присутствовавших на сцене изначально шести мужчин и двух женщин — тех, которые ответили на призыв о помощи, — пятеро дожили до восьмидесяти лет, и все они стали отшельниками. Из сотен людей, работавших на станции «С», что примерно в двухстах километрах, никто не имел тогда прямых контактов с этой восьмеркой, и только через четырнадцать суток человек двадцать пообщались с ней. Таким образом, сэр, у нас складываются две гауссовы кривые, и в середках у них одно и то же время и место. Одно и то же событие.
Тут я заметила, как усилилось сердцебиение. Очень уж велика случайно обнаруженная мною тайна, и очень уж близко я к ней подошла — кожей чувствую, как она давит. Снова я глотнула противной горячей воды, снова перевела дух и наконец заговорила:
— Мистер Белл, не сердитесь на меня. Будь вы один такой, я бы поняла. Посттравматический синдром, психическое расстройство… Ну, еще пара-тройка подобных случаев меня бы тоже не удивила. Многие становятся необщительными к старости. Да будь вас таких хоть тысяча, но без столь явной связи с тем днем, я и то бы не насторожилась. История человечества богата сюрпризами. Но когда все признаки указывают на общий знаменатель… Да еще это активное участие лунного правительства… Тут уже не знаешь, что и думать. Сэр, передо мною тайна, и в центре этой тайны — вы.
Я простерла к нему руки:
— Мне необходимо узнать. Пожалуйста, расскажите, что еще произошло в день перестрелки.
Понадобилась добрая секунда, чтобы понять: в комнате я одна.
Я проговорила пять минут, и это было только подготовкой к вопросу, завладевшему в последний год всем моим существом. Но вот и долгожданный момент настал, и вопрос прозвучал, и я теперь сгусток надежды, страха и жгучего желания узнать… Произнеся роковые слова, я уткнулась взглядом в свои колени, боясь посмотреть Беллу в лицо. Вот сейчас все решится!
Но только после того, как разум мой осознал тишину — пожалуй, опоздав с этим на добрую секунду, — я подняла голову и почувствовала, как подо мной разверзлась черная бездна.
Малькольм Белл исчез.
Паранойя может стать механизмом выживания. Особенно на Луне, где одинокого человека, преследуемого помешанным сотрудником, не насторожит хруст грунта под обувью в нескольких метрах позади.
У водителя, семенящего рядом со своей баржей, обзор ограничивается размерами лицевой пластины скафандра. Никогда еще рассудок Малькольма Белла не пребывал в столь параноидальном состоянии. Раз в пять-шесть секунд он поворачивается кругом, почти не сомневаясь, что увидит Кена Дестри, который уже приблизился для выстрела в упор. Оглядывая безжизненный ландшафт слева и столь же безжизненный ландшафт сзади, Белл не забывает проверять, свободен ли путь впереди. Но при этом знает: дело зашло слишком далеко, нельзя ничего серьезного предпринять для самозащиты, и остается лишь высматривать человека, вознамерившегося его убить.
Это не ужас. Не совсем ужас. Малькольм Белл трудится во враждебной среде вместе с другими мужчинами и женщинами, для них уже само пребывание здесь — смертельный риск, и хотя он, как и его товарищи, тайком сомневается, по силам ли выбрал себе профессию, на людях держится невозмутимо.
Если ему суждено погибнуть, это не будет смерть труса.
Так что вовсе не ужас испытывает Белл, а что-то иное. Недоумение продолжается несколько минут, и наконец он понимает: это инстинкт пытается спасти ему жизнь.
Как будто нет четкой причины слушаться инстинкта. У Белла слишком мало данных, чтобы установить местонахождение Дестри относительно своего собственного, и поди угадай, правильно он делает, двигаясь рядом с баржей, или необходимо срочно предпринять что-нибудь другое.
Но внутренний голос утверждает безоговорочно: Дестри близко, он обходит баржу за кормой. И Белл проживет считанные минуты, если не сменит позицию.
