полубредовых видениях? И там-то «матки» вовсю кружились в безвоздушном пространстве... Видения – ложь? Попытка сознания трансформировать нечто неописуемое в хоть сколько-нибудь поддающееся осмыслению? Конечно, архетип «вечной угрозы» никто не отменял. И неисчислимые стада «маток» вписывались в него как нельзя лучше. А что, если на самом деле никаких этих скопищ нет? А есть только люди, хорошие и не очень, протянувшие руки к запретному? Что, если мои видения – не удалённая трансляция реально существующих вражеских армад, а именно попытка подсознания осмыслить неосмысляемое, вклад биоморфа в моё мышление?
– Рус? Рус, что ты молчишь? Что теперь с нами будет?
– Я вернусь в бригаду. Если, конечно, она ещё существует, – я кивнул на небо. Сейчас оно чисто, но я слишком хорошо помнил шелест бесчисленных крыльев.
– А я? Я?! – у Дальки даже кулаки сжались.
– Отправил бы тебя к моим родителям, но до них сейчас не добраться, они далеко от Нового Севастополя.
– Да я б никогда не согласилась! – вспыхнула девушка. – Приймачкой, да ещё в такое время!..
– Ну тогда только со мною вместе, – я развёл руками. – Но... Валленштейн, конечно, мужик с головой и секуристов не любит, однако ж не всесилен. Только если инсценировать твою «явку с повинной», ну, ещё и помощь с шифрами Федерации.
Далька едва не смазала мне по щеке.
– Дариана Дарк – это не все интербригады! И ребят под монастырь не подведу!
– Тогда скажи, как быстрее покончить с Дарианой, – я отвёл её руку от своего лица. – Она – не единственный корень зла, но без неё, я надеюсь, у Федерации исчезнет возможность управлять «матками».
– И тогда твоя разлюбезная Империя задавит нас окончательно? – горько спросила Далька. – Нет, нет, мне эти биоморфы тоже не нравятся... но что ж будет со всеми ребятами? С интербригадами?
Я сжал зубы.
– Рассеяться. Рассыпаться. Замереть, затаиться и не отсвечивать. Уйти в подполье. Потому что в открытой борьбе Империя нас истребит. Такие системы не сломаешь ударом извне. Только изнутри. Ты ж учила историю, последние годы СССР тебе ничего не напоминают? Так и здесь. Если напасть на Империю, она выставит иглы, как дикобраз, и даст отпор. Что, собственно говоря, и произошло. А мы – мы планировали медленную работу по предоставлению Новому Крыму новых и новых льгот, преференций и тому подобного. Чтобы нас стало бы не пять миллионов, как сейчас, а в сто раз больше. Чтобы кроме нашей планеты, на русском заговорили бы и другие.
– И всё это собирался сделать один человек? Пусть даже и проникший в имперскую разведку?
– Не совсем один. Но у нас были определённые... тактические наработки, так сказать.
– Какие? – настаивала Далька.
Я опустил голову. Не выдавать же ей всё придуманное тогда нами с отцом...
– Не хочешь – не говори, – обиделась она. И отвернулась.
– Даля. Сейчас всё по-другому. Мы не знаем, что Дариана сделала с Тучей. Может, уже пошла настоящая зачистка Нового Крыма, чтобы перебросить сюда этих несчастных с Борга, которые действительно пойдут за Дарк в огонь и воду. Понимаешь, что очень скоро Дариана проутюжит и окрестности Нового Севастополя?
– Не верю, – прошептала Далька. – Всё равно не могу поверить...
– Я стараюсь не верить, – хмуро сказал я. – Потому что иначе... ну, я не знаю... захватывать узел связи, передавать на всю планету, чтобы прятались... так ведь от Тучи это не спасение. На Омеге никто не уцелел...
Далька вздрогнула.
– Сколько времени?
Она ответила.
– До рандеву совсем ничего не осталось. Решай, Даль.
– Что мне решать? К имперцам не пойду. К Дариане, само собой, тоже. Есть и у меня друзья. Есть где укрыться... Не пропаду.
– Ох, связать бы тебя, да и...
Она вновь вспыхнула.
– И думать не моги! Руки на себя наложу, хотя это и грех смертельный! Тогда, на Сильвании, точно порешила б себя, окажись в гестапо! И сейчас рука не дрогнет.
– Тогда уходи. Не медли.
– Вот так просто бери и уходи? Мы с тобой, может, и не увидимся больше никогда! – вырвалось у Дальки, и она тотчас покраснела.
Я опустил взгляд. Во мне сейчас звенела одна лишь гулкая пустота, словно от рождения сидевший там биоморф выел, наконец, все мысли и чувства.
– Даль... я же не человек.
Она вдруг съёжилась, точно вспомнив нечто донельзя неприятное.
– Ох... я... ты сказал, но я всё равно не верю. И потом... что, раньше нам с тобой плохо было? Иди сюда. И не ломайся, – её голос стал тёплым, как в былые времена.
...И мы пытались любить друг друга, скрывшись ото всех, торопливо и жадно, действительно понимая, что другого раза уже не будет...
...Однако в самый последний, самый острый момент перед моими глазами вдруг промелькнула Гилви. А Далька, как вдруг что-то почувствовав, вдруг дёрнулась, резко отстранившись, словно боясь, что частица меня останется в ней, словно брезгуя мною после всего услышанного. Вернее, брезговала не она сама, а её тело.
Впрочем, я не обиделся. И сам был готов не допустить прокола.
...А потом стояли, уперевшись лбами, и что-то шептали, какую-то ерунду; однако внутри меня та звенящая пустота становилась всё больше и больше. Пустота, в которой нет-нет да и мелькал чужой облик бывшей «феечки».
...«Конец простой – пришёл тягач», как пел великий русский бард двадцатого века Высоцкий. В точно назначенное время в точку рандеву вышел «коршун».
Далька уже давно успела скрыться. Оставив несколько сетевых адресов, по которым – вдруг чего! – её можно будет отыскать, несмотря ни на что.
– Буду тебе туда писать. На деревню дедушке... Я так понимаю, что обратно к Дариане Дарк ты возвращаться не собираешься?
Даля зябко передёрнула плечами.
– Что я вывела тебя и твоих – никто не знает. Я имею в виду, из выживших. Если аккуратно прострелить себе плечо навылет, может, и сумею отговориться.
– Как же, поможет тут такое – что, медики у Дарианы не отличат пулевого ранения от осколочного?
Далька хмуро кивнула.
– Придумаю что-нибудь, Рус. Но Дариану без присмотра не оставлю, уж в этом ты можешь не сомневаться. И сообщу, что знаю. Ты... ты только возвращайся, ладно? – она резко притянула меня к себе, поцеловала, чуть не укусив. – Возвращайся. Иначе я на тот свет за тобой отправлюсь и такое там тебе устрою!..
– Есть связь с бригадой, лейтенант? – был мой первый вопрос пилоту, когда Далька скрылась, а я вернулся к отряду.
На мне не было никаких знаков различия, но, видать, правильной оказалась интонация.
– Так точно, – помедлив лишь самую малость, отозвался пилот. – Ханс!.. – кивок бортрадисту. – Обеспечь.
Verbindung[9] дали сразу. Валленштейн явно ждал моего сообщения.
– Докладывайте, – нарочито сухо прозвучал в наушнике его голос.
Я кратко доложил, по понятным причинам опустив обстоятельства моего пленения.
Валленштейн помолчал, несмотря на риск держать в эфире работающий передатчик, хоть и со
