У подъезда сидели старушки и смотрели на него, как вахтеры на проходкой. Борьба Васильевич замешкался, вытащил пропуск. Тьфу ты, это же не институт! Старушки проводили его многозначительными взглядами.

– Плохо дело, - пожаловался Макушкин. - Не везет.

Лифт угрюмо промолчал. Борьба Васильевич вошел в кабиву и нажал кнопку девятого этажа. Лифт помедлил, с забытым гильотинным лязгом сомкнул двери. Рывками пополз вверх.

– Что с тобой?

Кабина дрогнула и застыла. Верхний свет потускнел.

– Не шути, пожалуйста, - грустно молвил Макушкин.

Молчание. Ну вот, лифт тоже подвел. Друг называется…

Борьба Васильевич принялся нажимать разные кнопки. Безрезультатно. Попытался вызвать диспетчера - ни звука. И тут его осенило. Ха! Кристалл и должен быть черным! Он и не может быть иным, потому что состав насыщен молибденом. В шихту вводили трехвалентный европий. Так? Надеялись, что он перейдет в двухвалентное состояние. Он перешел, но при этом выделился избыток кислорода. А кислород, изволите видеть, поддерживает горение. Поэтому молибденовая “лодочка” окислилась, загрязнив расплав. Мелкие черные точечки в кристаллах - это молибден и его оксиды.

Борьба Васильевич оперся спиной о стенку кабины и опустился на корточки. Заныла укушенная икра. Вот ведь поганая собака! Тяпнула ни с того ни с сего человека. Может, бешеная? Нет, не похоже. Взгляд был осмысленный, пена из пасти не падала. Просто побитая, озлобленная собака. Ее можно понять. Сорвала злость на первом встречном, сняла, так сказать, нервное напряжение…

Так, а что делать со свободным кислородом? Естественная мысль - связать его. Подкинуть в шихту какую-то добавку, которая окисляется легче молибдена. Какую-то спасительную добавочку… Может быть, алюминий? Нет, не пойдет. Во-первых, он расплавится раньше шихты и стечет на дно “лодочки”.

Во-вторых, продукт окисления сам загрязнит состав. Алюминий ничуть не лучше молибдена.

Ага, вот как формулируется задача: добавка должна быть такой, чтобы ее оксид немедленно испарился из расплава. Углерод? А что, хороший восстановитель. Макушкин вовсе сел на пол, уткнувшись подбородком в колени. “Нет, - с сожалением подумал он, - углерод тоже не годится. Вместе с углекислым газом могут образоваться карбиды, которые вконец испортят кристалл…” Борьба Васильевич тупо смотрел на угол кабины, обшитый металлической рейкой. В полутьме она отливала тускло-серым цветом. Тускло мерцающий металл… В сплошных сумерках забрезжила слабая мысль. Она разгоралась, как утренняя заря - мощно, неудержимо, празднично! Она сверкала и переливалась всеми оттенками красного. Стремительно выкатилось солнце, разгоняя мрак и выжигая туман. Борьба Васильевич вскочил на ноги. Европий! Как он, старый дурак, мог перебирать варианты, когда у него в шкафу вместе с другими лантанидами лежит металлический европий! Такой увесистый слиток, покрытый тусклой пленкой оксида. Европий лучше алюминия и углерода свяжет свободный кислород и спасет расплав от загрязнения молибденом.

Надо сейчас же бежать в институт. Макушкин вскочил и грудью ударился о дверцы. Лифт все еще держал его. “Друг, - подумал с благодарностью Борьба Васильевич, - вовремя же ты остановил меня, дал возможность раскинуть мозгами…”

– Спасибо, - сказал он и погладил подделанную под дерево стенку кабины. - А теперь выпусти. Время позднее, не колотить же ногами.

Вспыхнул верхний свет. Лифт заурчал и сначала медленно, а потом все ускоряясь, пошел вверх.

На площадке девятого этажа было темно. Макушкин нашарил выключатель, щелкнул несколько раз. Опять лампочка перегорела. Ключ никак не попадал в скважину. Пришлось позвонить, рискуя навлечь Лёлино недовольство.

