– С чего это ты вдруг?

– Так сложились обстоятельства.

– Разочаровался? Мне рассказывали, как ты вчера с ума сходил. Не побил?

– Нет. Можешь посмотреть. Волну держит прекрасно.

– Да уж, прекрасно. Чего это она у тебя так осела? Ты там в каюте бассейн решил устроить?

– Я серьезно, Вадим. За две тысячи двести баксов.

– За сколько? – переспросил он.

– За две двести.

– Ну ты даешь! – покачал головой Вадим. – Ты, наверное, точно ее тюкнул о камни.

– Помоги мне, – попросил я. – Мне очень нужны деньги. Яхта в порядке.

– Вообще-то, такой ценой ты только отпугнешь покупателей. Сказал бы – двадцать тысяч.

– Две двести, Вадим. Но срочно.

Вадим все еще не мог решиться поверить мне. Он буркнул: «Что-то здесь не то», – и пошел к яхте. По очереди мы запрыгнули на корму. Вадим открыл дверцы переборки, наклонился и вошел в каюту.

– Могу представить, сколько здесь было воды, – сказал он, глядя себе под ноги, где еще журчала, переливаясь из стороны в сторону, вода. – Нары промокли насквозь.

– Матрацы поролоновые, – сказал я. – Отнесешь домой и просушишь.

– А трюм? Давай-ка в трюм заглянем.

Я отвинтил винт лючка, поднял крышку. Вадим склонился над люком.

– Темно, как у негра в заднице… Послушай, Кирилл, а ты не шутишь?

– Нет, не шучу.

– И не жалко продавать?

– Жалко.

– Лучше в долг возьми, а яхту оставь.

– Ты мне дашь две тысячи баксов в долг?

– Я? – Он усмехнулся. – Нет, братишка, я не дам. У меня нет таких денег.

– А кто даст?

Вадим выпрямился, пожал плечами.

– А хрен его знает.

– Вот потому и продаю. Найди покупателя.

Вадим сел на стол, скрестил на груди руки.

– Короче, за две тысячи двести баксов ты ее продаешь?

– Да. Ты можешь наварить на ней сколько сумеешь, а мне дай две двести.

Вадим почесал затылок.

– Если бы летом… М-да. А вообще-то, заманчивое предложение. Документы на яхту у тебя в порядке?

– Да, паспорт, права и выписка из протокола яхт-клуба о продаже.

– Были б бабки, сам бы купил, – сказал Вадим, мечтательно осматривая каюту. – Катал бы летом отдыхающих, с девочками веселился.

– Не трави душу.

Вадим помолчал минуту, потом протянул мне руку.

– Ну что? Будем считать, договор заключен? Только уже никому не предлагай. Я ищу покупателя. Лады?

Мы пожали друг другу руки.

Три дня спустя Вадим принес мне деньги. Я дал ему расписку для нотариуса, и мы распили бутылочку шампанского, а когда Вадим ушел, я сбрил бороду и выкинул в мусорное ведро старую, застиранную и дырявую во многих местах матросскую тельняшку.

Слякотным и промозглым декабрьским утром я вылетал из Шереметьева на аэробусе «Ил-86» в далекий Ла-Пас, имея с собой сто долларов, маленький рюкзак, одноместную палатку, примус, сухпаек на неделю да складной нож, по своим размерам больше напоминающий мачете. Таких же, как и я, пассажиров, летящих в Боливию по путевке на Рождество, разместили в салоне второго класса, отличающегося от первоклассного лишь тем, что вместо мартини нам разносили только водку и пепси-колу. Группа активно знакомилась, сплачивалась все крепче и крепче с каждой минутой, по рядам передавали бутылки и пластиковые стаканчики. Гидесса – дама в летах с неестественным для этого времени года загаром, пыталась привлечь внимание рассказом о географических и этнографических особенностях современной Приамазонии, но ее, кроме меня, никто не слушал.