сексуальный маньяк?
— Судя по всему, убийство не сексуальное. Похоже, Эрику пытали, чтобы добыть информацию. По всем канонам, ничем сексуальным тут и не пахнет, хотя иногда я задаюсь вопросом, много ли нам известно о подобных преступлениях. У вас никогда не возникало мысли, что Эрике грозит опасность?
— Во всяком случае, не опасность убийства. Изнасилование я бы еще могла понять. Эрика была такая холодная, неприступная. Есть категория мужчин, которые считают, что таких, как она, надо ставить на место. Насилие — самый эффективный способ.
«Чертовски умная женщина!» — подумал Кармайн.
— Вы знали, что в юности она стала жертвой группового изнасилования?
— Нет, но меня это не удивляет.
— У вас не было с ней доверительных разговоров?
— Я ведь говорила, капитан, мы не особенно ладили друг с другом.
— В последнее время — да, но раньше все было по-другому. Нет смысла это отрицать, миссис Скепс.
— Вы правы, когда-то мы были неразлейвода. Из-за меня Эрика стала любовницей Дезмонда… Я ее уговорила. Конечно, наши отношения от этого пострадали, хотя мы еще долго оставались подругами. Если бы я знала об изнасиловании, мне бы и в голову не пришло просить ее о чем-то подобном. Чистый эгоизм с моей стороны. Получив Эрику, Дезмонд оставил меня в покое. Меня несколько удивило, что, по ее словам, они занимались исключительно оральным сексом… Впрочем, мужчинам это нравится.
— Почему это вас удивило?
— Эрику не интересовал секс. Нельзя сказать, что она была лишена чувственности, просто не стремилась к нему. — Филомена Скепс с досадой стиснула руки. — Пожалуйста, давайте оставим эту гадкую тему!
— Что вас объединяло с Эрикой?
— Родство душ. Точнее, разумов. Мы любили читать, обсуждать прочитанное, нас завораживала бескрайность мира, мириады сил и процессов, действующих в нем. Нас восхищала красота в любых проявлениях — в усиках мотылька, переливчатых крыльях жуков, чешуе рыб — во всем. Мы обе никогда прежде не знали такой замечательной дружбы. После нашего разрывая будто потеряла часть себя.
— Почему вы прервали отношения? Что послужило толчком?
— До сих пор не могу понять. Все произошло внезапно, три года назад, в ноябре, на День благодарения. Мы собирались устроить праздничный обед вчетвером — я, Эрика, Тони и маленький Дезмонд. Эрика приехала слишком рано. Я была на кухне, готовила начинку для индейки. — В голосе Филомены Скепс слышалось отчаяние. — Она вошла и без обиняков заявила, что ненавидит меня, что ей надоело притворяться и что с нашей дружбой покончено. Старший Дезмонд — скотина, а младший ее на дух не выносит, и она сыта этим по горло. И еще дюжина причин, все в таком роде. От изумления я не смогла ей возразить, просто стояла с перепачканными руками и слушала. Потом она развернулась и вышла. Вот так. Больше мы с ней никогда намеренно не виделись, кроме как на приемах и собраниях, когда встречи было не избежать.
— Представляю, какой это был для вас шок, миссис Скепс.
— Не шок, трагедия! Вся моя жизнь перевернулась.
— Как вы отнеслись к тому, что ваш бывший муж передал Эрике контроль над наследством вашего сына?
— Для меня это был удар, но я не удивилась. Дезмонд пошел бы на что угодно, лишь бы осложнить мне жизнь. Тони отчаянно и безуспешно пытался найти причину, по которой можно было бы оспорить завещание. Конечно, теперь, без Эрики, ситуация изменится. — Говоря это, Филомена не сумела скрыть удовлетворения.
— Почему ваш сын терпеть не мог Эрику?
