серьезный, хотя и юный специалист. Сняв халат, превращалась в серебряное облако. Туфельки казались выкованными из листового серебра, брюки отливали благородной чернью, в ажурной блузке просверкивали серебряные нити. Волосы и тени под глазами тоже серебрились.

Однако в любом состоянии перед доктором наук Макушкиным Таня стояла на цыпочках, не замечала причуд, безропотно выполняла просьбы, поила чаем.

– Нет, - сказал Макушкин, - добавку уменьшать нельзя.

– Тогда проведем фазовый анализ.

Они истолкли кусочек черного слитка в сапфировой ступке.

Часть пробы Танечка понесла - цок-цок серебряными копытцами - на рентген к Сидорову. Остаток Борьба Васильевич посмотрел под микроскопом. Крупинки ничем не отличались от обычного кристалла, если не считать чернильного оттенка и тончайших включений непрозрачного материала. Определить, что это такое, было невозможно.

Петрова вернулась после обеда.

– Не хотел брать, - пожаловалась она, надевая халат. - Смена, говорит, кончается.

– Да, это долго. Через неделю хоть обещал?

– Так я же результат принесла!

– Ну, вы прямо партизанка…

Из рентгенограммы следовало, что оксиды тория и европия в решетку кристалла вошли. Это было хорошо. А вот с черной вкрапленностью дело обстояло плохо. Из чего она состояла, как попала в кристалл, Сидоров сказать не мог. Слишком мелка…

Еще через несколько опытов Макушкин и Таня беспомощно разглядывали целый ряд смоляных кристаллов. Работы, плешь собачья, зашли в тупик.

С утра они готовили очередной опыт. По настоянию юного специалиста навеску оксидов уменьшили вдвое. В это время зазвонил телефон.

– Борьба Васильевич? Сегодня в десять подшефная школа организует встречу с ветеранами войны.

– Но…

– Считайте себя мобилизованным. После торжественной части вы идете в седьмой “Б”.

– Эксперимент…

– Наденьте боевые награды.

– Я не умею рассказывать.

– Давайте не будем срывать мероприятие!

Макушкин обреченно положил трубку.

– Борьба Васильевич, вы не волнуйтесь, - подбодрила Танечка.- Выступайте спокойно. Я загружу “лодку”, создам вакуум и буду медленно поднимать температуру.

– Даже не знаю, о чем говорить…

– Да вы что! Это же семиклассники, мальчишки! Расскажите, как ходили в разведку, как взрывали поезда!

– Я больше в медсанбате сидел.

– Ну и что? Все равно партизанили. Дети любят про подвиги. Расскажите, например, как вас ранило.

– Такого не было.

– А шрам на щеке?

– Так это… Это я дома. Гвоздь заколачивал. Молотка не было, пришлось топором. А он сорвался…

– Да? А я думала - осколок… Ну, все равно, расскажите о товарищах. - Таня критически оглядела шефа. - Домой зайдете?

– Зачем?

– Костюм сменить, награды приколоть. Заодно посмотрите на ботинки, у вас шнурки разноцветные…

День был безоблачный. Обочины зеленели молодой травкой, зелеными фейерверками распускались деревья. Грязь на улице подсохла, и Борьба Васильевич быстро добрался до своего многоэтажного красавца, который был отделен, от института длинной шеренгой частных домиков. Лифт, как обычно, ждал внизу.

– Ты чего? - недовольно спросила Леля.

– Да вот… одну штуку надо захватить. - Борьба Васильевич выдвинул ящик стола, достал картонную коробку с медалями. - Леля, у меня опыт задерживается, приду поздно.

– Когда?

– Не раньше одиннадцати.

– Ну и ужинай там. Не трогай, я намазанная…

Ветеранов в школе встретили тепло. Посадили в президиум, говорили разные хорошие слова. Ветераны смущенно улыбались и звенели наградами. Потом разошлись по классам. Осмелевший Борьба Васильевич рассказал о пулеметчике Хусаине Хасанове. Ребята оказались эрудированными. Мальчик с передней парты высказал предположение, что татары, воевавшие в витебских лесах, - это члены подпольной организации легендарного Мусы Джалиля, вырвавшиеся из плена. А одна очень красивая девочка связала крылатую фразу о турке Джиурдине с комедией Мольера “Мещанин во дворянстве”. В общем, Макушкин узнал много нового.

В институт возвращался размягченный. Как будто первый раз в жизни ощущал теплое прикосновение солнечных лучей, слушал птичий щебет, видел голубое небо. Горьковатый запах тополиных листьев заполнял улицу. Макушкин нагнулся и сорвал травинку, чтобы пожевать ее, как в детстве. Из подворотни вылезла собака. Она совершенно не гармонировала с весенним днем: большая голова с висящими ушами тряслась, в коричневой шерсти круглились грязно-белые пятна, кривые ноги подкашивались.

– Тебя обидели? - пожалел Борьба Васильевич.

Песик поднял невыносимо печальные глаза и оскалился.

– Не хочешь, чтобы жалели? Гордый…

Пес хрипло заворчал.

– Ну-ну, не буду…

Макушкин повернулся и сделал шаг. В тот же миг пес словно бы пролетел над землей и вцепился ему в икру.

– Ты чего?!… Отпусти!

Пес мотнул головой и еще крепче стиснул челюсти.

– Ах, плешь собачья! - Борьба Васильевич хлопнул по плешивой голове. - Дура!

Собака отскочила, припала на передние лапы и вызверилась.

Макушкин погрозил кулаком…

Неудачный день продолжался. К шести часам вечера установка вошла в режим. Расплав был хороший, бултыхался, как вода в кружке. Пока Макушкин выставлял под смотровое окошко начало затравки и набирал на программаторе задание, Татьяна написала в рабочем журнале пожелание ночной смене. Вдруг в лаборатории стало тихо - перестал тарахтеть форвакуумный насос. Сигнальные лампочки и плафоны погасли. Нет энергии. Таня уже набирала аварийный номер.

– Дежурный электрик слушает, - буркнул сонный голос.

– Почему обесточили?

– Не знаю… - Пауза. - Наверное, на подстанции…

– Быстрее проверьте!

“Если через десять минут не дадут энергии, - подумал Макушкин, - опыт пропал. Придется начинать сначала”.

Прошло пять минут. Семь… Зазвонил телефон.

– Слушаю вас.

– На подстанции вырубило автомат.

– Да?

– Через часок обещают починить.

Борьба Васильевич осторожно положил трубку на рычаг.