И в дополнение — глоток свежего воздуха с широких просторов, который ей срочно необходим. Клеммер движется то в одном, то в другом направлении, словно дверь на только что смазанных петлях. Двигаясь туда, он грозит доставить любовникам боль, двигаясь сюда, он может открыть им дорогу к бегству. Дети отступили назад, ощутив спиной некое непреодолимое препятствие. Чтобы убежать, им придется броситься в разные стороны. Неожиданно ситуация подсказывает Клеммеру, что он занят привычными мускульными упражнениями. Встав в стойку, он репетирует одно-два гребных движения, только на суше, без воды. Эта живая картина имеет определенное содержание, и оно лежит на поверхности. Противников двое. Дело привычное, да к тому же они трусливы и отказываются от борьбы. Воспользуется ли Клеммер этим случаем или упустит его? Он хозяин положения. Он может проявить понимание, а может выступить как орудие наказания за нарушенную тишину парка и за испорченную юность. Он может заявить на них в полицию. Ему нужно побыстрее на что-то решиться, ведь совершенно пустой парк все более наталкивает их на мысль о бегстве. Если Клеммер закричит: «Держи вора!» — это не даст результата, он находится достаточно далеко от них, и сила его гнева слабеет и слабеет, так что парочке легко улизнуть. Молодая парочка замечает явные несоответствия и неуверенность в том, что говорит этот мужчина, замечает нерешительность Клеммера, которую он впопыхах обнаружил, сам того не сознавая, однако для детей это был сигнал! Он незаметно отошел от позиции силы. Они обращают перемену в свою пользу. Они хватают удачу за хвост. Поскольку Клеммер не на привычной водной глади, он задается вопросом: что делать? Он и она огибают дерево и со всех ног бросаются прочь. Обильное присутствие Клеммера буквально отшвыривает их в сторону. Их подошвы глухо стучат по луговому дерну. В некоторых местах просвечивает земляная подкладка луга. Второпях они оставили что-то вроде куртки или короткого пальто. Пальто детское. Клеммер не предпринимает никаких усилий, чтобы их преследовать. Он лишь с удовольствием топчет ногами лежащую на земле куртку. Он не обшаривает карманов в поисках кошелька. Или в поисках документов. Или в поисках дорогих вещей. Он несколько раз топчет ногами куртку, стараясь приспособиться половчее, как слон, который из-за веревок может передвигаться лишь на очень малом пространстве, но эту возможность умело использует. Он затаптывает куртку в почву. Его поступок никакой почвы под собой не имеет. Злоба вспыхивает в нем все сильнее, весь газон превращается вдруг в его закоренелого врага. Вальтер Клеммер упрямо и с внутренним беспокойством топчется в свойственном ему ритме по мягкой и уютно-покойной подушке. Он не дает подушке покоя. Клеммер полностью втоптал вязаную куртку в землю, и постепенно на него накатывает усталость.

Выйдя из парка, Вальтер Клеммер некоторое время бродит по улицам, не задаваясь вопросом, куда он идет. Им овладевает безразличие к выбранному направлению, безразличие, соединенное с силой и легкостью ног, в то время как весь город уже спит. Его внутренности раздувает шар, заполненный насилием. Шар нигде не наталкивается на стенки тела. Клеммеру его хождения кажутся бесцельными, однако он идет в определенном направлении, в направлении к определенной женщине, которая ему знакома. Многое предстает перед Клеммером во всей враждебности, однако он не реагирует на других противников, он слишком высоко ценит свою цель: совершенно особую женщину, наделенную талантом. Он колеблется в выборе между двумя или тремя женщинами и все же выбирает одну. Ради борьбы с кем бы то ни было он не пожертвует этой женщиной. Поэтому сейчас он решительно уклоняется от любых насильственных действий. Насилие не испугает его, когда она будет стоять перед ним лицом к лицу. Он сбегает вниз по эскалатору и оказывается в полупустом подземном переходе. Он покупает почти растекшееся мягкое мороженое. Человек в форменном колпаке безразлично и угрюмо подает ему мороженое, не подозревая, насколько он своим невниманием может спровоцировать Вальтера, готового обрушиться на него с кулаками. В конце концов, никто на него не набрасывается. На нем то ли морской, то ли поварской колпак, лицо без возраста олицетворяет саму усталость. Клеммер в два приема отправляет мороженое в воронку рта. Прохожих почти нет, никто не приходит и не уходит. Несколько человек сидят за стеклом в закусочной, расположенной в подземном переходе. Мороженое было тепловатое. Клеммер, внешне спокойный, настроен решительно. Его сердцевина медленно твердеет, легкое напряжение перерастает в агрессию. Он целиком устремлен к конечной точке своего путешествия, куда он, если все пойдет по плану, скоро прибудет. Ощетинившись, но не задевая прохожих, Клеммер меряет шагами улицы, двигаясь в сторону выбранной им женщины. Кое-кто наверняка ждет его. И вот он, нескромный в своих желаниях, бескомпромиссный в своих притязаниях, возвращается к ней. Ему есть что сообщить ей, что будет для нее совершенно новым, ему есть что высказать. Ему есть чем ее порадовать. Клеммер словно бумеранг покинул эту женщину только для того, чтобы вернуться к ней нагруженным новыми целями и представлениями. Клеммер заглядывает прямо в око урагана, бушующего у него внутри, туда, где, как говорят, должно царить полное безветрие. Он размышляет, не зайти ли ему ненадолго в кафе. «Я хочу хоть недолго побыть среди настоящих людей», — думает Вальтер Клеммер, — вполне достойное стремление для того, кто в первую очередь хочет быть человеком и кому постоянно в этом препятствовали. В кафе он не заходит. Там грязные тряпки оставляют липкие следы на алюминиевой стойке, на которой за стеклом покоятся торты и пирожные, покрытые разноцветной глазурью и вспучившиеся взбитыми сливками. Обильные пятна, оставленные жирными пачкунами на прилавках сосисочных киосков. Еще не веет утренней прохладой, которую сразу чует раненый зверь. Темп его шагов увеличивается. На стоянке такси только одна машина, ее шофер принимает по радиотелефону вызов.