Она криво усмехнулась:
— Из ревности, конечно! Ему казалось, что Эрика для меня важнее, чем он, и в какой-то мере был прав. Разум ищет себе достойную компанию, а дети, как бы мы их ни любили, не могут конкурировать со взрослыми на интеллектуальном уровне. Чуткий ребенок это понимает. Но Дезмонд-младший чуткостью не отличается. Он возненавидел Эрику за то, что та украла меня у него. И был очень рад, когда нашей дружбе пришел конец. Кстати, пора отвыкать от «Дезмонда-младшего». Теперь он просто Дезмонд.
Кармайн сам не понимал, как ему удалось сохранить невозмутимость, пока перед ним разыгрывалась целая драма с Эдипом, Клитемнестрой, Медеей и дюжиной других греков и гречанок, проникших во все учебники психологии и воплотившихся теперь в одной-единственной женщине.
«Хотя бы мне уйти на пенсию, — думал он, — до того как эта жуткая амальгама взорвется. Бог мой, ну и клубок!»
— Мама! — послышался детский голос.
Легок на помине!
Как и оба родителя, Дезмонд был смуглокожим, однако лицом и фигурой больше походил на Филомену, чем на отца. Едва только достигнув половой зрелости, он уже перерос свою мать. Джинсы с обрезанными штанинами позволяли хорошо рассмотреть всю его широкоплечую, узкобедрую фигуру с красивыми руками и ногами, с мягкой грацией движений. Лицо его, лишенное явных признаков пола, могло в равной степени быть названным и женским, и мужским. Подобная неопределенность вряд ли исчезнет с возрастом. Скульптурные североевропейские черты, большие ярко-зеленые глаза, оттененные густыми темными ресницами. Ни следа прыщей; смуглая кожа совершенно безупречна, без единого пятнышка.
Кармайн почувствовал, как по спине побежали мурашки.
«Тут-то собака и зарыта».
Мальчик подошел к матери и стал рядом с ее стулом; улыбнувшись, она повернула голову, поцеловала сына.
— Капитан Дельмонико, познакомьтесь, мой сын Дезмонд.
— Привет, — сказал Кармайн, вставая и протягивая руку.
Мальчик брезгливо ее пожал; по красным губам пробежала гримаска отвращения.
— Привет, — произнес он, потом взглянул на мать, — это по поводу злой ведьмы из «Корнукопии»?
— По поводу Эрики Давенпорт. Хочешь лимонаду?
— Нет. — Он стоял гордый, как изваяние древнегреческого скульптора Праксителя, не подозревая, что нога посетителя просто-таки зудит от желания вбить в юного высокомерного засранца хоть немного почтительности. — Мне скучно, — проговорил Дезмонд.
— Ты уже сделал все домашние задания? — поинтересовалась мать.
— С моим ай-кью в двести баллов, мама, это семечки! — ответил он едко. — Мне нужна нормальная библиотека.
— Да, он прав, — виновато сказала она Кармайну. — Боюсь, нам придется переехать в Бостон. Кейп- Код подходит для меня, но Дезмонду здесь тесно. — Она снова повернулась к сыну: — Как только мы разделаемся с юридическими тонкостями, дорогой, мы отсюда уедем. Через несколько недель, говорит Тони.
— Кажется, ты полностью выздоровел от ветряной оспы? — спросил Кармайн мальчика.
Мальчик вопрос проигнорировал — видимо, само упоминание такой прозаической детской болезни в разговоре показалось ему неуместным.
— Где Тони? — спросил он капризным тоном.
— Здесь! — тут же отозвался голос Энтони Бера у задней двери дома.
Перемена, произошедшая в лице Дезмонда-младшего, была столь же внезапной, как и разительной; он весь просветлел, бросился к Бера и обнял его.
— Тони, слава Богу! Давай выведем лодку, мне скучно.
— Хорошая идея, — сказал Бера, — только я должен сначала поговорить с капитаном. Может, ты пока все приготовишь? Нам нужна наживка.
Мальчик ушел, но не раньше, чем они с Бера перебросились еще несколькими фразами. Кармайн подавил стон жалости и отвращения. Юный Дезмонд уже успел познать плотскую любовь, однако, отнюдь