Рыза снова смутился. «Ох, и чудные же эти городские! — подумал он. — Не успеют тебя увидеть, как обязательно спросят, чем ты занимаешься. А чем я должен заниматься? Работаю, чтобы кусок хлеба добыть — вот и все мои занятия…» А вслух произнес:
— В Германию еду.
— В Германию?
— Да, эфенди.
— А что ты там будешь делать?
— Работать буду…
Машина мчалась по шоссе. Женщина вытащила из коробки печенье, протянула мужу, а потом угостила и Рызу. Пробормотав еле слышно «спасибо», Рыза положил печенье в рот, и оно мгновенно растаяло, оставив непривычный привкус. Тогда-то Рыза понял, как он голоден.
— Это понятно. А что именно ты будешь делать? — продолжал допытываться мужчина.
Рыза ответил не сразу: кончиком языка он пытался достать печенье, застрявшее в зубах.
— Рабочим буду…
Мужчина обернулся к жене.
— Вот в этом-то и вся наша беда, дорогая, — сказал он ей. — У него нет никакой профессии, никакой. Ехать-то он собирается, а делать ничего не умеет. Они ничему не учатся, никакого дела не знают. Главное для них — поесть. А посмотри на швейцарского крестьянина, ведь он же часы делает, ча-а-а-сы…
— Ты прав, дорогой, — ответила ему женщина, — те совсем другие, не то что наши, — и умные, и работящие…
Рыза обрадовался, что его оставили в покое. Он слышал, что разговор шел о нем, но был доволен, что ему не надо отвечать на вопросы… Вдруг, резко затормозив, машина остановилась: на дороге лежали два здоровенных булыжника.
— Этого еще не хватало, — проворчал мужчина недовольно. — Ремонтируют дорогу, чтобы обезопасить езду, а после ремонта побросают все и уедут… Ну-ка, парень, выйди убери.
Рыза вышел из машины, подбежал к булыжникам, взял один в одну руку, другой — в другую и с легкостью отбросил на обочину дороги. Потом сел в машину. Женщина многозначительно посмотрела на него и перевела взгляд на толстый затылок мужа… Машина понеслась дальше. Впереди показался Кыршехир. Мужчина, будто почувствовав настроение жены, насупился и больше не разговаривал. В город въехали молча.
Машина остановилась. Выходя, Рыза несколько раз пробормотал «спасибо» и быстро зашагал к конторе стряпчего. За последние два месяца он шел туда одиннадцатый раз. Стряпчий приветливо улыбнулся и протянул ему какие-то бумаги.
— На, выгорело твое дело. Будешь возвращаться — не забудь подарок для Исмаила-эфенди: белую нейлоновую рубашку тридцать девятого размера.
Рыза не знал что ответить. Растерянно улыбаясь, он смотрел на Исмаила-эфенди.
— С великим удовольствием, — наконец выдавил он…
Был вторник. В Стамбул надо было поспеть до конца недели. Рыза стремглав вылетел из конторы и помчался к дороге, охваченный каким-то странным, непонятным чувством. Крепко прижимая бумаги к груди, он только и думал, как бы поскорее добраться до деревни. Грузовик еще не успел остановиться, а Рыза уже соскочил на землю и побежал к дому. Ввалившись в комнату, сразу же уселся на подушки, достал из-за пазухи бумаги. Элиф растерянно глядела на мужа. Она догадалась, что бумаги, которые муж привез из города, очень важные, но зачем они ему, понять не могла. Рыза, улыбаясь, посмотрел на жену. Давно он так не смотрел на нее.
— Ну, что стоишь, пойди согрей воду, — сказал он.
