– И как, интересно?

– Не слишком интересно. Но зато познавательно, – сообщила Инга.

– Это что еще за Эзопов язык такой? Это как понимать?

Она не выдержала и улыбнулась:

– Да что ты, как маленький, честное слово! Познавательно – в плане расширения кругозора. Мне ведь кругозор свой надо расширять! Ты забыл, какой он у меня… узкий?

Кажется, ее улыбка подействовала. Павел улыбнулся в ответ и снова стал спокойным. Она до сих пор так и не решила, говорить или не говорить Павлу о звонке эксперта. Хотя знала, что все равно скажет. Просто изо всех сил пыталась продлить обманное ощущение спокойствия, как можно дольше задержаться в атмосфере уютных домашних посиделок прежде, чем это случится.

– Еще? – спросила она, когда Павел обмакнул последний вареник в остатки сметаны.

– С ума сошла? Думаешь, я безразмерный?

– Сам сказал, что собираешься их полностью уничтожить, – усмехнулась Инга.

– Собираюсь. Но не сразу же. Вот погоди, место в желудке немного освободится, тогда и приступим ко второму этапу уничтожения. Здесь, ежик, тактика важна! И стратегия тоже! А тарелки я сам помою!

Судя по выражению лица, намерения у мужа были серьезные. Инга уступила тарелки без боя и села за стол на теплую табуретку, с которой только что встал Павел.

Допрос с пристрастием продолжался.

– А потом, после футбола?

– Потом я фотографии смотрела. Те, которые мы с тобой уже смотрели несколько дней назад, помнишь?

– Помню, – кивнул он в ответ. Интонация была полувопросительной.

– Знаешь, какие-то странные у меня ощущения от этих фотографий. Кажется, как будто я немножко что-то помню. Море помню, парк в Алуште помню, и хорька этого, Кузю… То есть, енота Кузю, который меня за палец укусил. В общем, все то, что ты мне рассказывал в прошлый раз, я теперь как-то по-другому воспринимаю… Как будто сама вспоминаю… Понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Павел. – Это хорошо.

– Да ерунда все это, – отмахнулась Инга от его одобрительной интонации. – На самом деле это ведь я вспоминаю не то, что было, а то, что ты мне рассказал. Потому что ничего такого, чего бы ты не рассказывал, вспомнить не могу.

– Ну, не сразу же. Постепенно вспомнишь. Это вопрос времени. Не переживай, ежик.

Инга встала, подошла к окну и некоторое время смотрела на снег. Редкие хлопья падали вниз с черного беззвездного неба, зависая в воздухе, как в замедленной съемке. Опускались на землю так неторопливо, что казалось, через секунду этот спуск окончательно прекратится и снег, не успевший долететь до земли, так и останется висеть в воздухе. Заснет летаргическим сном и будет до самого утра украшать черноту неба своим холодным серебряным блеском. Каждая снежинка – как маленькая сверкающая звезда.

– Паш, – спросила Инга, с трудом отводя почти неживой взгляд от окна. – А ты всегда меня называл ежиком?

Он замер на минуту и даже выключил воду, почувствовав странную важность этого глупого вопроса. Вытер руки о полотенце, подошел к ней и слегка обнял за плечи.

Инга отстранилась.

– Я называл тебя ежиком не всегда. Я ежика только сегодня придумал. Утром. Помнишь, когда ты колючей стала. А раньше я называл тебя по-всякому. За три года у тебя был добрый десяток имен.

– Каких?

– Ничего выдающегося. Зайка, киска. Вишенка, – Павел усмехнулся: – «Пошлейший гербарий и зоосад обрушивал он на ребенка», как сказала одна известная писательница. Белкой звал одно время.

– Почему белкой? Я что, орехи грызла? Или в рыжий цвет прокрасилась?

– Да нет, вроде. В рыжий цвет ты никогда не красилась. Я не помню уже, почему. Давно было.

Инга кивнула и слегка сжала его пальцы. Напрасно она спросила. Ведь знала заранее, что ему будет больно. Он совершенно спокойно относился к тому, что она забыла всю свою жизнь. Но никак не мог смириться с тем, что она не помнила каких-то мелочей, которые касались их двоих и в прошлом были исключительно важными для обоих.

Романтик.

Павел провел легонько по ее волосам, слегка коснулся ладонью щеки. Инга прикрыла глаза, принимая его прикосновение.

– Не переживай, – сказал он тихо и снова отправился к раковине греметь посудой.

Она поймала его взгляд, и стало совершенно понятно, что успокаивал он не столько Ингу, сколько себя самого.

Все-таки, зря она спросила. И на падающий за окном снег так долго смотрела тоже зря. Наверное, эти несколько минут ее незримого отсутствия Павел сходил с ума от ревности к снегу. Захотелось подойти, обнять, обхватить сзади руками и прошептать, какой он глупый. Какой он большой и ужасно глупый. Дождаться, пока он обернется, вытрет руки о полотенце, уткнуться ему под мышку и дышать его запахом, позволяя перебирать пальцами волосы, позволяя касаться губами макушки и прижимать к себе все сильнее и сильнее – так, чтобы стало трудно дышать. А потом…

Инга знала, что не сможет. И это тоже был вопрос времени. Нужно потерпеть, переждать немного – и