Сидящая передо мной превратилась в восьмилетнего ребенка с толстой книжкой с яркими картинками на коленях. - Здравствуйте… - Что читаешь? - 'Диких лебедей'… Моя любимая сказка. Хотите, я и Вам почитаю маленький отрывочек, мне очень нравится… Надеюсь, Вам понравится тоже. Я тоже любила в детстве сказки Андерсена. И особенно эту, щемяще-нежную, про прекрасную принцессу Элизу и одиннадцать ее братьев. Сейчас я усмехнулась той своей любви к сказке и удивилась подвигу матери Элизы, рожавшей, как крольчиха, по ребенку ежегодно… Неудивительно, что в конце концов она все-таки скончалась! Да ее бы в книгу рекордов Гиннеса занести, эту святую женщину! Я опустилась на пол рядом с девочкой и приготовилась слушать старую добрую сказку про то, как в одной далекой стране… Девочка слегка нахмурила брови, потом улыбнулась заискивающе и сказала: - Можно, я только не с начала начну… Я начало уже прочитала… - Валяй…То есть, конечно, читай откуда хочешь, я и так послушаю… Вас немного, птицы, братья, Горькое звучанье… Вам Полета - мне дождаться Моего Призванья… Пересчет - не досчитаюсь - Боль - спиралью… Перелетные… Пытаюсь Влиться в стаю. Но бескрылой - не подняться, Не сразиться, С ветра силой не равняться И не слиться. Это была не сказка. Точнее, совсем не та сказка, какой я ее помнила. Это были стихи - нет, даже песни, легкие, завораживающие, нежные. И живые. Исповедь Элизы, Принца - и Мачехи, взошедшей на престол, но потерявшей любовь Королевы. Девочка дочитала сказку до конца. Я еще раз посмотрела на обложку книги - Андерсен, 'Сказочные истории'. Распустившиеся розы и озорной Оле-Лукойе. У меня в детстве была точно такая же. Я заглянула в текст, он тоже не сообщил мне много нового: 'Далеко-далеко, в той стране, куда от нас на зиму улетают ласточки, жил Король… У него было одиннадцать сыновей и одна дочка, Элиза…' - Что это было? Откуда эта сказка? Ты ее сама придумала? - Вы же видите, это Андерсен, 'Дикие лебеди'… А что, Вам не понравилось? - Понравилось… - Ну, тогда до свиданья, мне надо идти. Спасибо, что послушали меня - иногда так хочется с кем-нибудь поговорить. Можно, я сделаю Вам подарок? Девочка протянула мне руку - в ней лежало что-то маленькое, зеленое. Связанная крючком шапочка - из 'ириса', кажется. У этих ниток для вязания такие забавные цветочные названия… Милая и уютная такая шапочка. Я улыбнулась и примерила подарок. Получилось славно, и шапочку снимать я не стала… Она поднялась с пола одним движением, словно котенок, перехватила поудобней книжку и вышла из комнаты. Я тоже машинально поднялась, нашла на полке мою любимую 'Алису в стране чудес' и вернулась в первый зал. - Ну что, Ирина, познакомились с Элизой Брониславовной? - Элизой Брониславовной? Значит, ее зовут Элиза? Тогда понятно, почему она так любит эту в сущности глупую сказку со счастливым концом… Они жили долго и счастливо и умерли в один день, отравившись некачественной водкой. Сколько ей лет на самом деле, этой вашей принцессе Элизе? - Ну, Ирин, я слишком хорошо воспитан, чтобы задавать такие вопросы дамам. Скажем так, хорошо за тридцать… Элиза - что-то вроде местного приведения, она часто сюда приходит, но почти ни с кем не разговаривает. Иногда что-нибудь вяжет, потом раздаривает свои шапочки и носочки редким посетителями библиотеки… - Элиза, однако… Вяжет и мало говорит. Это диагноз, доктор, Вам не кажется? - Говорят, что Элиза знает выход отсюда, и эти ее маленькие подарки - ваш тоже - именно то, что в ищете. А что касается сказки… Впрочем, разговор с ней должен был продемонстрировать Вам одну простую вещь. Она ведь читала вам сказку? Я улыбнулась. Читала-читала. Вполне себе сказочка, хотя я до сих пор не могу понять, что же мне должен был продемонстрировать сей литературный шедевр? Я всегда не любила недомолвки и игры- головоломки… - В этом-то все и дело, Ирина. Это не книги хранятся в нашей библиотеке - это лишь воспоминания о книгах тех людей, которые сюда попали… Вы действительно хотите посмотреть? Я удивленно кивнула. Обвела зал глазами - море поэзии, Цветаева, Блок, куда меньше прозы, в основном современная и курс школьной программы, а в блоке 'Техническая литература' всего одна-две книги и журнал 'Юный техник' за восемьдесят какой-то год… Я, даже, кажется его читала - презабавнейшая статья про то, как в домашних условиях смастерить паровую машину. Мечта Карлсона какая-то, а не журнальчик. Книжник грустно улыбнулся, протянул руку и достал с полки первый попавшийся том. - Вы любите Шолохова, Ирина? Смотрите, нам попался его 'Тихий дон'… Я посмотрела на книжку с ужасом. 'Тихий Дон' я терпеть не могла, и даже в рамках школьной программы осилила его лишь до тридцатой страницы, а потом молила Бога, чтоб он не попался мне на экзамене. Я честно призналась в этом библиотекарю. Он посмотрел на меня сквозь стекла очков укоризненно, но священное буддийское писание весом в полцентнера отнимать не стал. - Что ж, тем лучше… Пример будет весьма показательный… Откройте книгу, Ирина. Я открыла книгу. Передо мной поползли до скрежета знакомые и нелюбимые строчки, складывающиеся в слова, предложения, абзацы. - И что? 