— Разве я не предупреждал тебя? — говорил мужчина. — Я ведь предупреждал тебя. Сколько раз. Нужно было сразу слушаться. Теперь ты поняла, кто тут босс? Поняла, я тебя спрашиваю?
Нагнувшись, он рывком поднял голову женщины, схватив ее за волосы.
— Отвечай, сука! Теперь поняла, кто тут босс? От глаз женщины остались только узкие щелки, но даже в них была видна мольба. Окровавленный рот приоткрылся, обнажив осколки зубов.
— Ты, — прохрипела она и заплакала, — ты босс.
— Пойдем дальше, Кори, — шепнул Принси. — Не нужно останавливаться.
Я поплелся дальше. Куда ни кинешь взгляд, всюду был один серый бетон. Нигде не было ни деревца, ни клочка травы. Я вскинул голову, но не увидел звезд, ибо их погасила серая пелена, затянувшая небо. Мы свернули за угол, и я услышал какую-то возню и постукивание. Маленькая беленькая собачонка, худая и с торчащими ребрами, тщетно выискивала себе поживу среди пустых консервных банок, высыпавшихся из переполненного мусорного бака. Неизвестно откуда внезапно появился мужчина и злобно прохрипел, глядя на собачку, из пасти которой свисала банановая кожура:
— Вот я тебя и застукал.
Сильно размахнувшись, он обрушил бейсбольную биту на спину собачки. Пронзительно завизжав от боли, та рухнула на тротуар с разбитой спиной и переломленным хребтом, выронив изо рта банановую кожуру. Мужчина еще раз вскинул биту и снова обрушил ее вниз, на этот раз — на голову несчастной собачки, после чего от головы не осталось ничего — ни морды, ни ушей, ни зубов, только сплошная кровавая каша. Белая задняя лапа продолжала отчаянно биться и скрести тротуар, словно собака все еще пыталась убежать.
— Кусок дерма, — прохрипел человек с бейсбольной битой и каблуком тяжелого башмака раздавил торчавшие ребра того, что только что было собакой.
Мне на глаза навернулись слезы. Я пошатнулся, но рука Принси удержала меня на ходу.
— Не останавливайся, — шепнул он, — иди вперед. Скорей. Я так и сделал, и скоро кровавое месиво возле мусорных бачков осталось далеко позади. Но еще через несколько шагов у меня закружилась голова, и мне пришлось остановиться и прислониться плечом к серой стене.
— Паренек забрался слишком далеко от дома, Принси, — проговорил за моей спиной Франклин. — Это непорядок.
— Ты думаешь, мне это нравится? — отозвался Принси. Добравшись до конца квартала, я снова остановился. Впереди тусклым желтым светом светилось окно, за которым я едва различал жилую комнату. В комнате о чем-то то ли ругались, то ли жарко спорили взрослые — я слышал, как поднимаются до крика и снова затихают голоса, — но видно мне было только мальчика, стоявшего у окна. Мальчик был примерно моего возраста, но что-то в его лице говорило о том, что он старше, значительно старше меня. Мальчик смотрел на улицу, на квадрат освещенного асфальта перед окном, а голоса за его спиной снова и снова взлетали до крика, становились все громче и громче, все напряженней и непреклонней. Неожиданно в руках мальчика появилась губка и тюбик с клеем, точно таким же, каким я и мои друзья склеивали пластмассовые модели самолетов и военных кораблей. Выдавив клей на губку, мальчик поднес губку к лицу и, закрыв глаза, принялся глубоко вдыхать испарения. Через минуту он отступил к стулу и упал на него, и тело мальчика затряслось в ужасных конвульсиях. Рот открылся, а зубы принялись с лязганьем стучать друг о друга, то и дело прикусывая язык.
Я вздрогнул, поежился и стал смотреть в другую сторону.
Рука Принси коснулась моего затылка и повернула мою голову.
— Ты видел это, Кори? — спросил он, и в его голосе звякнула странная ярость. — Этот мир готов пожрать этого мальчика без остатка. Он почти его проглотил. А ты еще не готов засунуть метлу прямо в широкую глотку этого мира.
— Я хотел… я просто хотел…
— Тебе пора домой, — сказал Принси. — Обратно в Зефир.
Сам не знаю как, мы снова оказались на вокзале. Принси сказал, что они посадят меня на поезд и прокатятся со мной обратно до самого Зефира, чтобы я случайно не уехал в другую сторону. Через несколько минут мимо нас на малой скорости покатил товарняк Южной железнодорожной компании; многие вагоны были пусты, а двери их — приоткрыты.