Вот Клеммер и дошагал до дома, где живет Эрика. Он испытывает прилив радости оттого, что добрался. Кто бы мог подумать. В клеммеровском домишке поселилась злоба. Мужчине не пристало заявлять о своем появлении, швыряя в окно камешки, как это делают подростки. Он, ученик Клеммер, повзрослел, повзрослел за одну ночь. Он и сам не подозревал, как быстро зреет плод. Он не станет предпринимать ничего, чтобы его впустили. Он смотрит на темные окна вверху и беззвучно пытается определить, которое окно ее. Он смотрит на одно из темных окон вверху, не зная, чье оно. Он догадывается, что окно принадлежит отчасти Эрике, а отчасти ее матери. Он полагает, что за окном — супружеская спальня. Спальня для Эрики и матери, для супружеской пары. Клеммер разрезает заботливо натянутую ленту, соединявшую его с Эрикой, и привязывает эту ленту к чему-то новому, к тому, в чем Эрика играет лишь второстепенную роль, роль средства в достижении цели. В будущем он станет уравновешивать труд и развлечения. Скоро он закончит учебу, и у него снова будет больше времени для водного хобби. Он больше не желает никакого чрезмерного внимания со стороны этой женщины. Он не желает ничего незавершенного. Возможно, он приблизится к этой женщине, а возможно, и нет. По правому виску чечет струйка пота, выступившего из-за быстрого бега. Он тяжело дышит. Он пробежал несколько километров при довольно теплой погоде. Клеммер проделывает дыхательные упражнения, известные каждому спортсмену. Клеммер замечает, что гонит от себя мысли, чтобы не думать о немыслимом. Все в его голове проносится быстро и без следа. Меняются впечатления. Цель ясна, средства определены.

Клеммер прячется в нишу подворотни и расстегивает молнию на джинсах. Он вжимается в материнское лоно подворотни, думает об Эрике и онанирует. Он спрятан от посторонних глаз. Его внимание рассеянно, однако он отчетливо сконцентрировался на стержне, который отвердел у него там, внизу. Возникает приятное ощущение собственной плоти. В нем пульсирует ритм юности. Он выполняет работу сам по себе. Для собственного полного удовольствия. Запрокинув голову, Клеммер всматривается в сторону темного окна наверху, толком даже не зная, то это окно или нет. Он неумолим и равнодушен. Усердно обрабатывая себя, он не захвачен никаким чувством. Окно простирается над его головой, словно неосвещенный пейзаж. Место, где он утверждает свою мужественность, расположено этажом ниже. Клеммер ожесточенно движет рукой вперед и назад, у него нет намерения когда-нибудь остановиться. Он обрабатывает пашню своего тела без желания и радости. Он не хочет ничего восстановить и ничего разрушить. Он не хочет подниматься к этой женщине; вот если бы вдруг открылась дверь парадной, он пошел бы к ней прямо наверх. Ничто бы его не остановило! Клеммер предается своему занятию столь осмотрительно, что любой, кто бы его увидел, без всяких подозрений открыл бы ему дверь. Он мог бы вечно стоять здесь и продолжать свое дело, он мог бы сейчас же попытаться проникнуть в дом. От него зависит, что он сделает. Так и не приняв решения ждать здесь припозднившегося жильца, который бы открыл ему дверь парадного, Клеммер все же ждет припозднившегося жильца, который открыл бы ему эту дверь. Даже если ждать придется до утра. Даже если придется ждать, когда утром кто-то первым выйдет из дома. Клеммер дергает свой раздувшийся член и ждет, когда откроется дверь.

Вальтер Клеммер стоит в своем укрытии и размышляет, как далеко он сможет зайти. Два страстных влечения дали себя почувствовать — голод и жажда, оба сразу. Пока он занят страстным влечением к