Плаценции Брут? Он так мало знал о человеческой природе (смиренное терпение, вот уж действительно!), что и впрямь поверил, будто Цезарь наложил запрет на продажу выделенной ветеранам земли, дабы те не потратили выручку на потаскух и хмельное. Вот какое представление имеет Брут о нравах, царящих в низших классах. Брут, который ничего не знает о нищете, болезнях или ссылке, но почему-то считает их неспособными разрушить счастье! Весь Палатин должен бы вырасти среди нищеты, как вырос Цезарь. Не в нищете сам, как Сулла, но видя страдания, которые она причиняет, и сколько жизней отравлено ею…
Представить только, что лишь год управления Италийской Галлией вылечил прыщи Брута! Власть освободила его от несчастий, от Сервилии, наконец. Настолько освободила, что по возвращении он развелся со своей Клавдией и женился на дочери Катона. Цезарь доподлинно знал, словно сам там присутствовал, как начался в его кабинете пожар…
Пора сделать Италийскую Галлию частью Италии и перестать управлять ею как провинцией. Все жители ее теперь полные граждане, так зачем нужна искусственная граница? Зачем Риму посылать туда губернаторов, если можно править из Рима? Сицилийцам тоже надо дать полное гражданство, хотя этому будут очень сопротивляться даже его сторонники. Там слишком много греков. Но разве южнее Рима не та же картина? Только греки помельче и потемней…
Нехорошо, что в библиотеке Александрии почти миллион книг, а в Риме вообще нет общественной библиотеки. Варрон! Идеальное занятие для Марка Теренция Варрона — собрать многочисленные копии всех сохранившихся книг и поместить их под одной крышей…
Но о чем он не диктовал своим секретарям, так это о Риме в отсутствие Цезаря. Эта проблема мучила его с того момента, как ситуация в Сирии показала ему, что для того, чтобы мир вокруг Нашего моря оставался по-прежнему западным, следует ликвидировать царство парфян. Тот факт, что он считал себя единственным человеком, способным сокрушить эту империю, не был свидетельством самоуверенного тщеславия. Просто он знал себя, свою волю, способности, свой талант.
Если Цезарь не покорит парфян, они так и останутся постоянной угрозой и однажды вторгнутся в западный мир. Очень мало политиков обладало даром предвидения, но Цезарь обладал им в полной мере. Он все чаще думал о грядущих столетиях, они занимали его больше, чем уже описанные в исторических книгах. Парфяне — воинственный народ, это ни с чем не сравнимая совокупность ближней и дальней родни, объединенная царем и центральным правлением. Фактически как и Рим, только там нет царя. Если найдется человек, способный направить усилия всего населения обширной империи в единое русло, все остальные цивилизации рухнут. Только Цезарь может предотвратить катастрофу, ибо лишь он предвидит ее. Другие живут, не зная, что ждет их потомков.
Беда в том, что Рим не является прочным единым целым, а без Цезаря и вовсе развалится. Очевидно, единственный способ предотвратить распад того, что достигнуто с таким трудом, — это дать центру вселенной систему критериев и силовую структуру, способную помешать кому-то другому поступить с Римом так, как поступил с ним он. Сулла пытался ввести новую конституцию, но она просуществовала только пятнадцать лет, ибо не была новой на деле. Попытка реставрировать прошлое ни к чему не привела.
Задача, стоящая перед Цезарем, куда как сложнее. Сейчас Республика обустроена значительно лучше, чем прежде, перед его первым диктаторством. Законы приняты, они действуют, и это хорошие законы, даже если кое-кто из первого класса так не считает. Бизнес настолько оправился, что больше никто не поднимает вопроса о всеобщем списании долгов. Его решение финансовых споров угодило и кредиторам, и должникам, обе стороны приняли его с восторгом. Суды впервые за десятилетия функционируют нормально, состав присяжных уже не вопрос, защищать привилегии стало труднее. Собрания наконец поняли свою роль в правительстве Рима, и сенат уже не так подвержен влиянию какой-нибудь небольшой группы лиц. Таких, как, например, boni.
Суть проблемы не в групповщине, а в действиях Цезаря. Все, что им сделано, он делал сам, своей властью, как автократ. И появились люди, считающие, что это и им по плечу. Сохраняя за собой диктаторский пост столь долго, Цезарь создал другой климат, и он отлично понимал это. Другого решения, кроме пожизненного диктаторства, не находилось. Он надеялся, что к его смерти Рим уже научится шагать вперед, а не пятиться назад. Но вперед к чему? Этого он не знал. Он только мог показать римлянам преимущества своих перемен и верить, что те, кто последует за ним, ясно это увидят и сохранят их.
