— Как это нет? Хорошенькие шутки, нечего сказать!

— Ладно, шутить не буду, — сказал К.

— Ну вот что. Давай собирайся, приходи ко мне.

— А что у тебя делать?

— Раз не пошел в институт, приходи, побудешь здесь у меня, — оказал Мохаммад.

— Да не хочу я на базаре торчать — на улице, знаешь, какое солнышко!

— У меня дел — выше головы, а то бы я сам к тебе приехал. Давай приезжай — вместе пообедаем.

— Выходить неохота, — сказал К.

— Ну а дома что делать будешь?

— Ничего.

— Ты говорил, что…

— Что я говорил?

— Слушай, старик, ты меня не пугай, скажи честно, что стряслось?

— Ну что ты за человек такой, удивительно! — сказал К.

— Поклянись, что ты ничего такого не сделаешь.

— Да о чем это ты?!

— А о том, что ты собрался… о самоубийстве.

— Не будь ребенком, — сказал К.

— Это не ответ.

К. громко захохотал:

— Да пошутил я, старик, успокойся!

— Значит, не будешь?..

— Ничего же не случилось. Что я, дурак?

— Поклянись!

— Ну клянусь, клянусь! — сказал К.

— Вот и отлично. Сейчас я занят, а в полдень тебе позвоню — может, пойдем пообедать.

— Понятно, — сказал К. и положил трубку.

В комнате было уже тепло. Солнце поднялось выше, тени стали короче. Воробьиное чириканье смолкло, голосов женщин с нижнего этажа тоже не было слышно. К. опять начал шагать взад и вперед по комнате. Как забеспокоился Мохаммад — поверил всерьез! К. разбирал смех. Хохоча, он подошел к зеркалу, посмотрел на свой смеющийся рот, потом уселся на стул, натянул носки, снова заходил по комнате. Немного подумав, подошел к телефону, поднял трубку, набрал другой номер.

— Алло! Алло, Парвиз?

— Да, это ты?

— Ага, я. Привет, как живешь?

— Ничего, неплохо… Ты откуда говоришь?

— Из дому.

— Из дому? А занятия?

— Не пошел.

— Почему? Ты же никогда не пропускаешь.

— А сегодня пропустил.

— Ты что, заболел?

— Нет. Наоборот, отлично себя чувствую.

— Слушай, ты, наверно, что-нибудь сотворил?

— Что, например?

— Откуда я знаю? Со своими однокурсницами… Ты ведь у нас ловкач!

— Старик, ну что за разговоры?

— А зачем же тогда дома остался?

— Было одно дельце.

— Какое это?

— Да вот решил тут кое-что.

— Что решил-то?

— Покончить с собой решил.

— С чем покончить?..

— С собой! Самоубийством.

— А потом что?

— Потом ничего.

— Не трепись. Ну что ты мелешь?

— Какой треп? Я вполне серьезно.

— Но зачем?

— Да так просто.

— Может, что-нибудь случилось?

— Нет.

— Чего же ради?..

— Ради того, что денек сегодня — чудо! Тепло, солнышко светит…

— Ну и что?

— Ну и все!

— А ты, оказывается, бездарь. В другой раз захочешь пошутить — придумай что-нибудь поинтереснее.

— Слушаюсь!

— Ну, если так… Скажи честно, в чем дело?

— Да какое же это дело?!

— Знаешь, что я тебе скажу… Этими шуточками ты только свою бездарность показываешь. Представь: приходит человек утром на работу, и вдруг приятель звонит ему — мол, собираюсь расстаться с жизнью.

— В чем же тут бездарность?

— Во всем.

— Ладно, пусть бездарность. Ну и что?

— Ясно что. Человек теряет уважение других.

— Чепуха! Это уважение из-за чего угодно можно потерять.

— Слушай, я знаю, что ты дурака валяешь. Недаром в психологии написано: тот, кто собирается покончить с собой, никого об этом не извещает, тихонько идет, делает свое дело — пусть, мол, кому надо, сам разберется, что к чему.

— А если он хочет что-нибудь сказать или, ну, попрощаться, тогда как?

— Никак. Пишет записку, кладет на стол, или под стакан из-под яда, или под подушку. А большие любители порядка за час до самоубийства сами опускают свои письма в почтовый ящик.

— А если человек не хочет письмо писать?

— Ну, значит, не хочет, чтобы узнали.

— Выходит, если кто-нибудь перед самоубийством сообщит другим, значит, он на самом деле не собирается убивать себя? Да?

— Точно!

— Прекрасно, вот и я не собираюсь.

— Знаю.

— Ну ладно… Что еще скажешь?

— Ты что делаешь-то?

— С тобой разговариваю.

— А потом что?

— Еще не знаю.