человека, то есть меня. Но я не мог рисковать и не управлял своим животным инстинктом самосохранения, который плевать хотел на трезвую рассудительность и неторопливость. Выпачкавшись по колени в песке, я выбежал к стадиону, обогнул его и на Бастионной снова поймал такси. До встречи с продавцом кассеты оставалось минут десять.

Нельзя было исключать, что я прямиком шел в умело расставленные милицией сети. Но чтобы убедиться в этом, надо было эти сети увидеть. За минуту до встречи я поднялся на вторую платформу, прошелся по ней, поглядывая на людей, слоняющихся по первой платформе. Парня в красной майке и бежевых шортах я увидел сразу. Он стоял напротив главного входа и крутил во все стороны головой. Я бы не сомневался в том, что это и есть продавец кассеты, если бы у него в руках что-то было. Но в одной руке парень держал сигарету, а вторая парилась в кармане. И ни сумки, ни рюкзака. Выходит, это сотрудник милиции? Но если это опер, как он мог проколоться на ерунде, забыть про муляж кассеты?

Я перешел на первую платформу, еще раз глянул на главный вход в здание вокзала и решил, что если оттуда выплывет рота милиционеров, то успею спрыгнуть на железнодорожные пути и убежать по ним со скоростью местной электрички.

– Ну что? Где товар? – спросил я, подойдя к парню.

Он вздрогнул от неожиданности, мельком оглядел меня и сбил спесь. Должно быть, он ожидал увидеть эдакого театрала, потомственного интеллигента, излагающего свои мысли исключительно высоким штилем. А покупателем кассеты оказался пропыленный детина приличного роста, с внушительным объемом грудной клетки, тяжелой небритой челюстью и злым блеском в глазах.

– А-а… – произнес он, на всякий случай отступая от меня на шаг. – А-а-а… это… А кассета в камере хранения.

– Что ж ты не прихватил ее с собой? – спросил я, кидая быстрый взгляд на дверь вокзала.

– А вы это… вы сначала дайте мне деньги, а потом я позвоню вам и скажу номер ячейки и код.

Молодец, парень. Такого обмануть тяжело. Все предусмотрел. Неплохо бы побеспокоиться о том, чтобы он не обманул меня. Обидно будет попасться на мякине. Моя работа приучила меня относиться к незнакомым людям с известной долей недоверия, но сейчас я понадеялся на интуицию и отдал деньги. Парень быстро пересчитал их, зажал в кулаке и сказал:

– Вы поймите меня правильно, я должен проверить их в обменном пункте… Подождите минут пять!

Он исчез. Я спустился к камерам хранения и на некоторое время застрял у автомата, продающего пепси-колу. Неторопливо искал подходящие монеты, считал их, перекладывал с ладони в ладонь, потом загонял в монетоприемник. Холодная, как полозья саней, бутылка газировки выкатилась одновременно с телефонным звонком.

– Ячейка номер пятнадцать, шифр «Дэ семь, тридцать девять»! – радостно сообщил мне парень и, не сдерживая ликования по поводу невероятно выгодной сделки, прокричал: – Чао, бамбино!

Он не обманул. Во всяком случае, он продал мне именно видеокассету, а не книгу или кирпич. Я сунул ценную добычу в рюкзак и вышел на привокзальную площадь. В Севастополе мне больше нечего было делать. Надо было затаиться в укромном месте и просмотреть кассету. Тягостное чувство, что за мной ведется слежка, не оставляло меня. Садиться в такси мне уже не хотелось. При виде человека в форме я немедленно переходил на другую сторону улицы. Я озирался по сторонам помимо своей воли, и от этого у меня вскоре невыносимо заболела шея. Я пешком дошел до Советской, затем свернул на Терещенко. Я нарочно выбирал маленькие улочки, изобилующие путаными двориками. На них я чувствовал себя так, как крыса в подвале. Сравнение гадкое, но точное. Любопытство терзало меня. Что записано на кассете? Пойму ли я, в какой момент легко подвешенный язык артиста стал его злейшим врагом и в итоге привел к смерти?

Я находился в пяти минутах ходьбы от дома Юрки Кондрашова. Там есть телевизор и видеомагнитофон. Прекрасные условия для работы… Я остановился в нерешительности. Татьяна не станет возражать. Ее мать тем более. Им спокойнее, если я буду рядом. Спокойнее, потому что они не знают, какой шлейф тянется за мной. Но я-то знаю. Я знаю, что к ним с равной долей вероятности может нагрянуть как милиция, так и убийца. Ни тот, ни другой вариант ничего хорошего не сулит. Увы, не имею я права подвергать женщин опасности.

Одинокий, измученный, голодный, я продолжал стоять в старом квартале, пропахшем вяленой рыбой и кошками, и не знал, куда мне теперь идти. Из города так просто не выйдешь, милиция наверняка проверяет все машины и рейсовые автобусы. В гостиницу нельзя. Знакомых здесь у меня больше не осталось… Надо идти дальше, куда-нибудь идти, ибо стоять на месте невыносимо.

Через час я спустился к короткому причалу, где покачивались на волне прогулочные катера и уставшие за день экскурсоводы заманивали отдыхающих. Меня никто никуда заманивать не стал, на отдыхающего я совсем не был похож. Я сел на скамейку рядом с почерневшим от солнца и моря мотористом и снова пересчитал деньги, так как уже успел забыть, сколько их осталось.

– На экскурсию по бухте хватит, – усмехнулся моряк, искоса поглядывая на меня.

– А до Ялты? – спросил я.

Через десять минут мы отчалили, вышли из бухты в открытое море и поплыли мимо мыса Херсонес, где среди руин возвышался одинокий колокол, и его редкий, наполненный глубокой тоской звон разносился над морем. Я пристроился на мокром, обшитом ледерином сиденье под брезентовым навесом, положил под голову рюкзак и, убаюканный мерным рокотом мотора и легкой качкой, уснул.

Продрогший от сна и моря, я сошел на берег, когда уже было за полночь. Теплые кварталы города еще содрогались от музыки, еще метались в них разноцветные огни, и пестрой рекой двигались толпы отдыхающих. Я влился в нее, прошел несколько улиц и свернул в кафе. Официантка поставила посреди стола кувшинчик с чахлым цветком, затем – перечницу с солонкой и салфетки. Еще через минуту – тяжелую черную пепельницу. Спустя некоторое время положила передо мной меню. Она уделила моему столику уже так много внимания, что я, по идее, должен быть сытым и пьяным. Но голод только усиливался. Официантка принесла тарелку и приборы, завернутые в салфетку. Но и это не помогло. Я терпеливо ждал, глядя на поток людей.

– Водку нести? – спросила официантка.

– А еда у вас бывает?