календарик с известным на всю страну портретом.

— Есть идея, — продолжал фотограф. — Сделать от имени города подарок. Картину с березками или не знаю что… Тем более он ведь из этих мест.

— Точно! — с удовольствием заметил главврач. — Наш человек! В этой больнице родился. Здесь в школу ходил.

— А подарите ее вы, врачи! Люди, живущие, как бы сказать, на острие социальных и экономических проблем. Вы, Сергей, как представитель данного славного племени и выйдете к Шлыкову.

Главврач усмехнулся.

— Он у нас аполитичный… Слышь, Серега? Скажешь там что-нибудь от нас, от души?

Гордин поднял глаза на фотографа, через силу улыбнулся.

— Конечно. Сделаю все, что смогу. Можно, я пойду? Посетители ждут…

Когда Гордин ушел, Савченко наклонился к главврачу и проговорил вполголоса.

— Ну, а вы утрясите вопрос с местными властями. А через них — со штабом Шлыкова…

— А что? Могут не разрешить? — огорчился главврач.

Савченко небрежно махнул рукой.

— Да разрешат… Формальность. Ну, не нам же договариваться? От народа должно все идти…

Главврач стал серьезным, на секунду задумался. Затем проговорил с чувством:

— Вот это верно! Только от народа!

Гордина уже ждала небольшая очередь. Люди оживились, принялись здороваться. Все смотрели на Гордина с надеждой, с уважением, и тот вдруг понял, что ему стало немного теплее в этот паршивый день.

Сергей открыл дверь.

— Ну, с кого начнем?

Нервы весь день были на взводе, и Гордин попробовал сегодня уснуть пораньше, но так и не смог. В темноте он лежал с открытыми глазами и слушал стрекот насекомых в саду.

Когда на улице раздались шаги и кто-то дернул дверь, он подскочил, едва не сбив головой полку.

— Сережа, это я! — раздался из-за двери знакомый голос. — Откройте…

— Оксана? Ты откуда здесь взялась?

Гордин высунулся и настороженно огляделся. Затем впустил девушку.

— Зачем ты пришла?!

— Ты мне совсем не рад? — Оксана легко и охотно перешла на «ты».

— Ты не понимаешь! — зашептал Сергей. — Тебе не нужно встречаться со мной, это очень опасно. И не спрашивай ничего.

— Я не буду ничего спрашивать, — просто ответила она. — Я все знаю. Я читала бумаги, которые ты принес…

— Где бумаги?! — похолодел Гордин.

— Не волнуйся, Сережа. Они у меня. Я их только спрятала получше.

Гордин схватился за голову.

— Ой, дура… Ну зачем?! Жила ты спокойно — и жила бы так дальше. Тебе нельзя в это лезть.

— Ну, уже залезла, что ж теперь… — она простодушно вздохнула. — Я только одно спросить хотела. Что с тобой сделали? Что с тобой будет? Скажи — и я уйду. Больше ничего не нужно.

Гордин протяжно вздохнул.

— Я скоро уеду, насовсем. Наверное, завтра. Ты не должна…

— Что с тобой сделали?! — требовательно переспросила Оксана.

— Хорошо, я скажу… Но только для того, чтобы ты поняла — это не игрушки. Это правда опасно.

— Я не дура. Говори.

Гордин присел на топчан, собираясь с мыслями.

— Я учился в институте. И решил заработать на испытании новых лекарств. Нас часто зовут, в этом ничего особенного нет. Просто съедаешь, например, порошок, а потом сдаешь анализы, кровь… Но там все было по-другому. Порошками, таблетками не обошлось. Платили все больше, поэтому мы не уходили. И подписку дали. А потом и вовсе в лаборатории поселились. Ждали, когда опыты закончатся и мы получим хорошие деньги… Но ребята начали умирать. Я сбежал.

— Но что они с тобой сделали? Ты болен?

— Я… — Гордин поднял на Оксану глаза и виновато улыбнулся. — Ты ведь все равно не поверишь.

— Тебе поверю.

— Я могу «видеть» пальцами. На ощупь, насквозь. И не только видеть. Могу убивать. Или, как выяснилось, лечить…

— Ужас…

— Думаешь, я просто так сумел помочь твоей матери?

— Я догадывалась, что не просто так. И теперь тебя ищут?

— Уже нашли, — горько усмехнулся Сергей. — И прихлопнули как муху. Поэтому тебе и нельзя со мной…

— Я не боюсь! — она присела рядом. — С тобой не страшно, потому что ты очень хороший.

— Нет, Оксана, я не хороший. Они поселили во мне зло. И оно очень скоро проснется.

— Нет! Не верю. Ты не можешь сделать ничего плохого. Бедный, тебе было больно, плохо, я знаю, я видела.

Оксана вдруг приблизилась к Гордину и порывисто обняла его. Тот слегка напрягся, но не оттолкнул.

— Не нужно меня жалеть. Ты ничего про меня не знаешь.

— Я знаю все, что мне нужно, — она тихо шептала, касаясь уха теплым дыханием. — Таких, как ты, — один на миллион. Хочешь сделать счастливым одного человека?

— Тебя? Я не смогу.

— Сможешь. Просто не прогоняй меня…

Гордин проспал до полудня, потом час сидел в саду и пил кофе, одну чашку за другой.

Все эмоции от предстоящего дела выгорели еще вчера. Сейчас в душе была какая-то вялая, безвоздушная пустота.

Наконец он собрался и отправился в условленное место.

«Автоколонна» Чурова расположилась на просеке в лесном массиве, вплотную подступающем к Маклинску. Здесь, на полпути между старым клубом и центром города, было удобнее всего подобрать Гордина.

Сам Чуров стоял возле микроавтобуса и, глядясь в тонированное стекло, примерял рыбацкий жилет и панаму.

— А, Сергей, привет! Вот, видишь, маскируюсь под местные фольклорные особенности. Как считаешь, похож теперь я на угнетенное крестьянство?

Гордин не ответил, отведя взгляд в сторону леса. Хотя похож был Чуров больше на неумелого клоуна, чем на местного жителя.

— Обожди секунду, сейчас поговорим…

Чуров ушел в салон микроавтобуса.

— Пришел твой «хренорекс»? — спросил Савченко.

— Собственно, он никуда и не уходил. Э, корреспондент, кончай коньяк глушить! Нам еще работать.

Последние слова относились к фотографу, который расслабленно прихлебывал из фляжки.

Чуров брызнул на себя из баллончика — на этот раз не только на руки, но и на шею, на лицо.

— Что ты там на себя льешь? — заинтересовался Савченко. — От комаров, что ли?

— Просто специальный полимерный состав. — Чуров передал ему баллончик. — «Хиронекс» работает через биологическое электричество, а эта штука не даст ему ничего со мной сделать. Я бы и вам советовал,