Один из первых эпизодов «Королевской битвы 2» буквально цитирует спилберговского «Рядового Райана»: к берегу мчатся десантные лодки, встречаемые свистом пуль и треском пулеметных очередей.

В лодках, однако, не герои высадки в Нормандии, а облаченные в камуфляж подростки. Сорок два японских школьника, подчинившись зловещему замыслу властей, брошены на штурм острова-цитадели террористов. Уточним, что террористы — это тоже в основном подростки, а возглавляет их, Сюйа Нанахара, тот самый старшеклассник из первого фильма, который сумел выжить сам в ходе изуверской телеигры под названием «Королевская битва» и спасти свою подругу Норико.

Оговоримся сразу: режиссеры (а правильнее — режиссер, Фукасаку-сын, поскольку знаменитый отец умер почти сразу после запуска фильма) далеки от того, чтобы кого-то пародировать. В долгом и однообразно жестоком фильме юмору нет места. Эпизод высадки — это не пародия, но злой и саркастический выпад против страны, которая провозгласила своей доктриной борьбу с терроризмом. Если учесть, что уже в самом дебюте мы видим кадр с низвергнутыми взрывом небоскребами (японский вариант «11 сентября»), то параллели становятся очевидными, правда, моральные акценты в них повернуты на 180 градусов.

Ставшая скандально знаменитой первая «Королевская битва» представляла собой не столь частый случай фантастического боевика с элементами притчи и четким социальным подтекстом. И заложенная в подтексте проблема (борьба японских тинейджеров за «место под солнцем»), и ее переосмысление в динамичном фантастическом сюжете вызывали уважение. Вдохновленные успехом отец и сын Фукасаку решили построить сюжет нового фильма на все том же социальном каркасе. В новостях в это время доминировала афганская тема, борьба с «Аль Каидой» и охота на Бен Ладена. В итоге японских старшеклассников заставили вступить в кровавую битву с угрожающей всей Японии террористической группой «Дикая семерка». Вот только симпатизировать в этой битве, по замыслу создателей фильма, мы должны не силам правопорядка, а… террористам.

Спору нет, загнанные в пещеры юные и совсем маленькие террористы с автоматами Калашникова действительно симпатичны, а олицетворяющие власть взрослые (прежде всего, «садист-наставник», сыгранный, Рики Такеучи) — тупы и омерзительны. Но путаницы в идеологии фильма и, соответственно, в головах зрителей от этого не убавилось. Причесывая «под одну гребенку» все страны, подвергшиеся за последние полвека американским бомбардировкам, от Японии до Афганистана, Фукасаку как бы предлагают сплотиться в едином антиамериканском интернационале. Политически-наивный слоган находит выражение в столь же наивном метафорическом кадре. Силой неведомых обстоятельств юные японцы оказываются в Афганистане, где, надо полагать, им не остается ничего другого, как поддержать «правое дело» талибов и Бен Ладена. В таком случае, в следующем сиквеле им, видимо, придется взрывать еще не до конца разрушенные исполинские статуи Будды…

Впрочем, разочарование вызывает не только идеология, но и стилистика, художественное решение фильма. После того как весной 2003 года Фукасаку-старший умер от изнурявшей его болезни, судьбу нового проекта должна была решить так называемая «Фукасаку-гуми», «армия Фукасаку», то есть большая съемочная команда, работавшая на первом фильме. Возглавил ее сын режиссера — японский актер, режиссер и продюсер Кента Фукасаку. Памятуя, что славу и фирменный стиль Фукасаку-отца составили фильмы, замешанные на крови (от гангстерских саг до антиутопий), Кента приказал своей съемочной «армии» не жалеть красной краски и пиротехнических патронов. Кровь буквально брызжет в камеру, заливает пол и стены, льется потоком из оторванных конечностей и простреленных голов. Другая тектоническая стихия фильма — хаос, искореженные и обгоревшие руины, заполняющие кадр на протяжении практически всего фильма. Но, позабыв о магическом воздействии контрапункта, смены ритма, чередования «активных» и «нейтральных» кадров, Кента Фукасаку аранжирует практически весь фильм в единой агрессивно-истерической тональности. Это в равной степени касается и визуального, и звукового ряда. В последнем напрочь разочаровывает патетическая «вагнерианская» музыка, та самая, которую кое- кто из нас помнит по «заказным» советским картинам о войне или революции.

Одним из немногих примеров смены тональности и ритма становятся документальные кадры, снятые в послевоенном Афганистане, что, впрочем, выглядит случайной врезкой из совершенно другого фильма. В целом же герои так долго находятся в состоянии шока, ужаса, воинственного экстаза, что мы начинаем воспринимать выражения их лиц как застывшие маски. Не случайно один из рецензировавших фильм критиков подметил, что, с точки зрения актерской мимики, «Королевская битва 2» напоминает рисованные персонажи аниме. Немаловажно и то, что большинство героев мужского и женского пола облачены в камуфляж, шлемы и защитные очки, из-за чего нам порой не так легко различать их, а соответственно, сопереживать их судьбе. Пожалуй, единственное исключение составляет Тацуйя Фудживара, уверенно сыгравший бунтаря Нанахару в первом фильме и возвысившийся по сценарию до террориста «всемирно- исторического» масштаба.

Может возникнуть закономерный вопрос — а как же заявленный в титрах Такеши Китано? К сожалению, здесь мы имеем дело с привычным в практике кино коммерческим ходом, когда для «мегазвезды» изобретают мизерную эпизодическую роль («камео»), чтобы использовать имя в титрах. Жестокий и одержимый учитель Такеши, державший на своих плечах едва ли не всю интригу первого фильма и убитый в финале, появляется во второй картине лишь как герой мимолетного флэшбэка — эпизода-воспоминания.

Последнее по порядку, но не по существу замечание — по поводу футуристической атрибутики фильма. Попросту говоря, вся она сводится к довольно нехитрым, с современной точки зрения, электронным устройствам — ошейникам с микрочипами, позволяющими не только следить за участниками антитеррористической игры, но и взрывать их в случае неповиновения. В кинофантастике это изобретение уже давно лежит на музейной полке. Даже то, что разбитые на пары антитеррористы не могут отдаляться друг от друга более чем на пятьдесят метров (а иначе — взрыв), не вносит в сюжет дополнительного драматизма и обыгрывается без особого эффекта.

Посмотрев весьма затянутый (два часа с лишним) и однообразно снятый фильм, покидаешь зал с ощущением, что наблюдал за «королевской битвой без короля», без того самого полководца и стратега, каким был для своих фильмов Кинджи Фукасаку. Кто знает, может быть, мы присутствовали при рождении новой «антиглобалистской» кинофантастики, которая начнет теснить поднадоевший конвейерный голливудский мэйнстрим. Но, как бы то ни было, пока мы увидели всего лишь «потешную баталию», разыгранную без особого размаха и мастерства. И без особого ума.

Дмитрий КАРАВАЕВ