языке. А как насчет «Машины времени»?
– Очень хорошая вещь! А «Франкенштейн»?
– Тоже. А «Исландия»?
– Еще бы! И знаешь, я где-то прочитал, что они собираются собрать все, когда-то запрещенное, и издать факсимильный вариант.
Мандэла засмеялась:
– Сколько веков они говорят об этом? Хотелось бы дождаться и увидеть, как они сделают это.
Хикару с любопытством разглядывал подаренную ему кассету, и она торжественно указала рапирой на кассету:
– А это Бабель, одна из моих любимых книг. Издано Делани. Великолепно издано.
– Я ничего не слышал об этой книге. А когда она издана?
– 1966 год, старый календарь.
– Тогда это – не докосмическая книга.
– Нет, докосмическая.
– А, ты ведешь отсчет от первого приземления на Луну. А я – от первого спутника.
– Традиционалист. А это значит, что ты не читал «Сивилла преследует Синий» и готов отвергнуть множество книг только потому, что мы не можем прийти к согласию из-за каких- то двенадцати лет.
– Ты что? Я принимаю книгу и благодарю тебя. По пути на ковер Мандэла импульсивно положила свою руку ему на талию, попыталась обнять его. Он не отстранился. Он был слишком воспитан, чтобы сделать это. Но все его тело непроизвольно напряглось. Удивленная, обиженная, пытающаяся понять, где и когда она совершила ошибку, она отдернула свою руку и быстро зашагала на край ковра, чтобы занять позицию.
Он догнал ее, хотел было схватить за руку, но лишь дотронулся до ее локтя:
– Мандэла, прости меня. Ты… не сердишься на меня?
– Я неверно подумала о тебе, – ответила она.
– Давай не будем говорить об этом, я не хочу за один и тот же день дважды оставаться в дураках.
– Но это вовсе не так!
– Не знаю, – она посмотрела ему прямо в глаза.
– Я думала, вчера… Обычно я очень хорошо понимаю намеки… Прошу прощения – я поторопила тебя. Ты знаешь, что я имею в виду, но я не хотела оказывать на тебя давления. Извини, если я смутила тебя.
– Нисколько! – воскликнул он. – Мне было очень приятно.
– Тогда все в порядке – ты был намного вежливее, чем была бы я к тому, кто меня не интересует.
Она не хотела навязываться и не могла признаться, что он был для нее самым привлекательным из всех мужчин. И не слепой же он, чтобы не видеть, к чему идет дело. А если он нашел ее привлекательной, – в чем Мандэла была уверена со вчерашнего дня, – то как объяснить его поведение?
– Да пойми ты меня! Я все время думаю о том, что зародилось между нами. Но я добиваюсь перевода. Мы с тобой уже говорили об этом. И ты единственная, с кем я могу делиться самым сокровенным.
– Я не забыла наш разговор. Ну и что с того? Никто из нас не знает, где он будет на следующей неделе, в следующем месяце.
– Я не хочу быть несправедливым по отношению к тебе.
Мандэла в упор смотрела на него, в ней боролись два чувства: удивление и раздражительность. Рапира с треском выпала из ее рук.
– Какую, черт возьми, справедливость ты подразумеваешь? Что ты будешь верен своему решению и переведешься на другой корабль? Но если ты был откровенен со мной, то о какой несправедливости ты говоришь?
Хикару стоял растерянный, подавленный. Мандэле хотелось крепко взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он снова стал самим собой. Но она знала, что не сможет остановиться на этом, а стеганые костюмы для фехтования, открытое пространство спортивного зала не предназначались для любовных ласк. Да и смущать его еще больше не хотелось.
– Ну, как тебе сказать? – он помедлил, подыскивая нужные слова. – Мне кажется бессердечным использовать счастливый случай взаимности и тут же исчезнуть бесследно.
Мандэла взяла его руку в свою, провела пальцем по ложбинкам его ладони.
– Пойми, что прежде всего ты бессердечен к самому себе. Никто из нас во время службы на борту на берет на себя долговременных, обязательств. Это слишком рискованно и слишком больно. Мы привыкли говорить друг дружке: «На какое-то время». И к чему-то другому я не привыкла. Но ты… мне кажется, что ты хотел бы иметь при себе что-то такое, что длилось бы целую вечность.
– Так было бы лучше, – ответил Зулу.
– Наконец-то ты высказался! И хорошо сделал, теперь я все о тебе знаю. Ты был бог знает под каким прессом целых полтора месяца, и на тебя еще давила мысль о переводе с «Энтерпрайза». И я думаю, что ты прав, не усложняя себе жизнь еще одной проблемой.
– Как видишь, все сошлось одно к одному.
– Я тебя понимаю.
– Благодарю тебя, – произнес он и обнял ее. Мандэла ответила на объятие, хоть была смущена его щепетильностью и поторопилась поднять с пола рапиру.
– Давай, пора приступать к уроку. Они обменялись приветствиями рапирами, учитель сразу же опустил свою маску, а ученица попросила его:
– Хикару, если ты изменишь свое мнение, дай мне знать, – и прикрыв лицо маской, заняла позицию «эн гарде».
Спустя несколько часов бесплодного труда, Спок прервал связь с Алеф Праймом. Опробовав все мыслимые и немыслимые пути получения информации. И все попытки закончились безуспешно. Ничего нельзя добиться, находясь на борту «Энтерпрайза».
Прежде чем отключить терминал, офицер по науке глянул на график, чтобы найти хоть кого то, знакомого с работой капитанского мостика. Имя Зулу было первым по списку.
Рулевой отыскался в спортивном зале. Он появился на экране с потным лицом, с маской, откинутой на лоб.
Как первый помощник капитана Спок давно уже пришел к выводу, что с Зулу ему легче работать, чем с кем бы то ни было другим, настолько тот был уравновешенным, спокойным во время работы. Но другую сторону характера молодого лейтенанта – его неожиданные вспышки романтизма, хотя бы и в свободное от службы время, – Спок не постигал.
– Но вот Зулу вытер пот, отложил рапиру и маску и вновь стал похож на серьезного, умного, атлетически сложенного офицера Звездного Флота.
– Слушаю, мистер Спок?
– Мистер Зулу, вы можете прервать свои занятия?
– Я только что закончил свой урок, сэр.
– Мне надо ненадолго покинуть борт корабля, чтобы посетить Алеф Прайм. Но я не могу оставить пустым капитанский мостик.
– Я буду там через десять минут, мистер Спок.
– Благодарю вас, мистер Зулу. Конец связи, – но протягивая руку к