'Тихий Дон' как 'Тихий Дон'… У меня дома такая же книжка была, только без библиотечного клейма… - А Вы перелистните на Вашу любимую тридцатую страницу… Листать пришлось не до тридцатой, а аж до сорок первой страницы. Я мучительно и болезненно вспоминала, восстанавливала по крохам в памяти тот текст, который сейчас видела на бумаге. Но с середины сорок первой страницы книга была пуста. В ней не было ни единой строчки, ни единого знака препинания… - Видите, Ирина? Дело в том, что Вы 'Тихий Дон' даже не читали… А вот я его очень люблю… Он взял у меня из рук фолиант, и по страницам быстро-быстро побежали строчки. Они складывались во все эти сотни недостающих абзацев, страниц, глав. Я улыбнулась - ба, да мой библиотекарь действительно редкий поклонник Шолохова, чего обо мне уж точно не скажешь. - Хотите, почитаю Вам вслух, Ирина… Только не обессудьте, это будет несколько вольный пересказ Шолохова, в моей интерпретации, так сказать… Я рассмеялась. Шолохов в вольном пересказе библиотекаря из Города Мертвых - это вам не фунт изюма. Это уже что-то с картинок Босха и из творчества достопочтимого Эдгара Алана По. Впрочем, напрашивается еще волей неволей еще один неприятный для меня вывод… - Спасибо, не надо. Я Вас поняла… Значит, в книгах ответа нет. - Ну почему же, Ирина, есть. Только надо очень внимательно читать между строк - и выход наверняка найдется. Главное, отыскать нужную книгу… Я взглянула на заполненные ряды полок, вздохнула и осознала, что у меня читать между строк не получалось никогда. Даже когда мне за это доплачивали в виде премий к журналистским расследованиям. Потянула на себя журнальчик 'Юный техник' - он тоже был пуст, только не развороте красовалась поразившая когда-то мое воображение модель паровой машины. И надпись, мной же сделанная на полях из какого-то детского озорства - ' если машина ездит на пару, это не машина, это чайник…' Если литература собрана из ваших персональных воспоминаний, это не литература, это макулатура. Я тяжело вздохнула и сказала: - Нет, пожалуй, читать мне не хочется совершенно… Я вот только возьму у вас 'Алису'… Пусть это даже всего лишь мое воспоминание о ней. Я вспомнила свою Алиску - яркую, веселую, жизнерадостную - и мне стало грустно. Как она там, красавица? Увидимся ли мы с ней когда-нибудь еще, на каком-нибудь излишне запутанном перекрестке миров… Тьфу ты, блин, это на меня библиотека так влияет, что ли? - Что ж, Ирина, Ваше право. Впрочем, у меня есть для Вас подарок, тоже своего рода воспоминание о книге. Искренне надеюсь, что вам оно понравится… Старик вытащил откуда-то из под прилавка тоненькую книжечку в темно-сером переплете. Я машинально протянула руку, взяла - по пальцам прошелся легкий холодок. Книжка, хоть и тоненькая, была тяжелой. Я взглянула на обложку. 'Ирина Шереметьева. Беллетэйн' Так… Прощальный, значит-ца, подарочек. Что ж… Бумага была хорошая, плотная, скользкая на ощупь. Сборник явно дорогой, хоть и тоненький, насколько я разбираюсь в издательском деле. И стихи - мои стихи - на этой дорогой, качественной бумаге - такие уверенные в себе, будто имеют право быть напечатанными. Детские, юношеские, немногочисленные уже взрослые - все вперемежку… Кассандра. Твой голос тонок, И ломок, как лезвия трав - Кричавший во сне ребенок Тоже по-своему прав. В песочных часах мгновений Хватит ли на века? Кассандра, твои моленья Всего то лишь горсть песка. Кассандра. Услышь, изведай В словах своих - чернь да яд, Увидь же - не только беды, Но о другом - молчат. Поплачь, может, станет легче Что память - для ясновидца? Кассандра - была бы певчей, А стала - крикливой птицей. Кассандра. Молчи, проклятья Придуманы не для нас… Но разве отдать объятья И блеск агатовых глаз Так сложно или позорно? Что враг твой - всего лишь бог… Кассандра, побудь же вздорной, Не выучившей урок. Последние страницы сборника были девственно чисты. Так же, как незадолго до этого страницы книги Шолохова. Что это - место под стихи, которых я не помню? Или которые еще не написала? Угадай, кто я… Что ж, попробуем. Кассандра. Опять не верю В пророчество этих уст: Сулишь мне одни потери, И дом мой в виденьях пуст… А хочется-то - покоя, Ликера на дне бокала… Кассандра, скажи такое, Чего бы и я - не знала… - Что же мне теперь делать? Ждать? Молиться? Или… Искать того, кто нашел выход? Библиотекарь посмотрел на меня недоверчиво. Поправил очки. - Вы действительно хотите с ним познакомиться? Предупреждаю Вас, Ирина, он очень стар и немного не в себе… И еще… Мне стало неуютно. От ощущения надежды - уже потерянной было надежды. Мне так захотелось, чтобы это 'и еще' оказалось каким-нибудь пустяком, совсем маленьким пустячком, недостойным, чтобы быть упомянутым. - Что 'и'? Он умалишенный, маньяк, серийный убийца… Хотя это глупость, конечно, мы и так все тут мертвы… - Да нет, просто, мне