Рот мисс Бреннан напрягся. Она вставила прямоугольную вещицу в ту часть аппарата, которая оставалась в чемоданчике.
— Едва ли дело настолько плохо, как подумал Фрэнк, — заметила она.
Тело Мэгги наполнилось странным тревожным ощущением, напомнив ей о туманах, окутывающих по утрам осенние долины, о стеклах, усыпанных капельками дождя, о краске, замазавшей великолепное дерево. Солнце прогоняло туман, «дворники» стирали капли с ветрового стекла, кто-то соскребал краску, из-под которой медленно-медленно проступали очертания. Очертания жизни. Ее собственной жизни. Понимание того, кем была она, где была она и как ей вернуться туда. Однако Мэгги не спала, в полном сознании она прислушивалась и наблюдала из-под полуприкрытых глаз за тем, что будут делать эти двое, пока память о прошедших годах вновь вливалась в ее ум, обращенный теперь к воспоминаниям о холодной осенней ночи, оставшейся в 1943 году.
— Какая несуразица, — проговорил мистер Пальмер. — Не знаю, каким именно образом, Кора, тебе удалось так запутать дело с этой особой. Не имею об этом даже малейшего представления, но постарайся ограничиться одной ошибкой. Еще несколько подобных ей, и мы потеряем контроль над этим столетием.
Мисс Бреннан пожала плечами.
— Ты знаешь, на что могла бы оказаться способной эта женщина, — мистер Пальмер уже едва ли не скулил. — Если решить на несколько лет раньше эти социоэкологические проблемы, где, по-твоему, окажется твой «Эколоклинз» или мой «Популятруль»? Во всяком случае, не в биржевых списках. Нас вышибут из дела вместе со всем остальным консорциумом.
— Она ничего не сделала. Во всяком случае, в нашей временной последовательности, — голос мисс Бреннан оставался холодным и ровным.
— Которая еще не установилась как следует, — отрезал мистер Пальмер. — История, как ты сама знаешь, растет кустами. И мы должны лишить все эти заросли корней — таких, как эта особа. Дай ей только волю, и мы с тобой лишимся работы, и не мы одни. Работы! — повторил он пронзительным голосом, проведя обеими руками по голове. — Послушай меня! А скольких людей тогда просто не будет. Возможно, не станет даже тебя или меня. Она может обойтись нам в половину клиентуры…
— Зачем эти разговоры? — спросила мисс Бреннан.
Мистер Пальмер пожал плечами:
— Она же в забытьи. — Мэгги покрепче сжала глаза, зная, что он обязательно посмотрит на нее. — К тому же теперь она ничего не поймет из того, что я сказал, теперь, когда мы вернули ее туда, где ей и надлежит быть.
— Проснись!
Мэгги постаралась ответить: «Так ведь, детки» — на реплику мисс Бреннан относительно редек. Она не проявила никакого удивления, обнаружив на низком столике перед диваном блюдо с печеньями и три недопитые чашки кофе: она превосходно помнила, как мисс Бреннан устраивала эту инсценировку, зная при этом, что подружка ее дочери Кора забежала к ним с женихом, рассчитывая застать Сьюзен дома. Или точнее говоря, знала, что именно это ей и приказали запомнить.
Проводив взглядом обоих гостей из будущего до машины, Мэгги прикусила губу в волнении за Сьюзен, ее брата и сестру…
Кто-то и как-то должен разобраться с этой парой и их консорциумом, что бы он ни представлял собой, разобраться и прекратить его вмешательство в жизнь людей. Ее сложенные на груди руки напряглись, надо сделать так, чтобы проклятая компания лишилась всех акций до самого конца вечности. Боже милосердный! Неужели эти… эти… пиявки присосались и к ее детям? Мэгги заморгала, хмурясь и пытаясь припомнить, предлагал ли ей кто-нибудь особое тестирование, программы для одаренных детей… любую ситуацию, которая могла что-либо принести Коре Бреннан или подобным ей… и ради чего? Чтобы притупить разум людей, чтобы не дать им приступить к проблемам, которые эти компании не хотели решать, пока не выкачают из них все свои грязные доходы…
Ключ Фрэнка повернулся в замке задней двери. Звук заставил Мэгги отвернуться от окна. Когда дверь отворилась, она отправилась в кухню, чтобы приветствовать мужа привычным быстрым поцелуем.
