— Парни! — обратился к бойцам сержант. — Да проснитесь же вы! Считайте, что у нас пикник на берегу моря!

Голоса стали бодрее. Шалом Коган, Дахан, Хаим Леви, Шитреет, Мишла, Иосиф Альбац (позывной «Булоц-1»), Иегуда Альбац («Булоц-2»), Менаше Манцур, Гуата, Авнер Гольдшмидт, Моше Рабинович, Ицхак Шабаци и другие — уроженцы Марокко, Ирана, Турции, Европы, Ирака, Йемена и Израиля. Все присоединились к общему хору.

На рассвете вторника, 3 ноября, трактора, везшие оборудование для укладки дороги, приступили к работе и медленно приблизились к месту, где им предстояло миновать исток реки Дан. Полугусеничные бронемашины разведки двигались впереди. Саперы шли перед бронемашинами и тракторами с миноискателями. Капитан Шамай следил за ними в полевой бинокль с наблюдательного пункта. Машины разведки постепенно приближались к повороту. Шамай видел позицию противника в Нухейле. Два танка (это были немецкие танки) находились в орудийных окопах, из которых виднелись только их башни и пушки. За домами прятались еще два безоткатных орудия. Шамай обратил внимание на то, что позиции средств ПТО не изменились со вчерашнего дня и что 81-мм минометы и пулеметные гнезда остались на прежних местах. Автоматчики тоже сидели в тех же окопах.

Когда сирийцы открыли огонь по машинам патруля разведки и шедшим впереди саперам, часы Шамая показывали ровно 12. Чтобы обеспечить израильтянам возможность вернуться, следовало подавить огонь противника. Это была его работа. Шамай отдал по рации команду:

— По машинам!

В считанные минуты «Центурионы» выдвинулись на огневую позицию, рассредоточившись на расстояние не более пятидесяти метров друг от друга. Находившийся слева танк должен был открыть огонь первым, он навел орудие на противотанковую пушку. И пошла потеха. Засвистели снаряды, посыпались осколки, поднялись клубы пыли и дыма. Сирийские 81-мм минометы на Тель-Хамре, танки и легкие орудия на Баниасских высотах, 120-мм минометы с Тель-Азазиат и оба врытых там танка — все включились в перестрелку. Вступила в действие и израильская артиллерия.

«Центурионы» палили беспрерывно, после каждого выстрела перед ними вставали клубы пыли, поднятой ударной волной и выбросом газов. Бронебойные снаряды, выпускаемые 105-мм пушками, неслись к цели со скоростью более 1400 метров в секунду. Если они попадали в цель, то поражали ее в доли мгновения, прежде чем успевала осесть поднятая выстрелом пыль. Долго еще воздух полнился дымом, пылью и крепким запахом пороха. Осколки минометных мин сыпались на Тель-Дан, и металл смешивался с градом камней и обломков скал. Дуэль продолжалась полтора часа, а потом наблюдателям ООН удалось добиться прекращения огня.

Потери ЦАХАЛа составили восемь легко раненных, два подбитых трактора и бульдозер. Генерал Таль, только два дня назад занявший пост командующего бронетанковыми войсками, поспешил в Галилею. Он прибыл к Тель-Дану спустя несколько часов после окончания артиллерийской дуэли.

— Сколько подбито сирийских танков? — таков был первый заданный им вопрос.

— Ни одного, генерал! — отрапортовал подполковник Ошри.

— Ни одного?

— Один, возможно, слегка поврежден, генерал.

— Их танки стреляли все время?

— Мы не заставили замолчать ни один танк, генерал. Сирийцы еще продолжали стрелять, когда мы уже перестали.

— Сколько снарядов выпущено?

— Восемьдесят девять, генерал.

— Будет проведено расследование! — заявил Таль. В кругах ЦАХАЛа инцидент в Нухейле рассматривался как поражение. Начальник штаба генерал Рабин говорил друзьям, что те, кто утверждал, что вражеские позиции можно подавить точным настильным огнем орудий «Центурионов», заблуждались. Тут вмешался генерал Таль.

— Ваша критика слишком сурова, и, на мой взгляд, направлена не в ту сторону, — заявил он друзьям-генералам. — Как раз наоборот, с помощью прицельного настильного огня 105-мм пушек британских «Центурионов» подавить позиции неприятеля можно. Но Нухейла показала нам, что ЦАХАЛ к этому еще не готов.

Расследование пришло к выводу, что, несмотря на превосходство в числе танков, высокую точность боя британских пушек, возможность заранее определить местоположения целей и расстояние до них, взвод достиг весьма незначительных результатов, и причина заключается в человеческом факторе, главным образом, в недостаточно эффективном руководстве.

Генерал Таль созвал на совещание офицеров бронетанковых войск от подполковников и старше. Это было первое совещание со старшими офицерами, которое он проводил в роли командующего бронетанковыми войсками. Он разобрал с собравшимися опыт инцидента в Нухейле. Главным, на что он обратил внимание офицеров было: вражеские танки — первая цель наших танков.

Капитан Шамай вернулся домой вечером в пятницу. Нава, его жена, бросилась к нему с распростертыми объятиями, но он встретил ее холодно и поспешил к кроватке шестимесячного сына Итая. Мальчик спал, и Шамай долго стоял, глядя на него, затем пошел переодеваться и мыться. Когда он вернулся, сын проснулся, и он взял его на руки. Нава чувствовала, что что-то не так.

— Что случилось, Шамай? — спросила она.

— Ничего, — сказал он.

Шамай играл с сыном и явно не собирался отправляться к деду и бабушке в Рамат-Ган, куда неизменно ездил каждую пятницу, если только не находился на учениях.

— Едем к дедушке и бабушке?

— Нет, — буркнул он.

Шамаю было полтора года, когда в 1940-м его отца, Шмуэля Каплана, члена «Лохамей Херут Исраэль»[98], арестовала британская полиция. Сначала его поместили в лагерь в Мацраа, затем в лагерь под Латруном, а потом в тюрьму в Акре. Наконец он был депортирован британцами в Эритрею. Во время войны его семью уничтожили нацисты в Польше. Отца освободили в 1947 г., когда Шамаю было восемь с половиной, и Шамая воспитывали мать и ее родители, к которым он был очень привязан.

— Что случилось? — спросила Нава.