Дверь открылась. Из темной квартиры пахнуло ароматом духов. Вокруг шеи обвились теплые руки.

– Что? - жарко шепнула Леля. - Что-нибудь забыл?

– Н-нет… - неуверенно сказал Макушкин. - Темно на площадке.

Леля отступила. Зажгла свет в коридоре. Она была в ночной рубашке, волосы растрепались по плечам.

– Спала-а-а, - сказала она, зевая. - Почему раньше времени?

– Так получилось… Установку обесточили.

Леля смотрела какими-то странными глазами.

– Кушать хочешь?

– Вообще-то не отказался бы.

– Я кур сегодня купила, нормальные такие курочки. Сейчас согрею. - Леля суетливо прошла на кухню. - И чай есть индийский. Со слонами!

Борьба Васильевич заулыбался. Объятия на пороге, ужин да еще индийский чай! Разве это не лучшая награда за озарение в удачно застрявшем лифте?

Девятого мая Макушкин проснулся рано. Накануне они с Лелей провели вечер в институте. Годовщина Победы была отмечена торжественным заседанием, концертом, танцами и буфетом. Ветеранов войны осталось мало, они все поместились в президиуме. Борьба Васильевич оказался рядом с директором и чувствовал себя неуютно. Ему хотелось к Леле. Однако к жене он не попал даже во время концерта - места были заняты.

Сел в первом ряду.

Инструментальный квинтет, оснащенный усилителями, оглушал его; песни военных лет в современной трактовке не понравились. “Шульженко лучше”, - подумал Макушкин. Потом он устроился в уголке и смотрел, как Леля танцует то с Сидоровым, то с долговязыми парнями из лаборатории автоматики.

На сцене дергался патлатый мэнээс и завывал: “Синий, синий иней лег на провода!” Дергались пары в зале.

Танечка Петрова старалась растормошить Борьбу Васильевича, вытащила на вальс. Потоптался немного, махнул рукой и пошел смотреть на установку. Здесь было спокойно. Тарахтел насос, уютно мерцали плафоны. Уже шло охлаждение. Макушкин пытался разглядеть в смотровое окошко кристалл, но ничего не увидел. Придется потерпеть до завтра…

И вот завтра наступило. Борьба Васильевич вылез из спального мешка и быстро оделся. Часы показывали половину восьмого. Кристалл вынимать рано. Раскрыл свежий номер “Кристаллографии”, но чтение не пошло. Письмо, что ли, сыну написать?… Настроение нетерпеливого ожидания погнало его на улицу.

Чтобы убить время, пошел на вокзал за газетами. Киоск оказался закрытым, привокзальная площадь пуста. На высоких флагштоках колыхались знамена. В центре высилось что-то массивное, упрятанное под белым покрывалом. “Памятник погибшим солдатам, - вспомнил Борьба Васильевич. - Сегодня открытие. Сколько людей унесла та война! Самых смелых, самых умных. Ребята из разведки, отец, дядя Хусаин… Будь они живы - сколько бы сделали! Давно освоили бы солнечную систему, не говоря о Юпитере…” Макушкин взглянул на часы и заторопился в институт. Серебристая Татьяна сидела вместе с операторами и курила.

– А вы что не празднуете?

– Хочется кристалл посмотреть…

Борьба Васильевич не стал надевать халата. Выключил насос, напустил под колпак воздух. Медленно вывел “лодочку” из-под нагревателя. С едва слышным хлопком отошла приемная камера. Макушкин повернул ее на себя, выдвинул “лодочку”. Екнуло сердце: сверху кристалл был совершенно черным.

– О-о-о!… - разочарованно протянула Таня.

– Ничего, ничего… Может быть, это только поверхностное напыление…- Макушкик.поддел “лодочку” отверткой, обжигаясь, отнес на стол. Операторы были наготове. Ловко орудуя стамесками и молотками, принялись вылущивать кристалл из молибденовой “лодочки”, словно снимали шкуру с убитого зверя.

– Осторожнее, - умолял Борьба Васильевич.

– Отойдите, а то осколок в глаз попадет.

– И по бокам черный…

– Не черный, а какой-то в чернила макнутый…

– Сама ты макнутая!

Молибденбвая чешуя летела в разные стороны.