ей в лицо, что он еще молод. «Передо мной простирается вся жизнь, да, теперь все только начинается! После окончания учебы я проведу длительный отпуск за границей, — забрасывает он наживку, которую сразу же отдергивает: — Проведу один! Ведь вряд ли о тебе, Эрика, скажешь, что ты молодая». Если он молодой, то она старая. Если он мужчина, то она женщина. Для разнообразия Вальтер Клеммер пинает Эрику, лежащую на полу, ногой под ребро. Он дозирует силу ударов, чтобы не переломать ей кости. По меньшей мере, он всегда контролировал свое тело. Вальтер Клеммер перешагивает через Эрику, как через порог, за которым лежит свобода. Она сама все это спровоцировала, попытавшись верховодить им и его вожделением. Вот теперь она и расплачивается. По отношению к этой женщине у него возникают мрачные чувства и подозрения. Эта женщина громко жалуется на его злобу, но только потому, что телесно страдает от последствий. Она громко вскрикивает и бессвязными словами просит его остановиться. Мать слышит этот крик и присоединяется к нему, кипя от глухой ярости. Может так случиться, что этот человек не оставит от ее дочери ничего, чем она, мать, смогла бы распоряжаться. Кроме того, матерью овладевает животный страх, что с ее ребенком что-то случилось. Она рвется наружу, разражаясь угрозами, но дверь не поддается так, как во время оно поддавалась матери воля ребенка. Мать выражает опасения, которые из-за закрытой двери неразличимы. Мать выкрикивает угрозы в адрес вторгшегося в квартиру насильника. Она указывает дочери на последствия мужской любви, о которых она предупреждала, но дочь ее не слышит. Дочь плачет навзрыд, и ее снова пинают ногой в живот. Клеммер наслаждается своими действиями, зная, что они вызывают единодушное осуждение со стороны женщин. Клеммер радуется тому, что может не обращать внимания на это осуждение. Мужчине хочется стереть с земли то, чем Эрика когда-то была, но это ему не удается. Эрика непрерывно напоминает ему, чем она была для него раньше. «Умоляю тебя», — обращается она к нему с мольбами. Мать за дверью высказывает опасение, что ее дитя унижается перед мужчиной из страха. К тому же он наносит ей телесные повреждения. Мать беспокоится за свой далеко уже не молодой плод. Она обращается с молитвами к Богу и к Его Сыну. Ей грозит невосполнимая утрата, и матери страшно, что дочери будет ее не хватать. Долгие годы напряженной дрессировки унесет, словно порывом ветра, их место займут новые фокусы, связанные с мужчиной. Мать приготовит чай, если только ее выпустят из комнаты и если кто-то захочет чая. Она тонким голоском кричит что-то о мести и о заявлении в полицию! Эрика горько плачет над бездной, куда провалилась ее любовь. Ее письменные просьбы, обращенные к мужчине, были слишком фривольны, — признает она. Его неудача была слишком унизительной, — признает он. До сих пор она никогда не представала на суд публики на столь долгое время и считала, что она самая лучшая. Оказавшись на арене публичной жизни, она увидела, как ничтожна ее доля. И скоро будет слишком поздно.

Эрика лежит на полу на сбившихся дорожках. Она говорит: «Пощади меня». Она не заслужила такого наказания только за одно письмо. У Клеммера развязаны руки. Эрика не связана. Мужчина бьет ее не задумываясь и едко спрашивает: «Ну, где теперь оно, это твое письмо? Получи и распишись». Он хвастается, что никаких веревок не потребовалось, как она может теперь убедиться. Он спрашивает ее, может ли теперь пригодиться ее письмо? Вот все, на что оно сгодилось! Клеммер наносит женщине легкие удары, объясняя ей, что она хотела именно так, и никак иначе. Эрика, плача, говорит ему, что она хотела не так, а совсем иначе. «В следующий раз тебе придется точнее выражаться», — дает ей совет мужчина, вновь давая хорошего тумака. Пиная ногами женщину, он доказывает простое уравнение: я — это я. И я этого не стыжусь. И на том стою. Он угрожает женщине, требуя, чтобы она принимала его таким, какой он есть. «Я такой, какой я есть». У Эрики разбита переносица и сломано ребро. Она укрывает лицо руками, и Клеммер говорит, что она правильно поступает. «У тебя ведь лицо не очень, правда? Ведь есть лица посимпатичнее», — говорит специалист и ждет, чтобы она сказала, что есть и поуродливее. Ночная рубашка на ней задралась, и Клеммер размышляет, не изнасиловать ли ее. Желая унизить ее женскую сексуальность, он говорит: «Сначала я выпью стакан воды». Он демонстрирует Эрике, что она его теперь меньше привлекает, чем медведя дупло дерева, в котором обитает пчелиный рой. Эрика бросилась ему в глаза не своей красотой, а своими музыкальными способностями. И теперь она вполне может пару минут подождать. «Я решил проблему собственным способом», — говорит студент технического вуза, очень довольный собой. Мать разражается проклятиями, Эрика думает о бегстве. Она привыкла думать, но не делать. Герметичная замкнутость не принесла ей наград.

