БУДЬТЕ СОЛИДАРНЫМИ С ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ! СЖАЛЬТЕСЬ НАД БЕДНЫМИ МУЖЧИНАМИ И ЖЕНЩИНАМИ, КОТОРЫМ НЕВЕДОМО СЧАСТЬЕ БЫТЬ ТОКСИКОНОМ!
Не обращайтесь с ними плохо! Не используйте насилие по отношению к ним! Не питайте к ним презрение! Не унижайте их!
Помните, обычные люди — это наши прародители!
ТОКСИКОНЫ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СОБОЙ БУДУЩЕЕ, И ИМ ПРИНАДЛЕЖИТ ВСЯ ПЛАНЕТА!
Токсикон привез меня в деревню, где жили такие, как он. Там меня научили всем способам адаптации и выживания, и женщина-отшельница ответила почти на все мои вопросы.
Токсиконы хохотали взахлеб, когда я сказал, что в этом месте смог кажется не таким густым. А потом они объяснили, что в действительности смог здесь еще гуще, чем в городе, но я уже прошел стадию трансформации и стал полноценным токсиконом.
Чтобы отметить мое вступление в их общину, они устроили вечеринку. Мы пели, плясали, лакомились подзолом и лантано-самариевой смесью.
Мортелл решил отдаться на волю судьбы. Любые мысли изнуряли его и лишь усугубляли депрессию.
В какой-то момент он споткнулся и рухнул на что-то мягкое. И почувствовал себя еще более несчастным, чем когда-либо в своей жизни.
Ощупав предмет под собой, он понял, что это чье-то опухшее лицо. Пальцы его наткнулись на зубы во рту лежащего — значит, обычный человек. Только мертвый.
— Мертвый?! — возбужденно вскричал Мортелл. — Значит, умереть все-таки можно?!
Воодушевившись, он забыл и о воображаемых инопланетянах, и о токсиконах, и даже об этой проклятой планете. Он поднялся на ноги и стряхнул с одежды приставшие нечистоты.
— Пока есть смерть, надежда остается! — крикнул он.
Николай Калиниченко
Предел желаний
…Я, как дитя, играю пустотой,
Струящейся за каждою чертой,
За каждой гранью зримого пространства.
Я отворил в себе исток игры.
Я властен жечь и созидать миры.
Я различил в движенье постоянство…
Транспорт был огромен. За неделю кропотливой работы из обычного карьерного проходчика сделали сухопутный броненосец. Обшили борта стальными листами, устроили палубы для пассажиров, усилили каркас и заменили двигатель. В багряном полумраке вспыхнула сварочная дуга, особенно яркая на фоне темного корпуса.
— Пушки ставят, — сказал часовщик Менакер. — Ночью на тягачах привезли. — И потом добавил, словно оправдывался: — У меня бессонница, я видел.
— Пушки? — Надир Кулиев, худощавый светловолосый мужчина лет сорока пяти, удивленно посмотрел на старика. — Откуда в Тимирязеве пушки?
Часовщик пожал острыми плечами. Седая голова на тонкой шее качнулась туда-сюда, точно маятник. В больших круглых очках сверкнул отраженный свет.
Стражники подняли шлагбаум, и очередь двинулась к трапу. Беженцы медленно шли по улицам города. Мимо оставленных домов, мимо детских площадок и магазинов. За спинами уходящих гасли фонари.
Когда Надир услышал про корабль с Земли, то сначала не поверил — слишком зыбкой была надежда. Потом информация подтвердилась. Большой звездолет «Коперник» совершил выход из гиперпространства в районе их звездной системы, получил сигнал тревоги и отправился на помощь. В сотне километров от города на старый космодром опустился челнок. Люди радовались: вот-вот пришлют униботы — паковали вещи, забирали сбережения из банка. Весь день прошел в ожидании спасателей, а вечером перед тимирязевцами выступил хаким Алтарев. Он сказал, что космонавты не знают местных условий и что над пустыней боты не пройдут. Прорываться к челноку придется самим. Надир ждал восстания, но ничего подобного не случилось. Алтарева уважали.
Кулиев поднял голову к небу. Где-то там, скрытые завесой красной пыли, уже загорались первые звезды. Он полез в карман, достал пачку сигарет — все, что осталось от припасенного блока. Прочитал надпись «Тимирязевские особые», таясь неизвестно от кого, вытащил зажигалку. Этот маленький красный цилиндрик являлся пределом Надира, потолком возможностей, и в то же время недвусмысленно указывал на его место. Здесь, рядом с Менакером и остальными. А те, кто в пустыне… бог с ними. Бог… Мужчина глубоко затянулся и выпустил облако сизого дыма, отгораживаясь от настоящего.
— Надир-абы! Старший брат! — зеленые глаза, немного асимметричная, словно неуверенная улыбка и множество тонких черных косичек. Азиза, гибкая и легконогая, подбежала, обняла, поцеловала в щеку. — Я такое нашла! Такое! Закачаешься! — она взяла его за руку. — Пойдем!
Надир любил бывать в гостях у сестры. Ее дом стоял на самом краю поселка. Широкие арочные окна открывались прямо в сад. Ровные ряды плодовых деревьев уходили в бесконечность. Над зеленеющим океаном крон царили туманные зиккураты Радужных гор. Дом застыл, окруженный морем жизни, словно аскет в медитации. Теплый ветер свободно гулял по коридорам и комнатам, будоражил легкие занавески, играл медными колокольцами оберегов.
— Я ездила на этюды к Радужным горам. Знаешь, там копают арык. Землю из канала достали, а убрать еще не успели. Я подошла, думала: найду пару ракушек или камней для панно. А там… вот! — девушка подвела Надира к низкому круглому столику.
В центре изразцовой столешницы стояла стеклянная ваза с широкой горловиной. Емкость была доверху заполнена рубиновым песком.
— Ты погляди, какой яркий цвет! — восхищалась Азиза. — Я из него такого понаделаю! Такого!
Надир пожал плечами. Подумаешь! Чтобы не расстраивать сестру, подошел к вазе, взял горсть песка, растер между пальцами — слишком мягкий. Для раствора не годится.
В детстве он сильно завидовал Азизе. Ее умению видеть волшебное в обыденном. Потом понял: каждому свое. Надир работал главным технологом на бетонном заводе, производил материалы, из которых были построены все дома в городе. Кулиев любил свою работу.
— Пойду сварю кофе. Будешь? — сестра упорхнула в другую комнату, не слушая ответ. Знала: брат никогда не отказывается от чашки эспрессо.