Элиф бросилась ставить на очаг маленький черный казан… Потом заперла дверь на засов, расстелила на полу постель, задернула занавеску и начала раздеваться… Рыза с удовольствием разглядывал жену… Оставшись в одной рубахе, Элиф юркнула под одеяло. Рыза не торопясь подошел и лег рядом…
Прошло ровно полгода. Сначала Рыза писал домой часто, но за последний месяц не прислал ни одного письма. Правда, Элиф получила два перевода на шестьсот лир, в доме появился достаток, ребятишки поправились… Да что с того, если от него ни строчки! Однажды утром, когда Элиф казалось, что она сойдет с ума от тоски, староста принес еще один перевод.
— А письмо? — спросила Элиф с надеждой.
Письма не было.
Элиф задумалась. «Нет, нет, не мог он этого сделать…» — уговаривала она себя. Ей было необходимо кому-то высказать свою боль, и она решила пойти к мужниной тетке.
Старая женщина, открыв дверь, с удивлением посмотрела на Элиф.
— Что случилось, доченька? Плохую весть получила?
— Нет, нет, благодарение Аллаху.
— Э-э-э, так что ж ты на себя непохожа?
Элиф горько, надрывно заплакала. Тетка сразу смекнула, в чем дело, и, хитро прищурив глаза, сказала:
— Перестань, перестань, найдется управа на твоего дурня.
Они вместе пошли к грамотею и попросили отправить Рызе телеграмму: «Элиф умерла. Приезжай немедленно. Твоя тетка».
Эдда! Эдда!.. С некоторых пор это имя не выходило у Рызы из головы. Стоило ему вслух произнести его — и в глазах темнело. Эдда!.. Жизни без нее для него не стало…
Рыза со стоном повернулся на кровати, сжал кулачищи: час назад он вернулся с работы, а Эдды все нет… Рыза поднялся, походил по комнате, подошел к окну, прислонился лбом к холодному стеклу и уставился на дорогу, пытаясь думать об Элиф, о детях, о деревне, — и не мог…
В дверь позвонили, Рыза успокоился, решив, что пришла Эдда. «Но ведь у нее свой ключ, — промелькнуло в голове. — Она здесь живет; это я комнату снимаю…» Входную дверь открыли, и до него донеслось: «Ja, ja»[52]. Послышались шаги на лестнице, затем кто-то постучал. Рыза приоткрыл дверь и увидел мать Эдды с телеграммой в руках…
Наконец пришла Эдда, стройная светловолосая женщина лет двадцати трех. Не успела мать выйти из комнаты, как Эдда бросилась к Рызе. Ей нравилось, что этот здоровенный турок так влюблен в нее. Она могла бы поехать с ним хоть на край света…
Эдда увидела телеграмму, повертела ее в руках, но прочитать не смогла и протянула Рызе. Тот взял, медленно развернул: «Элиф умерла, — быстро пробежал он глазами, — приезжай немедленно. Твоя тетка». И Рызу… охватила радость. Как умел, он объяснил Эдде, что жены у него больше нет. Эдда тоже обрадовалась: значит, можно не откладывая ехать в Турцию и там пожениться…
Когда автобус проехал Кыршехир, Рыза вдруг расчувствовался — а он-то думал, что давно забыл родные края. Рядом с ним сидела Эдда; по ее лицу было видно, что она добьется того, что задумала.
У деревни вышли. Рыза шел впереди, в одной руке нес чемодан, в другой — сумочку Эдды. Их увидела проходившая по улице крестьянка, потом еще двое мужчин. Мужчины подбежали к Рызе, обнялись с ним, молча проводили до дому.
Дверь открыла Элиф.
— Разве ты не умерла?.. — только и вымолвил Рыза.
Соседи ушли, и в маленьком деревенском домике, в котором была всего одна комната, остались Рыза, женщины да дети.
Элиф начала укладывать детей спать.
Эдда, усевшись в углу, размышляла: «Что же делать? Жить здесь, в этой бедной глухой деревне, я не стану. В Стамбуле я бы еще согласилась… А что если он с ней останется?» Мысль о том, чтобы расстаться с Рызой и уехать, не приходила ей в голову.
