аппаратурой. Вероятно, для дополнительной стимуляции веки были вырезаны, и оголенные белки глаз беспомощно вращались под прямыми лучами направленного света.

— Боже, что они с ним сделали, — содрогнувшись, сказал Локридж.

Бледные язык и губы пошевелились, силясь что-то произнести. У Локриджа не было диаглоссы, рассчитанной на время Бранна, но и не разбирая слов он мог поклясться — несчастный умолял: убей, убей меня…

И это происходило тогда, когда по ту сторону светонепроницаемого занавеса она и он…

Локридж потянулся рукой к машине.

— Остановись! Что ты делаешь?

Он медленно повернулся и увидел Ку и Сторм. Энергетическое оружие в руках Хранителя было нацелено на него. Сторм возбужденно заговорила:

— Я не хотела, чтобы ты это видел. Извлечь из памяти всю информацию не так-то просто, требуется много времени. Это уже почти труп, так что жалеть его бессмысленно. И, пожалуйста, не забывай — то же самое он хотел сделать со мной.

— Ты считаешь это оправданием? — закричал Локридж.

— Перл-Харбор оправдывает Хиросиму? — спросила она.

— Скажи, сколько тебе лет? — внезапно спросил Локридж. — Одной жизни не хватило бы, чтобы совершить столько мерзостей, сколько удалось тебе. Теперь я понимаю, почему в твоем же дворце точат на тебя кинжалы: имя Кораш — это право на бессмертие. Угадал?

— Не тебе судить меня, дикарь, — ледяным тоном произнесла Сторм. — А ты ведь, кажется, действительно слишком много возомнил о себе.

— Мне нет дела до того, сколько любовников ты сменила. И я, представь себе, готов был смириться с ролью преданного слуги, — горько сказал он. — Но помыкать Ори я не позволю. Ни ее людьми, никем. Возвращайся в ад, туда, откуда пришла!

Ку поднял ружье:

— Достаточно!

Перед рассветом полил дождь. Его шелест, приглушенный на выложенной торфом крыше и громкий на земле, разбудил Локриджа. Через решетку, закрывающую дверной проем, он видел пастбище, на котором уныло паслись мокрые животные ютов под присмотром таких же мокрых пастухов. Под ударами тяжелых капель увядшие листья один за другим срывались с дуба, как солдаты, падающие под шрапнельным огнем. Из стоящей на отшибе хижины, превращенной в тюрьму, не было видно ни деревни, ни залива. От этого становилось еще более тоскливо, а заключение казалось вечным.

Он из принципа не хотел снова надевать форму Хранителей; но теперь, практически раздетый, начинал зябнуть. Попрошу одежду Оругарэй, думал он, или даже соглашусь на платье ютов. Полагаю, она не откажет мне в этой просьбе, прежде чем…

А что она с ним сделает?

Локридж гневно встрепенулся. Бедная Ори, подумал он в отчаянии, бедный Витукар.

Воспоминания о девушке, к удивлению Локриджа, успокоили его. Он все еще мог помочь ей, ведь больше помощи ей было ждать неоткуда. Даст Бог, и она, может быть, сумеет бежать на одном из кораблей, приходящих в Эвильдаро. Из обрывков разговора между Сторм и Ку он понял, что плывущие по Северному морю суда — иберийского и британского происхождения, вероятно, принадлежащие пиратам. Действительно, прежде такого не бывало, но именно в этот периодов Англии должны были происходить значительные события. Сторм, похоже, не придавала кораблям большого значения. Ее успокоило то, что в результате наблюдений обнаружилось: команды кораблей состояли из современников Ори — Реформаторов на них не было, как не было и людей из других эпох. При такой погоде флот, несомненно, задержится еще как минимум на день-два. С Локриджем уже успеют расправиться. Хотя, возможно, у него еще остается время подсказать Ори способ спасения.

