— Пожалуй, вы правы, — согласился Форд.
— И зачем это вам? — спросила вторая девушка, невысокая и круглолицая. На Голгафрингеме она была художником небольшой рекламной компании и при всех неудобствах здешней жизни каждую ночь засыпала с чувством бесконечной благодарности судьбе за то, что наутро ей не придется рисовать тюбики зубной пасты.
— Зачем? В самом деле, совершенно незачем, — со счастливой улыбкой ответил Форд. — Давайте знакомиться. Я — Форд, а вот Артур. Мы как раз собирались побездельничать часок-другой, но это можно отложить.
— Меня зовут Агда, — сказала высокая, — а это Мелла.
— Очень приятно, Агда. Рад познакомиться, Мелла, — сказал Форд.
— А вы всегда молчите? — спросила Мелла Артура.
— Говорю иногда. — Артур улыбнулся. — Правда, не так много, как Форд.
— Это хорошо.
Они помолчали.
— Я что-то не поняла, — сказала Агда, — что вы там говорили про два миллиона лет?
— Пустяки, — отмахнулся Форд. — Забудьте об этом.
— Просто эта планета будет уничтожена, поскольку лежит на гиперпространственной трассе, — пояснил Артур, — но все это произойдет через два миллиона лет.
— Откуда вы знаете? — спросила Мелла.
— Форд прав, забудьте об этом. Все это сон — из прошлого или из будущего.
— Нельзя же все время болтать подобный вздор, — начала сердиться Агда.
— Да-да, выбросим этот вздор из головы. Посмотрите лучше, какая красота! Солнце, зеленые холмы, речка, деревья горят…
— Даже если это сон, то сон кошмарный. Подумать только — уничтожить целую планету, чтобы проложить какую-то трассу! — возмутилась Мелла.
— Я слыхивал о вещах похлестче, — сказал Форд.
— Где-то я прочел об одной планете в седьмом измерении, которую использовали как бильярдный шар в каком-то межгалактическом баре. Так вот, этот шар загнали в лузу, а лузой служила черная дыра. Погибло десять миллиардов разумных существ.
— С ума сойти! — ужаснулась Мелла.
— Зато этот удар принес тридцать очков, — заметил Форд.
Агда и Мелла переглянулись.
— Вот что, — сообщила Агда, — сегодня после вечернего заседания комитета у нас вечеринка. Приходите, если хотите.
— Конечно, придем, — сказал Форд.
— С удовольствием, — сказал Артур.
Артур и Мелла сидели рядом и наблюдали, как над тускло тлеющими деревьями восходит луна.
— Ты говорил, что эту планету уничтожат… — начала Мелла.
— Да, через два миллиона лет.
— Ты говоришь так, будто в самом деле в это веришь.
— Да, я верю. Мне кажется, я был там.
Мелла покачала головой.
— Какой ты странный, — сказала она.
— Вовсе нет, я самый обыкновенный, — возразил Артур. — Просто со мной произошли очень странные вещи.
— А что это за история с планетой, которая попала в черную дыру?
— Я думаю, Форд прочел об этом в книге.
— В какой книге?
Артур помолчал. Потом сказал:
— В «Путеводителе по Галактике для путешествующих автостопом».
— Что это за книга?
— Знаешь, я как раз сегодня выбросил ее в реку, — ответил Артур. — Вряд ли она мне когда-нибудь снова понадобится.
Юрий Борев,
доктор филологических наук
СМЕЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, КАК МОЖНО ЧАЩЕ!
Надеемся, наши читатели получили такое же удовольствие от встречи с Д. Адамсом, как в свое время сотрудники нашей редакции, прочитавшие ею произведения.
Романы Адамса называют сатирическими, но, согласитесь, невероятные эскапады его героев гораздо чаще вызывают улыбку, нежели саркастическую усмешку.
Так что самая пора поговорить о природе комического.
Естественно, в короткой статье можно лишь прикоснуться к этому божественному дару, позволяющему выжить в наше нелегкое время (впрочем, какие времена были легкими?).
А проводником в мир юмора будет профессор ИМЛИ, автор серьезного научного труда «Эстетика» и одновременно составитель книги анекдотов— жанра, который считается легкомысленным…
С первым апреля, дорогие читатели! Правда, не знаю, когда апрельский номер журнала дойдет до подписчиков, но это неважно. С первым апреля, потому что для людей, любящих смех, первое апреля длится круглый год.
Что же такое мир для смеха и смех для современного мира, которому иной раз не до смеха?
Через историю эстетики проходят утверждения о невозможности определить комическое и непрекращающиеся попытки (в том числе и скептиков) дать его понятие. Б. Кроче писал, что все определения комического в свою очередь комичны и полезны только тем, что вызывают чувство, которое пытаются анализировать. Цейзинг назвал всю литературу о комическом «комедией ошибок» в определениях и сам не удержался вписать в эту комедию свои строки. Иногда смех сравнивают с ртутью.
Толковый словарь поясняет: «Смех — короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными порывистыми звуками…» Однако если бы смех был только особым выдыхательным движением, то с его помощью можно было бы рушить только карточные домики. На деле же, как отмечал Щедрин, смех — это оружие очень сильное, ибо ничто так не обескураживает порок, как сознание, что он угадан и осмеян. Смех Вольтера бил, жег, как молния. Чаплин считал, что для нашей эпохи юмор — противоядие от ненависти и страха.
