саркофага. Ей понадобилось время уже на то, чтобы отсоединить трубки от своей руки; в конце концов она все же вывернула их из гнезд — из одной прямо на бедро капало что-то холодное и вязкое — и решила оставить иглы как они есть, в надежде потом отыскать лучший источник света, или аптечку первой помощи, или доктора на вертолете. То же относилось к полосе материи, опоясывающей ее грудь под углом, словно ремень безопасности, эластичной и начиненной датчиками, — она просто отстегнула подсоединенный к ней кабель и бросила его рядом с трубками.

А потом, ерзая, она отодвинулась в левую часть скафандра и добрые полчаса возилась, застегивая молнию и герметизируя ее специальными замками, — все это сильно осложнялось приступами конвульсивной дрожи. Последовало несколько минут яростного отчаяния, когда она пыталась ухватиться за скользкий обод шлема; в конце концов она оттолкнулась ногами и протолкнула себя в него. К счастью, застежки шлема были рассчитаны на неуклюжие рукавицы, и к еще большему счастью, энергопитание скафандра включалось автоматически, стоило щелкнуть застежками.

Ну что ж, не оставалось ничего иного, как взяться за джойстик саркофага и вернуться к аварийному меню, а затем — вправо, вправо, вправо. Свист воздуха едва слышится через шлем, дисплей уплывает назад и в сторону; она едва успевает ухватить взглядом мигающее

[Открываю]

И он окончательно исчез из виду; отчаянный рывок за крышку — и вот она уже кувыркается в открытом космосе. Космос оказался темным и холодным, около восьми футов в высоту; она отрикошетила от двух стенок и врезалась головой в стенку саркофага, ударившись о щиток шлема ушибленным местом.

— Подушки безопасности, — пробормотала она. Она составляла в уме список: какому-то конструктору не поздоровится, как только она найдет возможность посылать сообщения. Ее прижало головой к саркофагу, а ноги болтались в пустоте. Подбородком она прощелкала меню скафандра, пока не отыскала

[Освещение/Внешнее/Шлем]

Луч налобного прожектора высветил саркофаг, пластиковые ящики в паутине строп, дальнюю стену. Она оттолкнулась, высвобождаясь, ударилась на этот раз о три стены, зато миновала саркофаг — препятствие номер четыре с половиной, подумала она, и меня не затошнит (что оказалось верным, но лишь потому, что ее желудок был пуст).

В другую сторону: снова ящики, снова стропы, снова стены — и двойные двери в конце. Открытый космос больше смахивал на контейнер для перевозки грузов.

Она кое-как пробралась в тот конец, где находились двери. Здесь имелась система аварийного снятия блокировки, помеченная желтыми полосками, но ее заклинило, или, скорее всего, беда заключалась в том, что сама НэН была такой оглушенной-костлявой-ослабевшей (сколько же это длилось?). Она отползла обратно к саркофагу, выискивая взглядом какой-нибудь рычаг.

— Если мне попадется ломик, первым делом я опробую его на тебе, — пообещала она дисплею саркофага.

Саркофаг был глубок и полон всяческих штуковин — все до одной миниатюрных размеров, хрупкие и прочно приделанные. Снаружи, однако, крепилась сумка, а в сумке лежал экранированный чехольчик для электронных приспособлений, а в чехольчике…

— А(и)да![8] — вскричала (а скорее, прохрипела) она.

Ее малышка — живая, живая, о! Она включилась в боевом режиме, и НэН дала ей осмотреться, потому как никогда не знаешь наверняка; однако же… «сетей не найдено».

— Все в порядке, А(и)да, мы в космосе, — объяснила НэН, хотя А(и)да не могла ее слышать из-за вакуума, надо будет потом поправить, однако сперва следует удостовериться, что ничего не повреждено. А (и)да, выйдя на ее экран, подтвердила личный код НэН — «яснее ясного», — хранившийся на ПЛУ, спрятанном под комком припоя. Но тем не менее кто-то над ним потрудился и был достаточно сообразителен, чтобы заблокировать при этом камеру. В журнале регистрации указывалось время попытки: 14.10.2042, а это было вроде-как-вчера — вследствие чего встал вопрос, что же за день вроде-как-сегодня? Впрочем, теперь, когда у нее была А(и)да, НэН почти не ведала страха, и в любом случае уже слишком поздно, так что она посмотрела. Ничего-ничего-ничего: ну да, она ненадолго отключилась, не такой уж это и сюрприз, если вспомнить обтянутые кожей ребра и все прочее… В общем, сегодня было 10.03.2043. Пять месяцев, даже чуть меньше — с этим она справится, и в любом случае что сделано, то сделано, ее занесло куда-то к черту на рога и скоро занесет еще дальше.

