кивает. - Совсем, значит, простой стал, как три рубля. Формулы забыл, работы свои забыл, читать-писать разучился… - И не говори! - слезу утираю. - Был человек - и нету… - Ах, ах! - головой качает. - Что ж я, неразумный, наделал! Какого ценного работника упустил! Доктора наук! Да если бы он только статейку тиснул: 'Миром правит Стылый Дьявол', все бы сейчас же в меня уверовали, и силы мои утысячерились бы! Так? Пожимаю плечами. - Тебе видней. - Ну еще бы не так! Доктору-то каждый поверит! А деваться ему некуда, потому что сынок его любимый жив и обратно на иглу не садится лишь при одном условии… - Я свою часть договора выполняю! - Об чем разговор! Конечно, выполняешь! На каждом углу трындишь о темных силах!.. И меньше всего хочешь, чтобы тебе поверили! - Такого пункта в договоре нет! Достал он меня уже своими подначками. Добро бы этот разговор у нас был первый. Каждый раз одно и то же! Да, я обманул его. Кинул, как теперь говорят. Я сумел стать ненужным, совершенно бесполезным для него, не нарушая договора. У него нет формального повода мстить мне и моему сыну. И он не мстит. Видно, и впрямь дьявол не всесилен, пока в него не верит подавляющее большинство людей. Он заманивает нас поодиночке, чтобы мы заманивали других. Но я не хочу быть вербовщиком Стылого, я знаю, чем это кончится. И я нашел способ. Впрочем, его многие нашли - те, кто неожиданно бросил науку, литературу, всякие там кисти, ноты, просто любимое дело и спился, скололся, торопливо прикончил сам себя, чтобы не служить вот этому, сидящему на кочке. Миша, например. Земля ему пухом… - Объегорили, - вздыхает Стылый. - Из-за вас, алкашей, и я должен по помойкам шататься… Глаза его вдруг снова разгораются желтыми звездами. - Только смотрите, убогие, как бы вам самих себя не перехитрить! Вы все думаете, что можете распоряжаться собой. Захотел - продал душу, захотел - пропил. Наивные! Так никогда не бывает! - А как бывает? Очень он мне надоел. Выпить бы чего-нибудь… Я представил, как присасываюсь к пахучему горлышку семьдесят второго портвешка… и меня тяжко вырвало прямо на драные мои ботинки. Дожил, блин! - Вот так и бывает, - кивнул Стылый. - Пьет человек, пьет, а потом раз - и перестает… быть человеком. И что это за новый зверь такой, о чем думает, кто у него хозяин - пойди узнай… Меня передернуло. Не так от страха, как от холода. На что-то намекает, гад, а на что - не пойму… Отвязался бы уже, что ли, пустил душу на покаяние… - Сегодня мы беседуем в последний раз, - вдруг сказал он и, заметив мою тревогу, добавил: - Не беспокойся, договор остается в силе. А про темные силы можешь больше не врать… Я смотрю на него во все глаза. Что он еще задумал? Стылый наклоняется ко мне, говорит, понизив голос: - На прощание хочу открыть тебе маленький секрет: не бомжи и не доктора наук заставляют людей поверить в Дьявола. Это может сделать только один-единственный специалист. Страх. - Чей страх? - Не важно чей. Любой человек, когда ему страшно, принадлежит не себе, а мне. Когда страшно всем - мне принадлежит мир. Больше я терпеть не мог. Замерз так, что злость взяла. - Извиняюсь, конечно, Стылый, но тут ты просчитался. Ни черта мы уже не боимся! За всех людей говорить не стану, а наших, лесопарковских, ничем тебе не пронять! Сам не видишь, что ли? Чуть что не по нам - сразу зубами в глотку… Он вдруг расхохотался. - Ишь ты, племя какое завелось от сырости! Черта не боятся! Видно, и правда обвели меня вокруг пальца! Что им горе да беда, да злые холода… Он обвел взглядом черные холмики пустыря. - М-да… Пора ваш палаточный городок убирать отсюда… Холода-то нешуточные идут… Гляди-ка ты - беспокоится. Прямо - отец родной! - Так ведь теплые места все заняты, - говорю. - Нам, больным да чахоточным, в котельную бы надо, по крайности - в теплотрассу. - А ты разве больным себя чувствуешь? И тут я вдруг понимаю, что несколько дней уже в груди не свербит, озноба нет и даже про ногу свою калечную как-то забыл. - Да нет вроде, сейчас-то ничего… - А будет еще лучше! - Стылый рукой машет. - Котельная вам теперь не нужна. Любая нора