— То, что нам нужно! — крикнул Принси и прыгнул. За Принси последовал Франклин, проделавший всю процедуру достаточно ловко, что было особенно удивительно из-за его невероятных ботинок. Третьим в вагон, подняв облачко пыли, молча прыгнул улыбавшийся Ахмед.
Поезд набирал ход. Я бежал рядом с дверями, пытаясь схватиться за поручень, не решаясь на прыжок, потому что у этого вагона не было лестницы.
— Эй! — крикнул я тем, кто уже забрался в вагон. — Только не бросайте меня!
Поезд начал обгонять меня. Я поддал ходу и снова догнал дверь, в которой никого не было, только мертвая тьма. Я никого больше не видел, ни Принси, ни Франклина, ни Ахмеда.
— Не бросайте меня! — что есть силы закричал я, чувствуя, что силы мои на исходе и ноги начинают заплетаться.
— Прыгай, Кори! — призывно крикнул из темноты Принси. — Скорей!
Рядом со мной скрежетали тонны стали.
— Я боюсь! — крикнул я в ответ, чувствуя, что земля уходит из-под ног.
Я больше не видел их, сколько ни приглядывался. Я больше не видел ничего, кроме тьмы.
— Прыгай! — снова позвал Принси. — Мы тебя поймаем! Я не знал, есть кто-нибудь там, в глубине вагона, потому что никого не видел. Точно я знал только то, что там — страшная непроглядная темнота. Но со спины ко мне подбирался город, тот, что заживо съедает мальчишек. И мне не оставалось ничего больше, как только поверить. Бросившись вперед, я нырнул в темный зев вагонной двери. И полетел вниз. Вниз — сквозь ледяную ночь и звезды. Без всякого предупреждения мои глаза распахнулись. Я услышал, как где-то далеко в стороне дал свисток товарный состав, уходя от окраины Зефира к иным мирам. Я поднялся и сел, глядя на могилу Дэви Рэя. Я проспал всего около десяти минут. За это короткое время я успел проделать долгий путь и вернуться назад — дрожащий, в тоске, но зато в целости и сохранности. Я повидал всякое и понимал, что мир за пределами Зефира не плох. Не так уж плох, точнее сказать. Я ведь много читал о нем в «Нэшнл джиогрэфик». Я знал, как прекрасны города, где люди своими руками возвели музеи и поставили памятники отваге и человеческой доброте и справедливости. Но вместе с тем часть мира оставалась от меня скрытой, подобно тому как от глаз земного наблюдателя остается скрытой обратная сторона Луны. Подобно тому как человек, убитый на окраине нашего городка, лежал сейчас, скрытый от лунного света под толщей воды. Так же, как мой Зефир, внешний мир был не плох и не хорош, он просто был — и все. Принси — кем бы он ни был — был прав; прежде чем мне доведется лицом к лицу предстать перед этим чудовищем, я должен вырасти, набраться опыта и повзрослеть. А сейчас я просто мальчик, который только и может, что спать ночью в своей кровати и проснуться утром в своем уютном домике, где за стеной есть отец и мама. Необходимость принести извинения Луженой Глотке по-прежнему невыносимым грузом лежала на мне. И прежде чем отправиться дальше, я должен был освободиться от этой тяжести.
Под куполом неба, полного сияющих звезд, я поднялся на ноги. Потом оглянулся на могилу; вид свежей земли воскресил печаль.
— Пока, Дэви Рэй, — проговорил я и, забравшись на Ракету, покатил к дому.
На следующий день мама сказала, что у меня ужасно утомленный вид. Она спросила, не мучают ли меня по ночам кошмары. На что я ответил, что это мое дело и я вполне могу сам справиться со своими проблемами. После этого мама позвала меня завтракать. На завтрак были превосходные блины.
До самого вечера я так и не написал никакого извинения. В темноте я сидел в своей комнате один, а чудовища сочувственно глядели на меня со стен. Прозвонил телефон: раз, два, три и четыре раза. Потом дверь растворилась, и в мою комнату вошли отец и мама.
— Почему ты ничего нам не сказал? — спросил отец. — Нам сообщили, что эта ваша учительница ужасно обращается с учениками, а ведь мы понятия об этом не имели. Она третирует вас, а ты и слова мне об этом не сказал.
Как я уже говорил, за последнее время отец узнал, что такое хлебнуть фунт лиха с начальством, любящим поиздеваться.
Нам позвонили родители моих одноклассников. Одной из них была мама Салли Мичем. Другой была
