— В самом деле? — поинтересовался я.
— Да, — отрезала Лэйни и выпрямилась, раздраженно отбросив волосы с лица. Поднявшись, она забрала из душевой кабинки мокрый купальник и направилась обратно в дом. Я последовал за ней.
В гостиной было сумрачно и прохладно.
Часы пробили три раза.
День медленно клонился к вечеру.
— Если у тебя больше нет ко мне вопросов, — холодно сказала Лэйни, — то я хотела бы одеться.
— У меня есть вопросы, — сказал я.
— Мэттью, неужели они не могут подождать?
— Боюсь, что нет.
Лэйни раздраженно обернулась ко мне, глубоко вздохнула. Ее косящий глаз выглядел еще более беспокойным, чем обычно.
— Ну что там за вопросы?
— Вы спали с Бреттом Толандом в тот вечер, когда он был убит?
— Да, черт подери!
Глава 11
— Да, мы с ним спали.
Это сказала Лэйни.
Теперь она рассказывала мне о времени, проведенном ею на яхте Толандов вечером двенадцатого сентября. Естественно, исправленную и дополненную версию. Мне иногда кажется, что вся наша жизнь — это сплошной «Расемон». Вы не видели этот фильм Куросавы? Зря. Он почти так же хорош, как его же «Рай и ад». Этот фильм снят по одному американскому детективу, не помню сейчас его названия. Это фильм о том, как меняется истина. О действительности, и о разных способах, которыми ее можно постигать. О природе правды и лжи. Он почти так же хорош, как те финты, которые проделывала сейчас Лэйни Камминс. Она сидела в гостиной, в плетеном кресле, закутанная в полотенце. Ее загорелые ноги были вытянуты. Лэйни расслабилась. Похоже было, что правда — если это, наконец, правда, — избавила ее от тяжкого груза.
Я слушал.
Итак, они были вместе.
Лэйни Камминс и Бретт Толанд, крутившие роман до декабря прошлого года, до того момента, когда Бретт вручил ей рождественскую премию и посоветовал уволиться. Они были вместе той душной сентябрьской ночью.
Сидели на кокпите яхты — в журналах, посвященных парусным судам, яхты такого типа именуются «романтическими». Еще их могут называть «богатыми» или «роскошными». Бретт спросил, не хочет ли она выпить.
Лэйни согласилась, сказав, что это было бы неплохо. Она находилась на яхте минут пять. Лэйни сняла свои сине-белые босоножки и синий шарф с узором из маленьких красных якорьков…
Мне пришло в голову, что это уже третья версия рассказа Лэйни, ее личный «Рашомон» — и только одна деталь оставалась неизменной: «я его не убивала».
…и отдала их Бретту, когда он пошел вниз, чтобы принести напитки. Для нее — «Перрье» с лимоном. По крайней мере, так гласила первая версия. Во второй это была водка с тоником. Лэйни сказала, что порцию смешивал Бретт, и она была немного великовата. Это происходило примерно в пять минут одиннадцатого. По словам Лэйни — в ее третьей, и, как я надеялся, последней версии, — она выпила две порции довольно крепкой водки с тоником, что в некотором смысле объясняет, почему Лэйни поддалась на призыв Бретта вспомнить «старые добрые времена» и «возобновить старое знакомство».
В первом варианте рассказа Лэйни Бретт предложил ей лицензионное соглашение. Во втором варианте (правда, изложенном не ею), Бретт предложил Лэйни вознаграждение в пять тысяч долларов за то, что она отзовет иск — так утверждает Этта Толанд. По второй версии Лэйни, Бретт попытался шантажировать ее, угрожая, что сделает «Шаловливые ручки» достоянием широкой общественности. Но теперь…
Enfin…[6]
Теперь она рассказывала правду.
Я очень на это надеялся.
По этой версии, Лэйни не ушла с яхты в половине одиннадцатого.
Вместо этого она сидела на кокпите и пила вторую порцию водки с тоником, когда мимо «Игрушечки» прошел шлюп. Его прожектор нащупывал путь к причалу. Это было судно Чарльза Николаса Вернера, хотя тогда Лэйни еще не знала, как его зовут, так же, как не знала, что впоследствии он засвидетельствует, что видел ее и Бретта на кокпите без пятнадцати одиннадцать. Поскольку через некоторое время кто-то очень решительно всадил Бретту в голову две пули, вполне понятно, что Лэйни сочла за лучшее не упоминать, что Бретт пригласил ее вниз, чтобы показать новые гравюры. Или, точнее, чтобы показать коробку из-под видеокассеты, на обложке которой была помещена фотография женских рук.
И на правой руке красовалось викторианское кольцо в форме сердечка, то самое, которое Бретт подарил ей на день святого Валентина в те времена, когда их роман был стремительным и знойным, как воды Евфрата.
Кстати, это было то самое кольцо, которое она до сих пор продолжала носить.
То самое кольцо, которое привлекло мое внимание, когда я впервые увидел эту кассету.
Ту самую кассету, которую Бретт показал Лэйни в личной каюте хозяев яхты «Игрушечка».
Показал ей ее «Шаловливые ручки».
Ее руки.
На обложке кассеты.
Ее руки с его кольцом.
Коробка из-под кассеты была пустой.
«Я не настолько глуп, чтобы тащить эту кассету сюда. Она у меня дома, в надежном месте».
Бретт пока что не перешел к шантажу. Он просто показал ей фотографию на обложке, и как бы между делом сказал, что он просмотрел сегодня эту кассету, и она всколыхнула в нем старые воспоминания, и что это полный идиотизм с их стороны — судиться друг с другом из-за какого-то гребаного плюшевого медвежонка, когда совсем недавно они были друг для друга самыми дорогими людьми.
При этих словах он поцеловал Лэйни.
Так оно все и получилось.
Они находились в спальне (хотя на яхтах это помещение называют каютой), стояли рядом с кроватью, которая даже здесь называлась кроватью (хотя на военных судах говорят «койка»). Их губы соприкоснулись в первый раз за этот год. Ладони Бретта легли на ту часть тела Лэйни, которая даже здесь, на яхте, именовалась задницей, и никак иначе. Его член, как пишут в некоторых романах, воспрял, и пока они стояли, вцепившись друг в друга, взаимное неудержимое желание нарастало, словно волна.
Ну и что будет делать влюбленная пара в такой ситуации, даже если в суде они являются противниками? Логичнее всего предположить, что они обнимутся и вместе упадут на кровать. Потом, видимо, его рука скользнула за пояс ее синих шелковых брюк и добралась до полукружий вышеупомянутой задницы, а потом слегка коснулась набухшей вульвы. Они были настоящими специалистами этого дела. Они занимались этим два года, до тех пор, пока в канун Рождества Бретт не заявил, что желает разорвать отношения. Ничего себе подарочек, а? Они занимались этим в самых разнообразных мотелях, окружающих Калузу, Брэдентон и Сарасоту, так называемый Калбрасский треугольник. Пару раз они даже занимались любовью в этой самой каюте, когда Этта уезжала в Атланту, проведать мать, живущую в тамошнем доме престарелых.
Они понимали толк в этом деле.
Они занимались любовью столько раз, что прекрасно изучили эрогенные зоны друг друга и выяснили,