Как не хочется отдаляться от баржи! Ведь это единственное укрытие до прибытия спасателей. И она едет достаточно медленно, нетрудно держаться рядом и даже можно обогнать, а забраться сейчас на борт — значит потерять несколько бесценных секунд. Почему-то Белл не сомневается: если он просто схватится за скобу и запрыгнет наверх, Дестри, бегущий за кормой, не упустит возможности проделать в нем дырку.
Поэтому он напряженно оглядывает лежащий впереди ландшафт, ищет способ спасения. И вдруг судьба посылает ему подарок, а именно — бугор метрах в двадцати по курсу, совсем небольшой, этак в половину его роста. Приблизившись, Белл различает одинокий валун непонятного происхождения, может, метеорит, а может, откатившийся обломок породы с ближней гряды. Его ни по каким признакам не отличить от прочего геологического мусора, делающего столь увлекательным занятием ежедневное созерцание лунной поверхности. Мимо этого камня Белл проезжал сотни раз, но ухитрился его не заметить. А сейчас просто влюбился в него, насколько человек способен влюбиться в кусок породы.
Мгновение-другое потратив на торопливый расчет, Белл прибавляет скорости. Он бежит, не сводя глаз с камня — как будто это самый настоящий пуп изведанной Вселенной.
Бег получается не особо красивым. Да и может ли быть иначе, если вы родились не на Луне, если громоздкий скафандр затрудняет любое движение, а гравитация превращает самую ровную поступь в череду нежелательных прыжков в длину? Тем не менее Белл, снискавший славу едва ли не самого неуклюжего работяги на стройке, теперь рассчитывает каждый шаг с небывалой, немыслимой точностью. И вот еще что хорошо: он замечает, едва покрыв половину расстояния до благословенного камня, как на его поверхности бесшумно вспухло облачко пыли. Добрую, стало быть, службу ему сослужила паранойя. Кен Дестри сзади, он стреляет, и выживание Белла зависит от верности следующего хода.
Белл прыгает на камень, отталкивается ногами и летит вправо; он целит в открытую кабину баржи. Это очень опасная затея, и не потому, что можно, ударившись о порожек, свалиться под гусеницу и превратиться в фарш. Любая другая оплошность, даже самая мизерная, тоже способна его погубить. Например, порвешь скафандр о кромку люка — и все, ты уже достояние истории.
Но Белл благополучно попадает в игольное ушко и скачет по рифленому полу кабины, точно «блинчик» по озерной глади.
Инерция неизбежно вынесет его через второй проем, и он окажется по ту сторону баржи.
Но уже не безоружным.
Пересекая кабину, Белл хватает самодельный рейлган, вместе с ним вылетает наружу и падает на лунный грунт.
Есть!
Шансы уравнялись.
Малькольм Белл исчез.
И ни клуба дыма, ни вспышки, ни хлопка резко сместившегося воздуха.
Если его пропажа и сопровождалась какими-то визуальными эффектами, я их прозевала. Случайно или нарочно он выбрал тот самый миг, когда я была просто не в состоянии пополнять свою копилку знаний новым чувственным опытом.
Только что он сидел на кровати — и вот его нет.
Как и нет никаких сомнений: он воспользовался моей кратковременной невнимательностью, чтобы выскочить и спрятаться.
Это жилище отшельника на Темной стороне Луны. Тут есть ультразвуковой душ (пустой) рядом с уборной (не занятой), кладовки (запертые), несколько ниш, слишком маленьких, чтобы в их сумраке мог спрятаться человек. И все это — в поле моего обзора. Напрашивается мысль о бесшумно скользящей панели, скрывающей за собой пространство объемом со шкаф, — там без труда затаится любитель поиграть в Гудини с глупыми визитерами.
Дядя мой был учителем математики, он объяснил, что надо делать, чтобы не запаниковать в безвыходной ситуации. «Дроби каждую трудность на части методом логических деревьев, — говорил он. — Как минимум тебе удастся отделить постижимое от непостижимого».
Итак, существуют только две возможности. Или, точнее, две принципиально разные группы версий. Каждая группа представляет собой ствол, от которого ответвляются тысячи вероятных объяснений.
