— Выстрелы слышала, — с готовностью ответила Катя. — Три или четыре…
— Семь, — поправил милиционер. — Их весь квартал слышал. — Он похлопал себя по карманам. — У тебя ручки нет?
— Нет.
— Вот черт. И у меня нет! Ты тут что, живешь?
— Работаю, — сказала Катя. — Сторожем.
— И ничего не видела?
— Ничего! — Катя опять захлопала ресницами.
— Раз ничего не видела, так и записывать нечего, — решил милиционер. — Тебе какого мороженого? — Они как раз подошли к лотку.
Катя поглядела на его тощий бумажник и решила не вводить человека в расходы.
— Трубочку, — сказала она. — С черной смородиной.
Глава тридцать четвертая
«Карлссона убили!»
Истинный тролль всегда голоден. Если он не голоден, значит, он умер. Или спит.
«Так вот что вчера имел в виду Карлссон — когда говорил, что за мной присмотрят», — думала Катя.
Она шла по улице, ела мороженое, исподволь оглядывалась, но, конечно, Хищника не видела. Солнце светит, людей вокруг полно… Интересно, как он ухитряется прятаться?
Катя почти с жалостью вспомнила о своих неудачливых похитителях. Слабаки они — против тролля. Как он их! Раз-два — и все лежат. Точно как вампир какой-нибудь в ужастике. И всё это — среди бела дня. И никто ничего не видел.
«Что им всем от меня нужно? Я же никому ничего плохого не сделала! — мысленно возмутилась она. — Может, это — из-за Карлссона?»
Что если за ней охотятся, чтобы она выдала его убежище?
Катя остановилась у светофора… К Лейке, что ли, зайти? Рассказать новости? Только как ей расскажешь? Тогда ведь и про Хищника придется сказать. А это — тайна. Интересно, поверила бы ей Лейка? Милиция уж точно не поверила бы. Катя вспомнила толстого милиционера… Какой он все-таки противный! Потный, жирный, схватил ее так грубо… Ишь, прибежали, когда всё уже кончилось. Будут теперь искать, кто убил этих бандитов. А когда Катю два раза пытались украсть, милиции почему-то и близко не было. Хорошо, в первый раз мужики из «Шаманамы» поблизости оказались, а во второй раз — Хищник ее защитил. А если бы их не было? Вот у той девушки, тело которой нашли в Дубках, защитников не нашлось… А бандиты преспокойно разъезжают по городу на красивых машинах и делают что хотят…
Зажегся зеленый, Катя перешла улицу и двинулась к дому. Всё-таки хорошо, когда есть кому тебя защитить. Катя гордо откинула головку и пошла тем красивым шагом, которому научила ее Карина: легко, непринужденно, от бедра… Заметила, что практически все встречные мужчины обращают на нее внимание, и еще выше задрала подбородок…
Уже открывая двери, Катя вспомнила, что ей надо было срочно зайти к Карине. Ладно, сейчас она ей позвонит. Но сначала — Карлссон. Он должен знать…
Катя перелезла через подоконник.
— Карлссон! — закричала она. — Карлссон!
С его слухом он Катю за три километра услышит. Никакого телефона не надо…
Карлссон появился минут через десять.
— Привет, Малышка!
— Привет! — Катя встала с подоконника. — А меня сегодня…
Звук был такой, будто быстро-быстро защелкали кнутом, брызнули осколки кирпича. Карлссон прыгнул мигом раньше, ухватил Катю за плечо и грубо, как мешок, перебросил внутрь квартиры. Катя ударилась спиной об пол, и сразу же что-то врезалось в оконное стекло и, прошив его (не разбив!), ударило в кафельную плитку над мойкой, взвизгнуло и угодило в горку посуды, со звоном и грохотом посыпавшейся на пол. Катя вскочила (не самое умное, что она могла сделать, но она уже мало что соображала):
— Карлссон!
Карлссон (он стоял к ней спиной) мгновенно обернулся. Рубашка его была в крови.
— Беги! — закричал он. И тут сверху, на краю крыши, появился человек в камуфляже с коротким автоматом и сразу стал стрелять, причем Катя не сразу поняла, что он стреляет, потому что грохота выстрелов не было. Но когда вокруг завизжали пули, Катя тоже завизжала изо всех сил, потому что видела, что несколько пуль попали в Карлссона. Но он не упал, а наоборот, прыгнул вверх, на каменные перила, а с перил — на крышу, ухватил стрелка за ногу… Все это произошло ужасно быстро: стрелявший потерял равновесие, завопил, автомат его полетел вниз…
И он тоже полетел вниз.
И вместе с ним — оторвавшийся край ржавого водостока, за который держался Карлссон.
Катя ахнула, бросилась было на площадку, потом, опомнившись, к дверям — и вниз по лестнице.
Внизу уже собралась толпа. Тот, кто стрелял, лежал на проезжей части. Вернее, у заднего бампера припаркованных у тротуара «Жигулей», крыша которых была вмята. Катя не рассмотрела стрелка толком, потому что увидела Карлссона.
Карлссон лежал на спине посреди тротуара. Он был еще жив — скреб пальцами асфальт и делал судорожные движения, словно пытался перевернуться. Кати он не видел. Он вообще ничего не видел, потому что его лицо и глаза были залиты кровью.
И рубашка тоже вся в крови.
Катя стояла, оцепенев, совершенно не зная, что делать, смотрела, как движения Карлссона делаются все слабее, пока он наконец не затих совсем.
Появились два милиционера. Один, двумя пальцами, за ствол нес автомат. Потом приехала «скорая» и одновременно с ней — милицейская машина. В машине приехали трое, один из которых был Кате уже знаком: тот самый Асов, который пытался ее арестовать. Из «скорой» выбрался старенький доктор, наклонился к Карлссону, пощупал шею, покачал головой. Ко второму он даже подходить не стал.
— Это уже не наши, — сказал он Асову, сел в машину и уехал.
И Катя тоже все поняла, повернулась и побрела куда глаза глядят. Она шла так, словно на улице никого нет, и ей уступали дорогу. Потому что человеку с
Так она шла и шла, пока не уткнулась в того, кто дороги ей не уступил.
— Катенька, милая, что с вами?
Катя подняла голову и увидела Селгарина.
— Что с вами, Катенька? Что случилось?
Катя молчала. Она просто не могла говорить.
— Пойдемте-ка в машину! — решительно сказал Эдуард Георгиевич и увлек ее за собой.
Катя не сопротивлялась.
И в машине, той самой, красивой, с белыми кожаными сиденьями и откидывающейся крышей (сейчас она была поднята), она наконец расплакалась.
— У меня друг погиб, — прошептала она. — Очень близкий друг… Только что…
— Господи, бедная девочка! — Селгарин обнял Катю, вытер ей слезы пахнущим лавандой носовым платком. — Что же нам теперь делать?
Катя не обратила внимания на это «нам».
— Не знаю… — проговорила она.
