заморгала ресницами, казалось, готовясь заплакать, но через мгновение уже улыбалась и говорила: - Ты не сказал, кто такой котенок. Он живой? - Это такой маленький зверек. Ну, живое существо. Бывает разного цвета: серый полосатый, рыжий, белый, черный. Пятнышками. Бывает пушистый, бывает - нет. Ушки маленькие, усы есть. Хвост. - Красивый… - вздохнула Суок. - Я бы хотела одного такого. А здесь нет. Нет зверька. - Тут что, вообще никого нет? И ничего? Один коридор и вот эта комната? - Нет, почему? Хочешь посмотреть? Только у нас мало времени. - Как это - мало? - Ты скоро уйдешь, а я останусь одна. Но мы успеем немножко посмотреть на разное. Пойдем! И она схватила меня маленькой теплой рукой и потащила назад, в коридор. - А теперь мне не нужно идти следом? - осведомился я. - Теперь не нужно. Когда нужно, я скажу. Мы прошли по коридору буквально несколько шагов и проскочили в очередную незаметную дверь, оказавшись в огромном помещении высотой метров десять. Большая часть помещения была заставлена длинными рядами вешалок, словно в театральной раздевалке. На вешалках висела одежда, сотни платьев, шуб, пальто и курток. Стена прямо напротив входа представляла собой сплошное зеркало, а на свободном от вешалок пространстве стоял большой батут, как в цирке, только двухэтажный. - Это моя комната, - сказала Суок. - Ты здесь живешь? - Здесь я живу везде. Если правильно - это одна моя комната. Есть другая, третья, есть еще. Давай играть? Я пожал плечами: почему бы и не поиграть? Сон есть сон, чем еще тут заниматься… И мы полезли на батут. Кстати, прыгал я, как в натуральном сне: как бы плывя в воздухе. Обычно в снах так бежишь, особенно если кто то гонится - словно сквозь патоку… А тут - прыгал. Это оказалось очень интересно, мы держались за руки, словно дети, и визжали, когда подлетали к самому потолку. Суок потеряла свой берет, а я все время боялся, что упаду во сне с кровати. В одном из особенно высоких прыжков Суок бросило прямо на меня, и я ее обнял. В полете она подняла лицо, внимательно посмотрела на меня золотистыми глазами, и я ее поцеловал. Кстати, вот вам еще одно правило снов: если подворачивается легкая эротика, никогда не отказывайтесь. Это не в жизни, сон и есть сон. Поэтому я поцеловал Суок без зазрения совести, к тому же она была очень красивая, а мне всего восемнадцать лет как никак. И только тогда я понял, что я если и нахожусь во сне, то действительно - самую чуточку. Целоваться она не умела, но послушно прижала свои губы к моим. Я еще раз почувствовал, как от нее пахнет золотистым… кажется, все таки нектаром, цветочной пыльцой. Так мы в обнимку мягко опустились на батут, и Суок шепотом спросила, почти не отнимая губ от моих: - Что это, Валера? - Это называется целоваться, Суок, - прошептал я в ответ, будучи весьма сконфужен. - Это интересно, - сказала она и отодвинулась. - Игра? - Игра, - еще более смутился я. - Слушай, а зачем здесь так много одежды? - Это моя одежда. Я ее собираю. - А почему ты тогда одета в это вот… во все золотистое? - Так нужно. Это же Золотистый Замок, неужели ты не понимаешь? - Не понимаю, - честно сказал я. - Здесь много одежды, она вся твоя, но ты ее не носишь, потому что так нужно. А если ты наденешь вот то красное платье, например? Она пришла в ужас, словно я предложил ей кого то убить. Губы Суок задрожали, а на глаза навернулись слезы. - Ты что! - прошептала она.- Ты просто не знаешь! Это нельзя! Нельзя! И вообще, тебе пора уходить! Уходи! И я проснулся.