В кухне Вальтер долго спускает воду из крана, он любит похолоднее. Он отдает себе отчет в том, что его поступок может иметь последствия. Он готов взять их на себя как мужчина. У воды неприятный привкус. «И ей тоже придется терпеть последствия», — думает он об Эрике уже с большей радостью. С музыкальными занятиями для него теперь покончено. Зато он серьезно займется спортом. Никому из присутствующих все это не доставляет особенного удовольствия. Однако это нужно сделать. Никто не пытается сделать шаг к примирению. Клеммер пытается услышать, не берет ли женщина часть вины на себя. «Ты до некоторой степени сама виновата, признайся в этом, — признает Клеммер. — Нельзя распалять мужчину до крайних пределов, а потом трубить отбой. Если кому-то становится слишком хорошо, нельзя ведь, в конце концов, открывать заслонку».

Клеммер злобно ударяет ногой по дверце волшебного шкафчика с неизвестным содержимым, который вдруг раскрывается и демонстрирует мусорное ведро с вложенным в него полиэтиленовым мешком. От удара из ведра прыскают в разные стороны отбросы, разлетаясь по всей кухне. В основном это кости. Мясо, подгоревшее на сковороде. Клеммера внезапно разбирает смех. Этот смех причиняет женщине боль. Она вновь предлагает: «Давай обсудим все как следует». Она уже открыто признает за собой часть вины. Пока он здесь, она еще надеется. «Только не уходи, прошу тебя». Она пытается встать, но это у нее не выходит, и она вновь опускается на пол. Мать за баррикадой, возведенной на ее пути, кричит дочери: «Как твои дела?» Дочь отвечает: «Спасибо, хорошо. Все устроится». Дочь умоляет мужчину, чтобы он выпустил мамулю. Под мамины крики она ползет к двери, а мама за дверью все сильнее зовет Эрику по имени. И тут же, не переводя дыхания, мать осыпает Эрику проклятиями, как это у нее заведено. Холодная вода придала Клеммеру новые силы. Холодная вода несколько остудила его. Эрика почти добралась до двери в комнату матери, и ученик отшвыривает ее в сторону. Она снова просит не бить ее по голове и по рукам. Клеммер сообщает ей, что он в таком состоянии не может выйти на улицу; он только напугает прохожих. Он оказался в таком виде исключительно по ее вине: «Будь со мной чуть поласковее, Эрика. Прошу тебя». Он неистово набрасывается на женщину. Он облизывает ей лицо и умоляет о любви. Кто одарит его любовью более щедро и на более выгодных условиях, чем любящая женщина? Продолжая молить о любви, он расстегивает брюки. Продолжая умолять ее о любви и понимании, он решительно входит в женщину. Он энергично настаивает на своем праве на взаимность, которым обладает каждый, даже самый плохой человек. Плохой человек Клеммер вонзается в Эрику. Он ждет от нее стонов страсти. Эрика ничего не чувствует. В ней ничего не возникает. Ничего не происходит. Либо слишком поздно, либо слишком рано. Женщина публично заявляет, что она стала жертвой обмана, потому что ничего не чувствует. Эта любовь по своей сути есть уничтожение. Она очень надеется, что Клеммер хочет, чтобы она его любила. Клеммер наносит по ее лицу легкие удары, чтобы добиться стонов. По сути, ему безразлично, от чего она стонет. Эрика жаждет вожделения, однако она никого не вожделеет и ничего не ощущает. Поэтому она просит мужчину сейчас же остановиться! Из-за того, что он снова принимается с силой бить ее, не прекращая назойливо выпрашивать любовь, все превращается в тур сплошного насилия. В экстремальное горное восхождение. Женщина не отдается ему с радостной готовностью, однако мужчина Клеммер намерен получить от нее любовь и согласие. Ему нет нужды заставлять женщину. Он орет на нее: «Ты должна встречать меня с радостью!» Он видит перед собой неподвижное лицо, на котором его присутствие не оставляет никаких следов, кроме боли. «Значит ли это, что тебе безразлично, уйду я или останусь?» — спрашивает Клеммер, не прекращая побоев. Клеммер старается для этой женщины на полную катушку, чтобы избавиться от мучащей его жажды. «Раз и навсегда», — грозит он ей. Эрика визжит: «Прекрати, мне больно». Исключительно из-за инертности или лени Клеммер не может отлепиться от женщины, пока не кончит. Он умоляет: «Люби меня», — он покрывает ее то поцелуями, то ударами. Он ерзает на ней, багровый от ярости, и прижимается лицом к ее лицу. Мать требует, чтобы все закончилось. Она барабанит в дверь пулеметными очередями. Она открывает беглый огонь, забыв о соседях. Клеммер усиливает темп, его скорость достаточно высока. Он не выстреливает мимо цели, он попадает прямо в цель. Выдающийся спортсмен своего добился. Не переводя дыхания, он быстро промокает себя бумажным платком и бросает влажный комок на пол рядом с Эрикой. Он говорит ей, чтобы она никому об этом не рассказывала. Ей же будет лучше. Он просит прощения, что так себя вел. Он объясняет свое поведение тем, что на него вдруг накатило. Такое с мужчиной бывает. Эрике,