— Ты же был там! — побелел от негодования Корф. — Ты сам видел, как я выплатил долг Петру Михайловичу! Зачем же ты лжешь?

— Не думаю, что Карл Модестович стал бы лгать в присутствии столь уважаемых людей, — заметил Забалуев и ехидно добавил:

— А второй ваш свидетель тоже ничего не видел или мы не увидим его?

— Даже и не знаю, о чем вы говорите, Иван Иванович. Не помню я такого факта, — стоял на своем управляющий.

— Я тебя выгоню за эту подлую ложь! Вон из моего поместья!

— Позвольте, позвольте, Иван Иванович, — снова вмешался Забалуев. — Раз вы не вернули долг князю Долгорукому, это больше не ваше поместье. И распоряжаться судьбой управляющего теперь предстоит княгине Марии Алексеевне.

— Мне безразлично, скольких моих слуг вы подкупили! Я пока, слава Богу, в здравом уме. Мой долг Петру Михайловичу я выплатил полностью.

— Милый барон, — Долгорукая, наконец, соизволила повернуться в сторону Корфа, — у вас же нет ни одного документа и ни одного свидетеля, подтверждающих это.

— Да, да! — тут же поддакнул Забалуев.

— А у меня есть…

— Знаю, — прервал ее барон. — И что же вы мне предлагаете — с вещами на улицу?

— Совершенно верно. Так как, стало быть, имение принадлежит мне, я прошу вас его покинуть. И немедленно!

— Мой отец отсюда никуда не уедет!

Все разом оглянулись на этот возглас — в дверях стоял Владимир Корф, запыхавшийся, раздраженный и в штатском.

— Володя! Ты свободен?! — от избытка чувств барон даже пошатнулся.

Владимир бросился к отцу и успел поддержать его, усадил на диван.

— Потом расскажу, а сейчас… Сейчас есть дела поважнее. Итак, княгиня, — Владимир повернулся к Долгорукой, — вы вознамерились лишить нас имения?

— Я всего лишь говорю о законной передаче имущества в счет неуплаченного долга, — ничуть не смутившись, пояснила Долгорукая.

— Низкие поступки нередко прикрывают красивыми словами. Но управу можно найти и на них.

— Вы пытаетесь оскорбить меня, Владимир?!

— Ни в коей мере, — Владимир с иронией поклонился Долгорукой. — Просто пытаюсь установить истину. Насколько я понимаю, речь идет о довольно крупной сумме денег, княгиня. И я уверен, что в расходных книгах вашего мужа есть соответствующая запись.

— О чем вы говорите? Какие расходные книги? Это происходило сто лет назад!

— Нет, нет! — оживился барон. — Володя прав — столь крупную сделку обязательно зафиксировали в ваших расходных книгах. Тем более что ваш покойный супруг был весьма педантичен в этих вопросах.

— Потребуется потратить уйму времени, чтобы найти эти записи в архивах мужа, — Долгорукая как- то очень быстро засобиралась уйти. — То есть, я уверена, что никакой записи нет. Но не хотелось бы тратить время впустую. У меня полно хлопот со свадьбой…

— Тогда вам придется попросить господина Забалуева помочь вам. Иного выхода я не вижу. А пока вы не проверите расходные книги, имение остается за прежним хозяином. Я думаю, все присутствующие согласятся, что это будет справедливо, — Владимир снова поклонился княгине.

— Я все равно докажу, что я права! — зло бросила она, направляясь к выходу.

— А вы — не правы! — добавил Забалуев, удаляясь следом за ней.

— Ты победил! — барон радостно обнял сына. — Чем мне отблагодарить тебя?

— Боюсь, вам это будет очень дорого стоить. Я требую бутылку вина и хороший обед. В тюрьме не слишком разнообразный рацион.

— Конечно, я сейчас же велю накрывать, Вот только завершу одно недавно начатое дело, — барон обернулся к затихшему у стены Шуллеру. — Итак, Карл Модестович, я бы хотел обсудить с вами кое-какие цифры.

Управляющий только и мог, что кивнуть головой — еле-еле, почти незаметно.

— Сегодня утром я просматривал наши расходные книги. И столько интересного там почерпнул! Вот, к примеру, — ржа поела сорок пудов пшеницы. Что-то не припомню таких напастей…

— Я тут ни при чем, — залепетал управляющий.

— А вот еще любопытная запись. Породистых лошадей закуплено на две тысячи рублей. И где же эти чистокровные жеребцы? Крестьяне по сию пору пашут на своих полудохлых кобылах…

— Это уже не мелкое воровство, — недобрым тоном сказал Владимир.

— К сожалению, мелкое, мой мальчик. Мелкое — по сравнение с кражей расписки, которая подтверждала выплату мною долга князю Долгорукому.

— Иван Иванович, я ничего не крал! Да и не докажете!

— Умолкни! — прикрикнул на управляющего Владимир.

— Я не собираюсь ничего доказывать, и так ясно, кто и что украл. Ты уволен! Я еще сообщу исправнику о твоей роли в истории с недостачей и пропажей документов в поместье.

— Боюсь, вам придется об этом пожалеть! — прошипел управляющий, сочтя за благо поскорее убраться подальше от Владимира, который — и это было заметно — с большим трудом сдерживал желание ударить управляющего по его лисьей физиономии.

— Отец, он служит у вас много лет, неужели вы только теперь обнаружили за ним такие грехи? — Владимир проводил удаляющегося Модестовича выразительным взглядом.

— Кто без греха? — пожал плечами барон. — Все воруют, куда же без этого. Но красть в таких размерах! Каждый рубль, который он прикарманил, украден у Анны!

— Действительно, — вдруг озлился Владимир, — зачем думать о всякой чепухе — о поместье, о подлеце-управляющем, когда есть дела поважнее: как из любимой Аннушки сделать звезду Петербурга…

— Как ты смеешь говорить со мной в подобном тоне?!

— Смею! Потому что здесь дело не столько в Модестовиче, сколько в ней! Анна — вот кто настоящая змея, которую вы пригрели!

— Изволь отзываться о ней с уважением!

— Но когда вы начнете уважать меня? Я едва не лишился всего — и только потому, что вы забросили все дела из-за какой-то крепостной актерки!

— Оставь Анну в покое! Она ни в чем не виновата! Это ты опозорил фамилию Корфов, вызвав на дуэль престолонаследника. Наследника российского престола!!! Я на войне жизнью рисковал во имя государя! А ты задумал лишить жизни будущего императора!.. Володя, а где твой мундир?

— Я польщен, что вы, наконец, обратили на меня внимание, отец. Цена моей свободы — разжалование.

— Позор, Боже, какой позор… — барон снова почувствовал тяжесть в сердце.

— Я уже заплатил сполна за свой опрометчивый поступок, отец.

— Ты опозорил наше имя. Ты недостоин фамилии Корфов. И наследства недостоин…

— Что это значит, отец?

— Завтра же я позабочусь о том, чтобы Анне не пришлось беспокоиться о своем будущем, когда меня не станет.

— Не хотите ли вы сказать?..

— Я все завещаю Анне — вот мое решение.