа. Перед своим назначением он, облачившись в форму генерал-майора, посетил армейские лагеря, и, где бы он ни появился, солдаты и офицеры встречали его радостными возгласами и аплодисментами. Это был человек, который расщелкал арабов как орешки: иорданцев и сирийцев в дерзких карательных рейдах десантников, а египтян — в молниеносной Синайской кампании.

30 мая Абд-эль-Насер продемонстрировал, что его цилиндр фокусника еще не опустел. Король Иордании Хусейн, архивраг Насера, перелетел из Аммана в Каир на личном самолете и подписал с Египтом договор о взаимной обороне, по условиям которого в случае войны иорданская армия встанет под командование Египта. Таким образом кольцо вокруг Израиля сомкнулось. Если Израиль по-прежнему будет тянуть время и сомневаться, к арабскому альянсу присоединятся даже не арабы. Недавно установленные Израилем связи с Азией и Африкой оказались под угрозой. У друзов есть поговорка, которая гласит: «Мы — с тем, кто победит». Такую философию разделяют народы Востока и не только они.

Правительство национального единства было сформировано 1 июня, и генерал-майор Даян получил в нем портфель министра обороны. До того Даян склонялся к мысли, что правительство и общество готовы примириться с блокадой Тиранского пролива, рассматривая это более как удар по экономике, вред от которого будет компенсирован изобретательностью и терпением евреев. Теперь же он не собирался прислушиваться к мнению, которое никогда не примет и с которым никогда не согласится армия.

В пятницу 1 июня генерал-майор Даян приехал в Министерство обороны в белой рубашке за рулем своего зеленого «Сааба». Он сделал это еще до того, как принял присягу в Кнессете. Друзьям, приветствовавшим его в министерстве, он сказал: «Народ избрал меня», и был совершенно прав.

Его назначение министром обороны стало результатом давления общества и выражения желания людей, служащих в вооруженных силах. С этой точки зрения, будет правильно утверждать, что в трудный час кризиса народ взял судьбу в свои руки. Люди хотели войны и хотели вести ее со всей яростью, на какую только были способны.

Батальон D-10 бригады «D» был сформирован в 1948 г. и являлся первым танковым батальоном ЦАХАЛа. Его создателем стал генерал Ицхак Садэ, «Старик», также основавший Пальмах — ударные части Хаганы. Первым командиром батальона был майор Феликс Беатус, который в то время говорил только на польском и русском языках.

Батальон состоял из шести рот, лишь две из которых являлись танковыми — так называемые «русский» и «английский» эскадроны. На вооружении «русской» роты стояли французские танки Гочкиса образца 1935 г., укомплектованные людьми, уверявшими, что у них есть опыт службы в бронетанковых войсках восточноевропейских стран. Говорили в этой роте по-русски. На вооружении английской роты имелись два танка «Кромвель» и один «Шерман», которыми Хагана обзавелась, «позаимствовав» у Британской армии, когда та покидала Палестину[90].

Батальон успели сформировать всего за одну неделю, в течение первого перемирия во время войны 1948 г. Проблем хватало, но самой серьезной являлась связь. Феликс говорил по-русски с комбригом Садэ. Но полковник Шаул Иоффе, начальник оперативного отдела штаба бригады, не понимал ни по-русски, ни по-польски — кроме иврита он знал только идиш. Феликс же происходил из семьи эмигрантов и не владел даже идишем. Но он немного знал немецкий и говорил с Иоффе по-немецки, тот же отвечал ему на идише. Феликс Беатус не знал ни слова по-английски, и чтобы командовать англо-говорящей ротой, вынужден был пользоваться помощью переводчика. Никого, одновременно знавшего и русский, и английский, не нашлось, и Беатус прибегал к услугам двух переводчиков, один из которых переводил с английского на идиш, а другой с идиша на русский.

Первым боевым крещением батальона стала атака на аэропорт в г. Лод