научил тебя этому? Сервий?.. Нет, не уйдёшь! — закричал он. — Не позволю!

— Уйду, — твёрдо сказала Тукция и, бросив работу, ушла в хижину.

Два дня она не выходила из дому. Деций обдумывал, как удержать дочь, а Тукция всё колебалась. Она знала, что, по закону, отец мог бы удержать её, но он не захочет воспользоваться своим правом, так как скрывается от Сципиона Назики. Но он может запереть её в сарае. «Что ж, — думала она, — пусть запирает. А кто будет работать в саду, готовить пищу, кормить собаку? Кто будет продавать цветы на рынке?»

Тукция засмеялась и легла спать. Утром на третий день она сказала отцу:

— Ты меня не любишь, отец, возненавидел и Сервия, а за что? Тебе деньги дороже счастья дочери… Прощай, отец, я ухожу. Пусть боги помогают тебе в работе.

Она встала и решительно направилась к двери. Деций не удерживал её:

«Пусть всё пропадёт, а я не уступлю. Пусть отцветают и вянут цветы, пусть я лишусь достатка и вновь стану нищим, а не дам ничего Сервию!»

Но когда он пришёл в сад и увидел, что за цветами нет ухода, кругом тихо, не звенит весёлый смех Тукции, ему стало тоскливо. Он опустился на скамью, но тут же вскочил и принялся за работу. Окапывая кусты, он подкладывал к корням навоз, носил в переднике голубиный помёт, поливал цветы. К вечеру он устал, захотелось есть. Но привычного горячего ужина не было, и он съел кусок хлеба с сыром и оливками, выпил немного вина. О дочери он старался не думать, но беспокойство, помимо воли, поднималось в глубине души.

Он спустил собаку с цепи, запер хижину и вышел на улицу. Была ночь. В тишине гулко отдавались шаги прохожих по каменной мостовой. Большие звёзды, как золотые пчёлы, низко роились над головой, над морем поднимался серебряный диск луны.

Деций направился к Нумерию, у которого жил Сервий. Он знал, что Тукция там. «Пойду побеседую с Нумерием. Пусть он рассудит, кто прав».

Не доходя до хижины Нумерия, Деций остановился. На скамье сидели трое — фигуры их чётко обрисовывались. Деций остановился прислушиваясь.

— К отцу надо пойти вам обоим, — громко говорил Нумерий. — Ведь это отец, а не чужой человек.

— Когда я уходила, он не удержал меня, — всхлипывала Тукция, — а ведь мог сказать хоть бы одно слово…

— Да, он обижен, — продолжал Нумерий, — но он любит тебя, Тукция…

— Да, люблю, — ворчливо сказал Деций, выступая из темноты, — но ты, Тукция…

— Отец мой, — бросилась к нему Тукция, — сжалься надо мною!

— В угоду чужому человеку ты покинула отца…

— Но я люблю его!

— Было время, когда я баловал тебя, не отказывал тебе ни в чём…

— Отец, скажи ласковое слово Сервию, помирись с ним…

Деций даже не взглянул на Сервия.

— Он забрал тебя у меня, а я уже сказал ему своё слово.

Сервий встал:

— Ты не любишь меня, Деций, а за что? Не потому ли, что я беден?

Деций не ответил.

Повернувшись к Нумерию, он спросил:

— Скажи, сосед, откровенно: кто прав — отец или дочь?

— Оба вы правы и неправы, — уклончиво ответил Нумерий. — Молодость права, требуя счастья, и неправа, пренебрегая старостью. А старость права, требуя почёта и послушания, и неправа, противясь счастью молодости.

— Слышу слова хитроумного[101] Одиссея, — усмехнулся Деций и обратился к Тукции: — Идём, дочь! — И, помолчав, тихо: — А ты, Сервий, приходи завтра.

Вскоре была сыграна свадьба.

В назначенный день Деций пригласил магистрата, пять свидетелей из римских граждан, живших по соседству, и посредника, который, по древнему обычаю, должен был взвесить деньги, получаемые отцом за проданную дочь. Но это была лишь формальность, так как Сервий заплатил всего один асс.

— А теперь — к претору[102], — сказал Деций, угостив присутствующих вином.

Когда они остановились перед базиликой[103], находившейся в центре города, и услышали резкий голос претора, Деций подумал: «Как я мог допустить, чтобы бродяга взял мою дочь? Я всё сделал, чтобы помешать этому браку, но она настояла на своём. Нет, я никогда не полюблю зятя, не назову его своим сыном».

Нахмурившись, он слушал, как свидетели подтвердили перед претором римское гражданство жениха и невесты, как Сервий спросил Тукцию: «Женщина, хочешь ли ты быть матерью моего семейства?», и как она ответила: «Хочу», а потом, в свою очередь, спросила: «А ты хочешь быть отцом моего семейства?» Сервий тоже сказал: «Хочу», и, подойдя к Тукции, разделил, по обычаю, её волосы дротиком и провёл остриём шесть раз по голове.

Деций смотрел угрюмо, как молодые люди, сопровождавшие жениха и невесту, бросились к Тукции, как будто собираясь её похитить, а другие стали защищать её. Произошла короткая схватка.

— Отдайте девушку, вы её украли! — кричали нападающие.

— Не отдадим! — возражали защитники. — Она согласилась по доброй воле следовать за Сервием.

— Лжёте! — кричали нападающие, отталкивая защитников и хватая невесту.

Претор, сухощавый, болезненный человек, с жёлтыми впалыми щеками, приподнявшись в кресле, объявил, что брак заключён, приказал писцу написать брачный договор на табличках и отнести в архив. Сервий заплатил асс, и претор торжественно возвестил:

— Плебей Сервий купил себе в жёны плебейку Тукцию! Он становится её господином, а она его рабыней. Она должна, по старинному обычаю, войдя в дом своего господина, сделать приношение ларам домашнего очага.

Нагнувшись, Тукция незаметно нащупала асс в своей обуви и подумала: «Лишь бы не потерять его, иначе все несчастья обрушатся на мою голову».

Брачная процессия с зажжёнными факелами, несмотря на яркий солнечный день, при звуках флейт двинулась к дому мужа (зятю и дочери Деций отдал половину дома, которую прежде сдавал внаём). Улицы ожили — из домов выбегали женщины и подростки, чтобы взглянуть на жениха и невесту. Шутки и остроты сопровождали их до ближайшего перекрёстка. Здесь шествие остановилось. Тукция достала из-за пазухи кошелёк, вынула оттуда асс и положила к ногам ларов перекрёстка.

Вновь заиграли флейты, и процессия тронулась дальше.

«А вот и дом», — едва успела подумать Тукция, как её подхватили крепкие руки, и молодые люди осторожно, чтоб она не коснулась порога, внесли её в атриум и посадили на скамью.

Тукция встала и, подойдя к нише с ларами, вынула из башмака асс и положила к ногам ларов. Она не посмела им молиться, только наклонила голову, отходя от ларария.

Все разошлись. В атриуме остались только Сервий с Тукцией.

— Наконец-то мы соединились! — сказал Сервий, подходя к ней с радостной улыбкою.

— Куда Гай, туда и Гайя,[104] — засмеялась девушка, обнимая его.

— Пусть боги ниспошлют милость нам и нашей семье, — прошептал Сервий.

Сервию казалось, что он вознаграждён за своё постоянство счастливым браком и жизнь их должна