сойдет, а нор таких в городе - навалом! Да вот хотя бы метро взять… Ха! Нечисть, нечисть, а дурак! - В метро, - говорю, - к вашему сведению, мафия. На каждой станции пацаны крышуют. Только сунься бомж без патента - костей не соберет! - Да тебе станции и не нужны, - толкует. - В тоннелях куда уютнее. И свету меньше. Считай - готовая нора! - Нора - это хорошо. Да главное ведь - кормежка. Но Стылого, видно, так просто не собьешь. - Уж где-где, а в метро-то жратвы - хоть отбавляй! - говорит. - Полные поезда! Встал и пошел… Добыча велика и тяжела… Это верно. Полдня тащу, все больше в зубах аж шея болит. Запаха, впрочем, вполне обыкновенного. Да и на вкус вроде ничего. Жаль, распробовать толком некогда, потому как за мной, кажется, идут. Чувствую, что так, да иначе и быть не может - наверняка кто-то видел, как я добычу рвал, как в траву ее потащил… Догонят - отберут, а она ведь моя, законная. Значит, надо успеть залезть в нору. Нора - это дом, да не такой дом, как клетка - туда десять шагов да обратно десять. Нора свобода! Куда захотел, туда и двинул. В любое время. Вся добыча - твоя, никому отдавать не надо. Житуха! Только бы успеть… Конечно, не я один такой умный, скоро все наши по норам попрячутся от прежней-то жизни, ну да это не страшно. Мест всем хватит! Жратвы бы только хватило, чтобы друг с другом не драться постоянно. Тогда - что же? Я и дружить готов, особенно с гладкой какой-нибудь бабешкой. Снюхаемся, поди… Что это там? Ага! Холм с трубой! Ну все, считай, добрались. Где-то здесь должен быть лаз в мою новую нору. Юркнуть туда, и привет семье! Ну, еще чуть-чуть! Да не цепляйся ты! Без зубов можно остаться с тяжеленной такой добычей.. Ага, вот он и лаз. Ого! А вон и погоня! Ишь как шпарят - прямо по полю, фарами во все стороны стреляют. Опоздали, псы драные! Я, считай, дома и в полной от вас безопасности. Ни за какие бабки менты за мной в нору не полезут, жить-то не надоело им, правильно? Стоп. Что такое? Решетка. Вот не было печали! И машина фырчит совсем близко, светом по холму елозит. А ну как углядят? Стрелять начнут, гады!.. Сейчас-сейчас, надо припомнить… Да! По углам решетки такие штучки круглые с прорезью - их надо крутить, пока решетка не отвалится… Рано радуетесь, паскуды! Я с вами еще посчитаюсь за все, что недоедено, недопито! Встретимся, когда потемнее будет… Ну, вот и готово. Теперь быстро - добычу пропихнуть. Эх, Нинка, Нинка! Тоща ты была при жизни, а теперь вот еле-еле в нору входишь. Как же я тебя дальше потащу? Пожалуй, там, поглубже, надо будет шкурку с нее содрать. Ни к чему добыче все эти трусы-платья… А туфелька-то одна до сих пор на ноге держится! Да, Нина, пофасонила ты в этих туфельках от школьной своей юности, через ларьки да котельные, через лесопарк - до самой моей норы. Ну и хватит. Дальше без них пойдешь, вот только перехвачусь поудобнее, а то всю шейку твою сухощавую изгрыз, головенка скоро отвалится… Ботинки-то и самому пора скинуть, зачем они мне там? Да и штаны тоже хвосту расти мешают. Ну, вперед, Нина, добыча ты моя! Чуешь, дух-то какой здесь? Теплый, уютный - живи да радуйся! Прямо жалко, что ты не дожила… Только вот грохочет чего-то впереди. Ах, ну да, это же этот, как его?.. Поезд! Тьфу, все слова перезабыл! Да они мне больше и не понадобятся… Вон еще решетка. Ну-ка, глянем… Э! Да там людей полно! На платформе стоят, сюда заглядывают, морды кормленые у всех. Твари… Подобраться тихонько, ухватить одного с краю - и назад… Хоть Стылый и говорил, что еды здесь полные поезда, а запас никогда не помешает. Вот обживусь, с соседями познакомлюсь, плодиться, глядишь, начнем… Наберу хорошую стаю, тогда и до поездов очередь дойдет. Погодите, сволочи сытые, натерпитесь вы у меня страху! Посмотрим тогда, кому принадлежит этот мир!
Владимир Аренев. Хижина дядюшки Сэма
Я старался делать все, что мог,
Не просил судьбу ни разу:
'Высвободи!'
И скажу на самой смертной исповеди,
Если есть на свете детский бог:
'Все я, боже, получил сполна.
Где, в которой расписаться ведомости?
Об одном прошу: спаси от ненависти.
Мне не причитается она'.