Официант снова принес телефон.

— Лейка, это я… Да, случилось. Никуда не уходи, я скоро приеду.

— Ну вот, — сказала она. — Спасибо вам, Эдуард Георгиевич! Я вам, правда, очень благодарна. Я поеду, ладно?

— Не ладно, — возразил Селгарин. — Я вас сам отвезу.

— Ну-у… Мне неудобно… Я могла бы и на метро… — Катя замялась. Она хотела все-таки быстренько заглянуть домой: взять деньги, документы…

— Мне будет очень неудобно, если с вами что-то случится, Катя! — отчеканил Селгарин. — Поэтому я вас все-таки отвезу. И сдам подруге с рук на руки!

Катя не посмела спорить.

— Пойду расплачусь, — сказал Селгарин, доставая карточку.

Он подошел к стойке, но платить не стал.

— Какой номер? — вполголоса спросил он официанта.

— Сто четырнадцать — восемнадцать — семнадцать.

— Чей?

— Еще не пробили, Эдуард Георгиевич! Но Веня уже работает.

— Хорошо. Пусть отзвонит мне на мобильник, когда закончит. Мы уходим. Приберись тут… Ну, ты знаешь… Коньяк дай!

Селгарин вернулся в столику.

— Держите, Катя! — Он протянул ей треугольного сечения бутылку из темного стекла.

— Зачем это?

— Это, Катя, лекарство! — строго сказал Селгарин. — Никаких возражений. Выпьете вечером… с подругой. Всё, поехали!

— Ну ты даешь, Катерина! — воскликнула Лейка, когда Катя возникла у нее на пороге с кое-как припудренным зареванным лицом, бутылкой коньяка под мышкой и красавцем Селгариным за спиной.

Впрочем, сказала она это уже после того, как Селгарин удалился.

— Ну, что там у тебя стряслось?

Катя села на полочку вешалки, поставила рядом коньяк.

— Карлссона убили, — сказала она.

— Это что, шутка такая? — неуверенно проговорила Лейка. — Ты пошутила, да?

Катя ничего не сказала, только посмотрела на подругу снизу…

Губы Лейки задрожали, лицо ее некрасиво искривилось…

— З-за что? К-как?

— Застрелили. А потом он упал… Сверху на асфальт. С нашей площадки.

Лейка опустилась на полочку рядом с Катей.

— Вот, блин, такая… Что за жизнь, ну что за говно такое всегда… — проговорила она вдруг осипшим голосом, уткнулась Кате в плечо и заревела.

А Катя сидела, как каменная. Она уже все выплакала.

«За что? За что?» — вертелись у нее в голове сказанные Лейкой слова.

И всё вдруг стало таким ненужным, бессмысленным… И институт. И Дима. Вообще всё.

— Ты знаешь, какой он, какой… — бормотала Лейка сквозь рыдания. — Он такой добрый… был. Такой сильный… Я, Катька, всегда о таком старшем брате мечтала… Я как его увидела… И мне, знаешь ли, плевать было, что он богатый, что иностранец…

«Знала бы ты, какой он „богатый иностранец“», — подумала Катя.

А Лейка все бормотала и бормотала… Катя не сразу поняла, что она такое говорит…

Оказалось, Карлссон был здесь, у нее. Что тогда, после вечеринки, она все-таки заманила его к себе домой. И не только домой, но и в постель… Катя почувствовала легкий укол ревности. Хотя не укол, так… Шевельнулось что-то… И пропало. Неважно все… Впрочем, это был один-единственный раз…

— Нет, ты не думай, он нормальный был… мужчина. Все у него, как надо. И даже лучше… — Лейка всхлипнула. — Только я сразу поняла, что я ему — как-то не так… Он, конечно, деликатный такой… был. Не сказал ничего, но я все равно поняла… Это чувствуется, ну, ты знаешь… Хотя откуда тебе знать… Ох, Катька! — И заревела еще пуще.

«Да, откуда мне знать? — подумала Катя. — Хотя нет, я-то как раз знаю. Я ведь его тоже совсем не так чувствовала, как, например, Димку… Даже Стасика… О чем я думаю? Его же убили. Сегодня…»

Катя вспомнила, как Карлссон лежал и скреб рукой асфальт… И никто ему не помог. И она тоже. Испугалась? Нет, не испугалась… Как-то неправильно все! Надо было броситься к нему! Надо было кричать, требовать у этого доктора, чтобы его лечили, чтобы ему… А его накрыли пленкой, как… как мертвую собаку, а она — ничего. Бросила его и ушла…

«Сволочь я! — подумала Катя. — Сволочь и больше никто! Он бы меня так не бросил!»

— …Он еще ко мне приходил… Два раза. Только между нами уже ничего не было, просто сидели, разговаривали… О тебе тоже. Он такой был… Ну как никто! — Лейка посмотрела на Катю красными заплаканными глазами. — Я, наверное, в него влюбилась, Катька! А он — все время с тобой был. Я знаешь как на тебя злилась иногда! А теперь вот…

— Хватит реветь, Лейка! — сказала Катя.

И так это у нее сурово получилось, требовательно и по-взрослому, что Лейка сразу перестала плакать, но смотрела на нее теперь таким жалким собачьим взглядом… И была так непохожа на обычную активную самоуверенную Лейку…

«Я, наверное, тоже на себя теперь не похожа», — подумала Катя.

— Сейчас я дам тебе ключ от мансарды, — сказала она. — И ты поедешь и заберешь мои документы, деньги, кое-что из вещей. Я ведь в чем была, в том и выбежала, а мне туда возвращаться нельзя.

— Почему нельзя? — глуповатым голосом спросила Лейка.

— Потому что я — свидетель. Потому что я все видела, и еще… Меня сегодня опять… едва не украли.

— Как это?

— Потом расскажу. А сейчас давай езжай. А то поздно будет.

— Ага, я сейчас, сейчас поеду… — Лейка всхлипнула… последний раз. И пошла одеваться.