превращения одной окружности в другую. Может быть, несколько минут. А может быть, несколько часов.

Она смотрела на воду, но мыслями была далеко. То ли сон, то ли явь – теперь, когда столько времени прошло, ей уже точно не понять, что это было. И было ли? Точно такой же дождливый день. Только на дворе – ранняя и теплая осень. Те же круги на воде, только вместо угрюмой серой реки – просто лужи на дорогах. Тот же дождь, только еще более беспощадный. И барабанная дробь падающих капель – о стекло и крышу машины… А еще – музыка…

Было ли?

Нет, не возникало в памяти никаких образов, никаких ассоциаций. Память привычно молчала, оставаясь, как прежде, ко всему равнодушной. От чувства собственного бессилия хотелось кричать и топать ногами.

Кричи и топай, мысленно усмехнулась Инга. Сколько хочешь топай и сколько хочешь кричи. Здесь тебя все равно никто не услышит. Разве что старики на лавочке, да и те так увлечены спором, что едва ли обратят внимание на сумасшедшую особу, решившую устроить небольшой сольный концерт на безлюдной набережной…

Зазвонил в кармане телефон. Знакомая рожица поросенка-очкарика и короткое имя на светящемся дисплее – конечно, больше ведь звонить некому. Инга собралась было уже нажать на клавишу приема, но вместо этого почему-то нажала на боковую клавишу – ту, которая полностью отключала звук. Телефон благополучно перекочевал обратно в карман куртки – сколько еще времени он звонил, Инга понятия не имела. Через несколько минут, проверив, она обнаружила на дисплее три неотвеченных вызова.

Зашевелилась проснувшаяся совесть. Она снова включила звук и дала себе слово, что в следующий раз, когда Павел перезвонит, непременно снимет трубку.

Но Павел не перезванивал. Инга почти сразу забыла про этот не слишком приятный эпизод. Оглянувшись назад, увидела, что старички-философы уже покинули свою скамейку. Теперь на набережной, кроме Инги, не было ни души – если не считать мужчину, который торопливой походкой шел вдоль высаженных у бетонного заграждения лип. Еще одна сумрачная жертва вечной занятости. Только на этот раз без зонта.

Поежившись от налетевшего порыва ледяного и мокрого ветра, Инга снова стала смотреть на воду. Отыскав в темной глубине свое отражение, на секунду испугалась искаженного подвижного лица и черных провалов на месте глаз. Отогнав прочь неприятные мысли, с трудом отвела взгляд от малоприятной картины. И в этот момент услышала, как совсем рядом кто-то произнес ее имя:

– Инга!

Еще не успев обернуться, она уже догадалась, кого сейчас увидит. И даже не удивилась ни капли. Потому что, оказывается, все это время она стояла у воды не просто так. На самом деле все это время она его ждала. Ждала – и вот дождалась, наконец.

– Я знал, что ты придешь, – словно озвучивая ее мысли, тихо сказал Горин. Шагнул, приблизившись вплотную, обхватил за плечи и притянул к себе.

На то, чтобы сопротивляться, у Инги просто не оставалось сил.

В актовом зале, до отказа забитом выпускниками, учителями и родителями, смертельно душно. Торжественная часть выпускного вечера затянулась. По вискам струятся капли пота. На шее – тугая петля- удавка в форме галстука-бабочки. Без конца поправляю узел, пытаясь его ослабить, и почти всю тожественную часть только и рассуждаю о том, какой же это идиотизм, носить галстуки. Галстуки вообще и галстуки-бабочки в частности. Под гром аплодисментов получаю наконец свой аттестат. Принимаю поздравления, жму руки, улыбаюсь и схожу со сцены. Мысленно прикидываю, что до конца списка осталось еще человек десять-пятнадцать, следовательно, сидеть в этой душегубке осталось как минимум полчаса. Если, конечно, директор школы и учителя не будут слишком многословны.

Белая рубашка липнет к телу. Уныло разглядываю выпускников и выпускниц со счастливыми лицами. Бесконечная череда белых рубашек, галстуков-бабочек и галстуков просто. Блестящая ткань вечерних платьев, оголенные плечи и локоны, струящиеся вниз водопадом. Все вокруг какие-то одинаковые. Оживляюсь на минуту в тот момент, когда директор объявляет твою фамилию. С видом обреченного на медленную смерть провожаю взглядом твое простое белое платье чуть выше колен. Никаких локонов – по- прежнему стриженная голова, на этот раз чуть более аккуратно, чем обычно, уложенные волосы. Стучишь каблуками по моему сердцу, каждый раз протыкая его насквозь. Ослепительно улыбаешься и спускаешься вниз, окруженная ореолом фотовспышек.

Проходя мимо, на миг останавливаешь взгляд. Тихо улыбаешься, морщишь нос: скорее бы уж все это закончилось! Сдержано киваю в ответ, чувствуя, как затягиваются от этой твоей улыбки и сморщенного носа раны на сердце.

Безнадежно влюбленный болван.

Наконец наступает передышка. Долго курю в компании одноклассников на школьном крыльце, демонстрируя окружающим высочайшую степень собственной взрослости. Еще бы, ведь еще вчера мы бегали курить за гаражи. Курить, чувствуя себя взрослым, оказывается гораздо приятнее. Одурев от этого чувства, прикуриваю вторую сигарету от первой и затягиваюсь, игнорируя приступ тошноты и потребность как следует откашляться.

За это время в актовом зале уже успевают расставить столы и освободить в самом центре место для предстоящих танцев. Сажусь за первый попавшийся стол, не глядя по сторонам. Одергиваю брюки на коленях, снова поправляю ненавистную бабочку и откидываюсь на спинку стула. Чувствую кожей, что ты где-то рядом. Поворачиваюсь наугад и сразу вижу тебя в компании вьющихся локонов, оголенных плеч и блестящих платьев. На фоне одноклассниц в простом белом платье, с простой прической ты выглядишь настоящей королевой. В мою сторону даже не смотришь, оживленно болтая о чем-то со своей свитой. Смеешься и выглядишь абсолютно счастливой.

Мрачнею и решаю не отставать. Громче всех ржу над каким-то глупейшим анекдотом. Активно подкладываю в тарелку салаты и мясные закуски, активно жую, активно жестикулирую. После двух бокалов официально разрешенного шампанского в компании самых решительных выпускников распиваю в мужском туалете бутылку крепленого красного вина прямо из горлышка. Рискованное предприятие заканчивается провалом: бутылка остается недопитой, вторая конфискуется учительницей физики, которая не постеснялась зайти в мужской туалет, прекрасно зная, чем может там заниматься во время выпускного вечера группа одуревших от чувства долгожданной свободы подростков.

Возвращаюсь к началу танцев. Первые аккорды только-только зазвучали, а в самом центре зала уже кружится несколько пар. На пионерском расстоянии друг от друга деревянные мальчики держат в объятиях