Мэгги Морган сгребает листья во дворе своего дома. Кончается осень 1993 года, она — самая обыкновенная домашняя хозяйка, 1935 года рождения. Подобно многим своим ровесникам, Мэгги готова признать, что в жизни своей всегда предпочитала наиболее легкие варианты. В восемнадцать лет она окончила школу, получив полный набор необходимых познаний: умение печатать на машинке, работать стенографисткой и учитывать расходы. Оценки Мэгги были несколько ниже средних — к разочарованию тех, кто знал ее в детстве, — однако они вполне соответствовали стандартной шкале тестирования. Спустя два года после окончания школы она вышла замуж за человека, которому теперь не вполне доверяет, и оставила место секретаря. На работу она так и не вернулась: трое детей — две дочери и сын — занимали все ее время. Теперь, когда они уже встали на ноги, она увлеченно вышивает гладью и охотно участвует в общественной жизни квартала. Феминизм и освобождение женщины от оков домашнего рабства миновали ее. Память Мэгги менее надежна, чем ей хотелось бы, кроме того, она как бы обрывочна.
Как и у большинства женщин, у Мэгги есть свои секреты: она строит теории, касающиеся природы будущего, силы исторических тенденций и людей, которые поправляют прошлое ради собственной выгоды, не считаясь с интересами человечества или потребностями своей планеты. Иногда ее будят кошмары, связанные с бесконечно умножающимися вариантами будущего и прошлого.
У нее есть еще один секрет, который она делит только со своей дочерью Пегги — номер социальной страховки, которой Мэгги пользуется как своей собственной.
Мэгги Морган давно уже откладывала деньги, которые, как говаривала ее мать, полагались ей на конфеты, и в конце прошлого июля, когда, по ее мнению, пришла пора опробовать план, собранная сумма достигла почти трех тысяч долларов.
— Наверное, схожу сегодня за покупками, — промолвила она ленивым тоном в то утро.
Фрэнк, попивавший кофе за раскрытой газетой, согласно буркнул.
— Съезжу в город, — продолжила Мэгги. — У Карсона распродажа.
— Конечно, — откликнулся Фрэнк. — Покупай, что хочешь.
Мэгги улыбнулась, хотя Фрэнк не мог видеть ее лица.
Когда он ушел на работу, она прибрала в кухне, приняла душ и оделась к выходу. Волосы она причесывала дрожащими руками, а подводить губы помадой пришлось с особым вниманием. «Получится ли»? — спросила она у зеркала. Получив ожидаемый ответ — точнее, никакого, — она промокнула губы салфеткой и выбросила умиротворяющий розовый поцелуй в корзинку для бумаг. Прежде чем выйти к автобусу, она открыла газету. Ежедневный гороскоп, не вселяя в нее особых надежд, тем не менее кое-что обещал. Она обратилась к биржевой котировке, которую впервые заметила месяц назад: «Эколоклинз» шел вчера за шесть тридцать восемь. «Популятруль» пока отсутствовал…
Мэгги выбрала брокера, не связанного с фирмой Фрэнка. На открытие счета — приятный сюрприз — почти не потребовалось времени, хотя, как она подозревала заранее, молодой человек, явно способный наделить ее бездной полезных советов, не сумел найти даже одного аргумента в пользу приобретения ею двух сотен акций «Эколок-линза». Уговорить его на совершение этой покупки было нелегко, однако Мэгги за последние два года научилась тихому упрямству. И она оставила брокера, получив от него квитанцию на покупку двухсот акций за шесть двадцать пять, аккуратно уложив ее в закрывающийся на молнию карман сумочки. На пути домой она заглянула к Карсону и в полной рассеянности приобрела белое платье с разбросанными по материи красными, величиной в яйцо, цветами — первое, которое померила — и красные керамические бусы.
Ничто не переменилось.
Фрэнк свозил ее на обед — чтобы Мэгги блеснула новым нарядом. Так прошел уик-энд; Мэгги шла по заведенному маршруту, ходила за покупками к бакалейщику, убирала в ванной. Пошли дожди — и только. Она не видела никаких других изменений.
Утром в среду она достала из ящика почту, заметила письмо, присланное ее биржевым маклером, и вскрыла его — чтобы обнаружить себя владелицей двух сотен простых акций «Эколоклинз Инк.».
