Отвар уже загустел и остывал на столе перелитым в большую металлическую кружку, когда Полина спиной почувствовала чье-то присутствие. Она вздрогнула и схватилась за кочергу.

— Ты чего, Полюшка, уже и своих не узнаешь?

— Фу, черт! Карл Модестович! Напугал-то зачем? — Полина опустила кочергу и схватилась за сердце — оно так и рвалось из груди.

— Тебя искал. Проститься хотел.

— Как проститься? — растерялась Полина. — Обещали золотые горы, а теперь бросаете меня здесь, бежите…

— Дело приняло другой оборот. Возращение молодого Корфа все изменило.

— А я думала, вы никого не боитесь.

— Я и не боюсь. Но он слишком хитер, чтобы его обмануть, и слишком здоров, чтобы его извести! Он непременно докажет, что барон вернул деньги Долгорукому, и все! Понимаешь? Все! Всему конец! К тому же старик уже обнаружил недостачу. Нет, бежать мне надо.

— Вас, значит, и в тюрьму посадить могут?

— Могут и в тюрьму. Старый барон уже грозил исправнику на меня донести!

— Плохо дело, — упавшим голосом прошептала Полина.

— Хуже некуда. Напрасно я доверял Долгорукой. Ей-то что? Уехала к себе в поместье чаи гонять с Забалуевым. И нет ей до того никакого дела — в тюрьму меня упекут или вздернут…

— Вас, значит, в тюрьму, а я здесь одна останусь, с помоями возиться? — вскинулась Полина. — И Анна спокойненько главные роли будет играть да в Петербург разъезжать?!

— Надоело мне слушать про Анну! Я говорю о серьезных вещах!..

— Что это вы делаете на кухне? — с порога закричала на них неожиданно вернувшаяся Варвара. — Марш отсюда, и побыстрее! От вашего духа еда протухнет! Чего стоишь? Глухой, что ли?

— Ой, Варвара, смотри, договоришься ты у меня! — пригрозил Карл Модестович кухарке, напиравшей на него грудью.

— Сейчас сознание от страха потеряю, и лицо вашего высокоблагородия кипяточком ошпарю! — издеваясь, заявила Варвара.

— Идиотка! — попятился управляющий, едва не придавив Полину, быстро прибиравшую со стола кружку с отваром.

— А командовать тебе уж больше не придется! Знаем мы про барское распоряжение! — продолжала Варвара.

И пока она препиралась с немцем, Полина побежала в комнату Анны. Сделав задуманное, она выглянула в окно — тихо ли на дворе, и вдруг увидела подъезжавшую карету с Никитой на облучке.

— Вернулась? Что-то быстро. Никак все в столице сорвалось, — обрадовалась Полина. — Вот я тебя сейчас встречу!

Анна и шагу еще ступить по дому не успела, как столкнулась со злорадно улыбающейся Полиной.

— Что так обратно поторопилась? Или провалилась в театре?

— Не до тебя мне сейчас, Полина, устала я с дороги, отдохнуть хочу, — Анна попыталась обойти ее.

— Я слыхала, барин совсем плох. Помрет, стало быть, скоро.

— Типун тебе на язык!

— Все там будем когда-нибудь. То-то твоя жизнь изменится, когда старый барон отойдет!

— А тебе не кажется, что твоя жизнь тоже может измениться, когда барон поправится? — уходя, бросила Анна.

— Мечтай, мечтай, — прошипела ей в спину Полина. — Будет тебе и театр, и светопреставление. Только бы подействовало!..

Но и в комнате не было Анне покоя — не успела она войти, как тут же в дверь просочился вездесущий Модестович.

— Я надеюсь, вы не очень устали по дороге из Петербурга в наши удаленные пенаты? — гадким тоном произнес он, по-кошачьи приближаясь к Анне.

— Карл Модестович, что вам здесь нужно?

— А дверь чего не заперла, раз не ждала никого?

— Немедленно уходите отсюда! — громким шепотом сказала Анна, боясь потревожить домашних.

— Ух, ты, глазищи какие! Попалась, так не дрожи!

— Я закричу!

— Кричи! У барона сердце слабое — его сейчас же и прихватит. Буду тебе благодарен. — Модестович схватил Анну в объятья.

— Если вы посмеете ко мне притронуться, Иван Иванович вас убьет. Пустите меня! — негромко взмолилась Анна.

— Отпущу, когда наскучишь! Так что будь-ка ты умницей, — управляющий прижал Анну к столу и стал целовать в шею.

Анна, сопротивляясь, нащупала рукой на столе бронзовую статуэтку Дианы-охотницы — подарок барона, и, что есть силы, ударила ею Модестовича по голове.

— Ах, ты, дрянь мерзкая! — управляющий занес руку для ответного удара, но тут ощутил, как кровь струйкой стекает по виску. — Вот ты как?! Тогда получай!

Модестович смел со стола все предметы, под руку ему попалась ваза с цветами. Управляющий схватил их, вознамерившись отхлестать букетом Анну по лицу, и вдруг почувствовал дурман и тошноту. Его закачало.

— Воздуху мне, воздуху… — Модестович, шатаясь, стал искать выхода. Анна бросилась ему помогать. — Отойди от меня, девка, убийца!

Оторопевшая Анна с ужасом смотрела, как управляющий, держась за стену, выбирается из ее комнаты. Господи, да не убила ли я его на самом деле! — перепугалась она и в отчаянии опустилась на стул.

А Модестовича, буквально кубарем скатившегося по лестнице, подобрала все та же Полина, неугомонно следившая в доме за всем и вся.

— Что это с вами, Карл Модестович? Вы никак пьяны! Да это же букет! — ужаснулась она, подбегая к управляющему и разглядев у него в руках букет из комнаты Анны.

— А? Что? — Карл Модестович непонимающе взглянул на Полину и рухнул на пол.

— Боже мой, какой идиот! Карл Модестович… Карл Модестович… да вставайте же вы! Вставайте! — Полина принялась его поднимать. — Я вам сейчас водички свеженькой принесу.

— Боже мой! Что это было? Я как будто в обморок падал… — бормотал управляющий и время от времени встряхивал головой, словно пытаясь убедиться, что она все еще у него плечах.

— Лишились чувств, как кисейная барышня! — причитала Полина, подхватывая его под руки. — Идемте отсюда скорее, вставайте! Я вас к себе отведу, отлежитесь. Что вам сейчас по дому шастать, еще неровен час — барон увидит да поймет, что вы к Анне ходили.

— Голова раскалывается…

— Нечего было чужие цветы из чужих комнат таскать! — Полина вырвала букет из онемевших и скрюченных, словно замороженных пальцев управляющего.

— Цветы, а при чем тут цветы?! — снова непонимающе замотал головой Карл Модестович.

— При том, что нанюхались вы моего подарка Аннушке!

— А разве вы с ней такие подруги, что ты цветы ей носишь?

— Заладили — цветы, цветы… Надо было — вот и поставила! У вас, Карл Модестович, голова не тем занята! Подумайте лучше — что будет, когда барон поправится? Как выкручиваться-то станем?

— Не поправится! Ты же сама его видела. Губы синие, лицо белое. Умрет, — убежденно сказал управляющий. — И очень скоро!

— Карл Модестович, вы в Бога верите?

— Верю.

— Тогда молитесь, чтобы он действительно помер!..