переключателю, офицер по науке увидел, что рулевой сделал непроизвольный жест рукой, и спросил:

– Да, мистер Зулу, что там у вас?

– Мистер Спок, – молодой офицер вдруг замялся и спросил с каким-то отчаянием:

– Капитан не сообщил вам… и вы думаете… что капитан Хантер прибудет к нам на борт?

Спок невозмутимо глядел с экрана, а Зулу в этот момент готов был отдать все на свете, чтобы лицо офицера-ученого выразило бы хоть какое-нибудь чувство, ведь он был, пожалуй, единственным на корабле, кто не мог или не хотел понять, почему Зулу задал этот вопрос. Но насколько он знал Спока, от него можно было ждать лишь уважительного ответа и, скорее всего, неопределенного.

А Зулу нужна была определенность. Половину своей сознательной жизни он прожил под звездой капитана Хантер. Она была для него всем: и первой детской любовью, и живой легендой, и ярким маяком на пути его жизни. А в его семье царил подлинный культ Хантер. И не мудрено.

Отец и мать Зулу да и он сам были выходцами с Земли. Но его отец был поэтом, а мать – агрономом-консультантом, и они не нашли лучшего для себя места, чем сельскохозяйственная колония Федерации Ганьютцу, где и прошла большая часть детства Зулу. Большинство поселенцев на Ганьютцу были такими же, как и его родители, романтиками, выходцами из прошлого, для которых сельская идиллия была дороже всех прелестей цивилизации. Но на беду любителей сельской жизни, Ганьютцу была затеряна в далеком пограничье Федерации, и клингонские пираты облюбовали беззащитную планету для своих грабительских набегов.

Ни отчаянное сопротивление ганьютцев, ни многоречивые ноты протеста правительства Федерации не могли спасти планету. Клингоны утверждали, что планета заселена ренегатами от цивилизации, которых нет никакого смысла защищать, к тому же им не известно, откуда появляются и куда исчезают пираты.

И тогда над Ганыотцу, как сокол на охоте, появилась молодой офицер Хантер со своей боевой эскадрильей. Преследуя пиратов, она загнала их в клингоновское гнездо, и клингоны вынуждены были признать и своих пиратов, и свое поражение.

Хантер избавила и Зулу, и всех ганьютцев от многолетнего кошмара, но он не знал, как объяснить это офицеру по науке, чтобы тот понял его состояние, как понял бы его капитан Кирк.

Кажется, Спок не осуждал его за любопытство, но брови его насмешливо взлетели вверх, и он ответил:

– Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не исключена возможность того, что она окажет честь «Энтерпрайзу», поднявшись на его борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.

Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы то ни было выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана, и очень надеялся, что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.

«Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает офицеру, а не мальчишке?» – в который раз подумал он с досадой.

– Очнись, – вывела его из оцепенения Мандэла. – Ты обещал ему прийти через десять минут, так что поторопись, – она подняла свою маску, обменялась с ним рукопожатием.

– Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на борт? Мандэла улыбнулась как-то странно.

– Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, – вытерев потное лицо рукавом, добавила:

– Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер – лучшего места не найдешь.

Вместе они направились к раздевалке.

– Эскадрилья Хантер! – воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. – Я не такой счастливчик, чтобы мечтать об этом.

Мандэла резко шагнула вперед и, загородив ему дорогу, с неожиданной злостью спросила:

– Ты кто – человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?

Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не касались его унылой физиономии.

– Боюсь, что если она откажет мне…

– У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных специальностей. И на твоей груди звезда Академии.

– Но ты не видела моего аттестата.

Стиснув зубы, она уставилась на него своими зелеными, мечущими бешеные искры, глазами:

– Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс – только это идет в расчет. Ни один самый всезнающий, самый всесильный бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том основании, что ты не доволен своим аттестатом.

Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под маской гнева различить плохо скрытую боль.

– А с тобой это было? – как можно мягче спросил он и сразу же сообразил, что было, ведь Мандэла не заканчивала Академии, она в буквальном смысле слова сражалась, добывая себе звания.

– Было, – не сразу ответила она. – И не раз. И всегда, когда это случалось, я чувствовала себя оскорбленной. Но ты единственный, кому я рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:

– И не надо.

– Это мое первое первоклассное назначение, Хикару. Но Кирк не просил именно меня. Он просто подал запрос на любого, кто способен был заменить моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.

Она мрачно усмехнулась.

– Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он взял то, что ему надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Я не буду тратить время попусту: или звезда Академии, или… – она резко оборвала себя, осознав, что сказала слишком много, положила руку на плечо Хикару и закончила:

– Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь.

Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит в себя, сколько боится быть отвергнутым.

Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую тюрьму. Она располагалась в самом конце короткого коридора административной секции и производила гнетущее впечатление своим запущенным видом. Пластиковые стены сверху донизу были испещрены рубцами и царапинами, скрывавшими скабрезные надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие природный камень астероида. И все это, закрашенное и перекрашенное много раз, говорило о запущенности, о забытости этого заведения.

Охрана из трех человек лениво развалилась на скамейке у входа, погруженная в созерцание ручных компьютеров. При появлении Спока все компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку было плевать на то, чем занимается охрана, и он не сделал ей никакого замечания: на чепуховой работе всякий волен заниматься чепухой, хоть читая, хоть просматривая развлекательные фильмы.