Появившаяся цель придала ему силы. Он подошел к двери и просунул лицо между прочно связанными жердями; капли дождя стекали по его щекам. Четверо ютов, закутанные в плащи из шкур, сторожили его. При виде Локриджа они отошли в сторону и, подняв оружие, стали делать какие-то знаки, вероятно, отгоняя злых духов.

— Приветствую вас, друзья, — сказал Локридж. (Сторм разрешила ему оставить свою диаглоссу). — Могу ли я попросить вас об одолжении?

Старший из охранников нервно и неприветливо отозвался:

— Что мы можем сделать для того, кто попал в немилость к Богине?

— Вы могли бы кое-что передать от меня. Мне всего-то нужно разок встретиться с другом.

— Никому не позволено говорить с тобой. Одну девчонку из-за тебя уже разыскивают.

Локридж сжал зубы. Конечно, Ори уже знает о его аресте. Будь ты проклята, Сторм, исчадие ада, подумал он. Даже в тюрьме, из которой я тебя вызволил, не запрещались свидания с посетителями.

— Так, — протянул Локридж. — Тогда я бы хотел видеть Богиню.

— Ну да! — со смехом воскликнул воин. — Неужели ты ее зовешь?

— Вы можете передать: я прошу свидания.

— А зачем? Она сама знает, что Ей делать!

Локридж зловеще усмехнулся:

— Глупец, если ты решил, что, оказавшись за решеткой, я потерял свою власть над тобой, то попробуй не выполнить мой приказ, и сам убедишься в обратном. Твоя драная шкура слезет с тебя, живого, и пойдет гулять по лесу.

Юты в страхе отступили от хижины. Локриджу пришло в голову, что реакция дикарей — первые плоды воспитания аборигенов в новом духе.

— Иди! — приказал он. — И не забудь захватить для меня завтрак на обратном пути…

— Прости, колдун, я не смею. Нам не позволено оставлять пост без разрешения. Но подожди, — вожак вытащил горн и протяжно протрубил: сквозь шум дождя звук разносился грустно и жалобно. Вскоре появилась группа воинов с топорами в руках.

Вожак сразу послал их к Сторм.

Это была хоть крошечная, но все же победа, и теперь Локриджу его положение начало казаться не столь уж безнадежным. Он набросился на принесенные ему черствый хлеб и жареную свинину.

«Сторм, наверное, может сломить меня, — подумал он, — но для этого ей понадобится, как минимум, расщепитель сознания».

Его даже не удивило, когда через пару часов она действительно пришла. Он со смущением ощутил, что его сердце вновь учащенно забилось. В длинном платье, высокая, гибкая и необычайно красивая, она словно парила над землей. Она держала в руке посох Мудрейшей; ее свиту составляло не менее дюжины ютов, среди которых Локридж заметил и Витукара. Гравитационный пояс создавал вокруг нее бледное сияние, образующее над головой ореол, о который, как о невидимый зонтик, разбивались капли дождя и каскадами устремлялись вниз, не задевая ее, — она словно утопала в серебристых струях водопада, подобно нимфе или русалке.

Она остановилась прямо перед хижиной; взгляд ее больших глаз оказался неожиданно печален.

— Ну вот, Малькольм, я здесь, — сказала она. — Я не могу отказать тебе…

— А вот я, кажется, уже не могу бежать к тебе по первому зову, как прежде, дорогая, — ответил он. — Жаль. Ведь я гордился тем, что принадлежу тебе.

— Ты не придешь?

Он покачал головой:

— Мне бы хотелось, но я просто не могу.

— Знаю. Так уж ты устроен. Если бы ты не хотел, это огорчило бы меня куда меньше.

— Что ты собираешься со мной сделать? Убить?

— Нет, я попытаюсь сохранить тебе жизнь. Ты даже не догадываешься, как я стараюсь.

— Послушай, — сказал он с внезапной надеждой в голосе, одновременно радостно и обреченно, — брось эту глупую затею. Прекрати войну во времени. Ты же ведь можешь.

— Нет, — сказала она непреклонно и гордо. — Я — Кораш.