Но это не решало проблему его пятилетнего отсутствия. Сначала он думал, что лучший выход — взять с собой Марка Антония. Не злоупотреблять властью тот просто не мог. Но он еще и мутил воду в легионах, хотел получить контроль над армией, чтобы самому стать Первым человеком в Риме, а то и диктатором. Поэтому взять Антония с собой значило ежеминутно ожидать массовых мятежей, как только возникнут какие-то трудности. Поход к парфянам в этом случае мог повторить поход Лукулла и Клодия в восточную Анатолию. Нет, Антония надо оставить, а значит, придется сделать его консулом, а потом дать ему должность проконсула, командующего своей собственной армией вдалеке от Италии, чтобы он меньше думал о ней.
Но как контролировать Антония-консула? Во-первых, сохранив за собой диктаторство и оставив надежного заместителя, чтобы тот мог держать в узде как Италию, так и Рим. Марк Антоний, естественно, таким заместителем никогда больше не станет. Лепид справился бы, но Лепид жаждет получить губернаторский пост. Значит, замещать Цезаря будет Кальвин. Во-вторых, следует проследить, чтобы Антоний стал младшим консулом. Старшим консулом до отъезда побудет сам Цезарь. А после передаст старшее консульство человеку, которому Антоний не нравится. Человеку, который с большим удовольствием будет держать Антония в рамках, пока тот не поедет проконсулом в Македонию. На эту работу годился только один кандидат — Публий Корнелий Долабелла.
Ни в Италии, ни в Италийской Галлии не останется опытных легионов. Профессиональные легионы, не взятые на войну, пойдут в провинции, а в доальпийских пределах военное присутствие ограничится рекрутами, нуждающимися в длительном обучении. Секст Помпей, находясь в Испании, проводит время в спорах с римским ритором Карринатом и вовсе не собирается тому уступать. Будучи в одиночестве, он не представляет большой угрозы, но тем не менее в обеих Испаниях следует обеспечить сильное губернаторство, как и во всех Галлиях. То есть направить туда людей, которым Цезарь может доверять и которым не нравится Марк Антоний.
Время летело так быстро, что Цезарь прибыл на место, не успев все обдумать. Ибо надо было решить еще один вопрос, настоятельный, безотлагательный, определяющий то, что следует написать в завещании. Вот почему он не поехал прямиком в Рим, а остановился в двадцати милях от городских стен. Ему требовалось уединиться, чтобы основательно поломать голову в тишине.
У Цезарей всегда были поместья в Лации, но это он купил у Фульвии, когда та стала продавать имущество, чтобы оплатить долги своего третьего мужа. Она наследовала эту виллу от Публия Клодия. Архитектурное чудо, оставшееся незавершенным, потому что его убили, когда он возвращался со стройки. Фульвия с той поры возненавидела эту виллу и отказалась ее достраивать. Но Цезарь, ее новый хозяин, закончил строительство. Вилла располагалась в окрестностях горы Альбан, невдалеке от Ланувия и от Аппиевой дороги. Она стояла на крутом склоне, и с ее лоджии открывался захватывающий вид на Латинскую равнину и туманные дали Тусканского моря. Отсюда можно было любоваться потрясающими закатами во время извержений Этны, насыщающих воздух дымом. Иногда к Этне присоединялся и остров Вулкана, что происходило все чаще. Варрон, эксперт по природным явлениям, настаивал, что в цепи италийских вулканов назревает нешуточный катаклизм, ибо огненные поля за Путеолами и Неаполем сделались очень активны.
Кто, кто, кто? Кто будет наследником Цезаря?
Странно, но он отбросил кандидатуру Антония еще в Нарбоне, как только увидел его во дворе губернаторского дворца. Хотя физические излишества так и не смогли разрушить тело Антония с его мощной грудью, огромными плечами и руками, плоским животом, выпуклыми бедрами и сильными икрами, но когда Цезарь взглянул на освещенного заходящим солнцем атлета, он увидел ужасные признаки внутреннего разложения, моральной эрозии и выветривания эмоций. Слишком много распутства, да, слишком много беспокойства о долгах, слишком много амбиций при слишком мизерной толике здравого смысле.