2
Весь день я таскался сам не свой, за что был тут же прозван в институте озабоченным. Сон или не сон? Или «чуточку сон», по определению Суок? Хорошо, допустим, я уснул и провалился «чуточку» в другое измерение. Почему в таком случае я нарвался на девчонку с именем героини «Трех толстяков» Олеши? К тому же неплохо, хотя и странновато говорящую по русски? Какой то ремейк «Маленького принца», что ли… Я мрачно пообедал, пошел к себе и заперся, рассудив, что способ проверить все есть только один: уснуть. В худшем случае, если ничего не получится, я просто хорошо высплюсь, и все дела. Хотя у меня так иногда выходит: если перед тем, как ложишься спать, начинаешь представлять себе вчерашний понравившийся и запомнившийся сон со всеми подробностями, ты можешь увидеть его продолжение. Я сообщил бабушке, что у меня болит голова и я решил немного вздремнуть, выгнал Ваську и, не раздеваясь, улегся на диван. Закрыв глаза, я попытался представить себе коридоры Золотистого Замка с их шашечным бело золотым полом, стрельчатое окно и… Суок. - Привет! - сказал знакомый голос. Я открыл глаза и увидел ее. Мы находились на том же самом месте, где я вынырнул вчера, - возле тумбы. Суок снова сидела на своем насесте, болтая ногами, и одета была точно так же: в свой пажеский костюмчик и башмачки, только к берету был приколот золотистый цветок, напоминающий астру. - Я тебя помню, - продолжала она, прямо таки сияя от счастья. - Ты Валера. Ты был здесь вчера. И ты вернулся! Никто не возвращался, а ты - вернулся! С этими словами она прыгнула мне на шею прямо со своей тумбы. Обняв меня, она потерлась носом о мою щеку и требовательно сказала: - А теперь поставь меня! Я осторожно опустил ее на шашечный пол. - Ты одет иначе. - Суок, закусив губу, внимательно разглядывала мои джинсы и футболку «Рибок». - Вчера ты был одет в такие интересные штаны… - Шорты. - Шорты… Но тебе было холодно, да? Теперь тебе тепло? - Нормально… Ты вчера на меня обиделась, Суок? - Я не обиделась. Я испугалась. Не говори больше о том, чего нельзя. - Но как же я буду знать? - Я тебе скажу: «Нельзя!» И ты перестанешь говорить. Иначе будет плохо. - Мне? - Нет. Мне. Она выглядела крайне озабоченной и серьезной, и я поспешил поклясться, что не буду говорить о том, чего нельзя. - Хорошо, - милостиво согласилась она. - А как ты попал сюда опять? Раньше никто так не делал. Никто не умел. - А я умею, - скромно поведал я. - Это не очень трудно. Я думаю, я могу часто приходить. Каждый день. - Это хорошо. Ну, пойдем играть? И мы пошли играть. Проходя по коридору, я снова обратил внимание на странные царапины на стене, но спрашивать ничего не стал: вдруг это из разряда «нельзя»? И мы снова прыгали на батуте, а потом, когда мы сидели на его краешке, Суок спросила: - А почему сегодня мы не целовались? Мне понравилось. Я осторожно чмокнул ее в щеку. - Я хочу вот сюда! - требовательно заявила она, подставляя губы. Я поцеловал ее - по детски, не раскрывая рта… Нет, мне все это очень нравилось, но я чувствовал себя неуютно. Все таки довольно маленькая она - теперь мне казалось, что и пятнадцати нет, да и совращать девчонку из сна не очень то удобно. Вернее, из сна как раз таки удобно, но я ведь лишь «чуточку» во сне. А это совсем другое дело. Хотя я в нее, наверное, влюбился. Сегодня Суок казалась мне не только младше, но и еще красивее, чем вчера. Я хотел было сказать ей об этом, как вдруг в коридоре, за узкой дверью, что то загрохотало, словно приближающийся поезд. - Тихо! - зашипела Суок и прижалась ко мне, закрыв лицо ладонями. Я обнял ее и стал гладить по худенькой спине, а шум за дверью нарастал, потом пронесся мимо и вроде бы затих в отдалении. На смену ему пришло странное шуршание, словно тысячи больших мотыльков бились в тесноте коридора. Что это? Те, кто царапает стены? - Что это? - спросил я, приблизив губы к ее уху. - Не спрашивай! - пискнула она и еще сильнее прижалась ко мне. Шуршание проскребло по двери, потопталось - как мне показалось - немного возле нее и исчезло там же, куда удалился «поезд». Мы сидели в полной тишине, и я подумал, как, должно быть, страшно здесь Суок. В этом золотистом одиночестве. - Что ты вообще здесь делаешь? - спросил я, когда Суок отняла руки от лица. Она ничего не ответила, размазывая по щекам слезы. Поправив свой беретик, Суок спрыгнула вниз с батута и, повернувшись ко мне, сказала: - Я здесь живу, Валера. - Давно? - Всегда. - Слушай, сейчас я тебя буду спрашивать. Если ты можешь ответить - отвечай. Если нельзя - отвечай: «Нельзя!» Ясно? Она кивнула. Я спрыгнул к ней и спросил: - Что такое Золотистый Замок? - Это… Золотистый Замок. Кажется, вопрос она не поняла или не могла понять. - Это здание? Дом? - Это Замок. Я не знаю, что это такое. Так называется. - Он большой? - Я не знаю. Нет конца. Я ходила далеко, но потом вернулась. Страшно. - Что находится снаружи? - Разное. Я не была снаружи, только видела. - Кто здесь живет? - Я. Больше никто. Иногда, давно, еще другие, но потом - только я. И ты… Я тщательно обдумал свой следующий вопрос и задал его без особенной надежды на ответ: - А кто здесь есть еще? Не живет - просто есть. Кажется, я начал подстраиваться под ее логику. Но даже если вопрос сформулировал точно, то в ответ заработал: - Нельзя! Нельзя, Валера… Она умоляюще смотрела на меня. - Ну, не бойся. - Я погладил ее плечу. - Пока я с тобой, тебя никто не обидит. - Это неправда, - сказала она. - Это неправда. Я хочу, чтобы так, но это неправда. - Хорошо. Я буду задавать вопросы дальше. Еда. Откуда появляется еда? - Еда? Есть комната. Я прихожу туда, там еда. Ты хочешь кушать? - Потом, Суок. Кто царапает стены? Кто шуршит? Ее словно током ударило. - Нельзя! Нельзя, Валера! Нельзя!!! С ней вот вот могла случиться истерика, и я понял, что это и в самом деле запретная тема. Тема, о которой Суок нельзя не только говорить, но и думать.