В сумке лежали какие-то шнуры, авторучка, растворимый кофе, кружка, грязная ложка, все до боли знакомое: кто-то (кто?) вывалил туда все содержимое ее письменно-обеденного стола. Ломика не нашлось — определенно, с этих пор нужно будет держать его рядом с кружкой.

Засунув А(и)ду в набедренный карман, НэН, пошатываясь, поспешила к двери. Ложка просто погнулась с первой же попытки. Однако в мозгах у нее немного прояснилось; она продела сквозь ручку сложенный петлей кусок стропы, просунула в петлю ноги, потянула — и почувствовала, как задвижка со щелчком стронулась. Ноги скользнули в другую сторону, и стропа захлестнулась вокруг ее талии, на случай если глубокий космос на этот раз окажется более глубоким; она толкнула, и дверь отворилась.

И космос действительно оказался глубок. Футов пятьдесят отделяли край контейнера от стены «внизу» и чуть меньше — вверх и в стороны. Дальний конец терялся в тени, и все помещение заполняли такие же контейнеры, притиснутые друг к другу и к стальной решетке креплений. Она позволила своему телу проплыть, медленно вращаясь, до конца привязанной стропы, потом в другом направлении еще футов сорок — и еще одна стена, на этот раз не глухая. Там были панели, кабели и двери: большой люк и два других, поменьше, и еще один наверху — и над этим светился тусклый зеленый огонек.

— На выход — туда, — сказала она А(и)де, несмотря на вакуум. Потянула за стропу, медленно разворачиваясь вокруг своей оси. «Этот трюм слишком велик, — думала она, — чересчур уж велик для корпоративного суборбитального корабля или околоземного шаттла». Она снова втащила себя внутрь контейнера, взяла сумку, кинула в нее пару мотков стропы и вылезла обратно, после чего поплыла вдоль контейнера, хватаясь за вмонтированные в стену удобные поручни — наконец-то хоть что-то сконструировано по уму!

Между контейнером и дверью зиял прогал футов в сорок-пятьдесят, и к тому же наискосок. Она ухватилась за поручни и поджала ноги; не было никакой возможности поглядеть вверх, чтобы уточнить цель…

— Нашлемная камера, — добавила она в свой список.

И отпустила руки. Прыжок получился больше похожим на кувырок, но ее желудок уже примирился с плавающим режимом, и она развернулась достаточно, чтобы увидеть стремительно надвигающуюся дверь. Ей едва хватило времени вытянуть руку и ухватиться за решетку рядом. Она сильно ударилась, но удар пришелся на этот раз по коленям и бедру, а не по голове.

Зеленый огонек, как выяснилось, означал все же не «Выход», но и «Мостик» ее вполне устраивал. Тут располагались кнопочная панель и экран, темный и не подающий признаков жизни. Дверного звонка не обнаружилось, так что она принялась колотить по двери кулаком в перчатке — своим слабеньким костлявым кулачком, — потом ухватилась за рукоятку и принялась пинать дверь, пока нога не заболела. Она подавила вырвавшийся всхлип и тут увидела над рукояткой надпись, гласившую: «Ручное управление шлюзом». Какое-то правительственное бюро безопасности по ошибке сделало все как надо, вплоть до поясняющих стрелочек с надписями «потянуть на себя, повернуть вверх», — и дверь распахнулась! Снова рукоятки, снова стрелочки, затем шипение, лязг, долгий прерывистый вздох (изданный ею) — и внутренняя дверь тоже открылась.

Мостик пустовал, никого не было дома, и она подозревала, что вряд ли этот кто-то просто вышел прогуляться, чтобы вскорости вернуться и обнаружить, что его овсянку съели, а в его кровати кто-то спит. Здесь не было никакой кровати, если уж на то пошло, да и овсянки тоже — только диспетчерская совершенно делового вида, двадцать на пятнадцать на десять или что-то около того. Вдоль одной стены — ряд шкафчиков, вдоль другой — длинный пульт да узкая полоска окна, загороженная снаружи металлической шторой. По крайней мере, если верить индикаторам скафандра, здесь имелся воздух. Скафандр уже доходил до кондиции — или это она сама доходила, — так что она решила рискнуть и откинула зажимы, готовая тут же захлопнуть их. Однако процесс прошел без шипения, а воздух кабины оказался хоть и с холодноватым металлическим привкусом, но годным для дыхания.