ее хрупкой фигурки.

Димка в последний раз глянул на вожделенные двери гостиницы… И вдруг увидел Катю.

— Катька! — отчаянно завопил Дима. — Катька! Зови поли…

— Ах ты паршивец! — Карина заткнула Диме рот… И он тут же яростно вцепился зубами в ее руку.

Карина вскрикнула, Дима плюхнулся обратно на асфальт, успев увидеть, что Катя смотрит в его сторону, сообразил, что в темноте переулка она вряд ли сможет что-то разглядеть…

И тут Карина пронзительно, на пределе человеческого слуха, истошно взвизгнула, шмыгнула в машину и рванула с места. Еще более отчаянный взвизг покрышек, и серая размытая тень, метнувшаяся ей вслед, опоздала. Совсем чуть-чуть.

Мохнатая, страшная… такая восхитительная морда сунулась Диме в лицо, обдав запахом нагретого камня и вяленой рыбы, — и пропала.

Дима перевернулся набок, охнул от боли в ушибленном локте, встал на колено и увидел, что, сопровождаемая таксистом, к нему идет Катя.

— Катька… — проговорил Дима, глупо улыбаясь. — Как ты вовремя…

Рядом остановилось такси.

Выглянул водитель: толстый негр в красной бейсболке. Сказал что-то по-шведски. Катя кивнула.

Таксист помог Диме подняться.

— Спасибо… Я уже сам, — пробормотал Дима. — Кать, ты понимаешь… Мы с Кариной… В общем, я не хотел…

— Потом, — бросила Катя. — Садись в машину.

— Катаринаваген, отель «Шоффард», — сказала она водителю, когда Дима загрузился на заднее сиденье «сааба».

Такси тронулось.

— Погоди, а Хищник? — забеспокоился Дима.

— Сиди уж, — раздраженно бросила Катя. — Без тебя разберемся.

Через несколько минут такси уже стояло у дверей другого отеля. Катя сунула таксисту банкноту.

— Иди за мной, — велела Катя Диме и вошла в холл.

Дима замешкался. Залюбовался ею, такой красивой, такой уверенно-спокойной. Его девушкой. Или — уже не его?..

— Нынешним людям свойственно оценивать всё и всех, исходя из собственной сиюминутной выгоды, — прошелестел баньши. — Но людям изначально свойственно стремиться к наслаждению. Разве не ради этого вы живете?

— Свойственно, — согласилась Катя. — Но ведь это нормально.

— Вот именно! — подхватил баньши. — Вы тратите жизнь на поиски удовольствий. Вспомни клуб, где мы с тобой встретились.

— «Метро»?

— Да. Зачем люди приходят туда?

— Как зачем? Потанцевать, отдохнуть, расслабиться… Ну, пообщаться, конечно. Познакомиться с интересными людьми…

— То есть получить удовольствие? Подумай, Малышка, вот о чем: человек встает рано утром, целый день занимается каким-нибудь неинтересным пустым делом, чтобы заработать немного денег. Потом на эти деньги покупает входной билет, немножко алкоголя — чтобы расслабиться, потому что без выпивки ему не сбросить с себя сковывающее бремя своего пустого существования, — и ждет, что к нему придет немного счастья. И, как правило, не получает ничего, кроме сомнительного удовольствия сказать своим друзьям, «Вчера был в клубе, нормально оттянулись». Так, да?

— К чему ты клонишь?

— Люди стремятся к наслаждению. Они тратят свою жизнь, свое время, чтобы получить это наслаждение. Причем вложенные усилия несравнимы с кратковременностью награды. Изысканную пищу, в которую вложены часы, а то и дни человеческого труда, люди поглощают за несколько минут. За эти минуты удовольствия вы платите своей жизнью, своим временем. Разве это плохо?

— Нет, — сказала Катя. — Наверное, нет.

— Почему же тогда ты осуждаешь нас, ши? Ведь ши дает вам, людям, то, к чему вы стремитесь. Да, он берет взамен часть вашей жизни, но разве отдать часть жизни, отдать мгновенно, без боли, без усилий, без пустой отупляющей работы, это плохо?

— Не надо меня запутывать словами! — сердито сказала Катя. — Может, какой-нибудь наркоман и живет ради кайфа, но лично я — нет. Я, знаешь ли, люблю свою жизнь. Мне нравится быть молодой. И работать, между прочим, мне тоже нравится. Делать что-то полезное, нужное…

— Кому? — спросил баньши.

— Как кому? Людям.

— А конкретнее?

— Тем, кто будет пользоваться тем, что я делаю. И ничего плохого в том, чтобы готовить, я тоже не вижу. Знаешь, как приятно: приготовить что-то вкусное, чтобы все ели и нахваливали?

— Не знаю. Никогда ничего не готовил. Но думаю, что это занятие приятно, если заниматься им нечасто. А если каждый день делаешь одно и то же, это уже рутина. Скука. Ощущение бессмысленности существования. Жизнь проходит впустую. И ты это чувствуешь. И никакой благодарности не будет. Наоборот, стоит тебе сделать что-то хуже, чем обычно, — тебя накажут. Тебе сделают больно. Унизят. Люди по своей природе неблагодарны. Жена прислуживает мужу не потому, что желает ему хорошего, а потому, что хочет избежать плохого. Потому что думает: без мужчины ей будет еще хуже.

— И вовсе не так все мрачно, — возразила Катя. — Есть же какие-то радости…

— Ну да. Трехминутый супружеский секс после футбола и бутылки пива. Тоже мне радость!

— Ничего ты не понимаешь! — заявила Катя.

— Станешь утверждать, что в сексе разбираешься лучше меня? — насмешливо прошелестел баньши.

— Нет, не стану, — Катя покраснела, потом рассердилась на себя за это глупое смущение. — Да, в сексе я ничего не понимаю, зато я знаю, что такое человеческая близость. Знаю, что такое, когда рядом с тобой родной человек, на которого всегда можешь положиться, который всегда поможет… Хотя нет, это не главное — что он поможет. Главное, что родной и что рядом. И для него ты тоже родная, близкая… Нет, ты этого не поймешь. Ты же не человек. И никогда не был человеком.

— Близкий… — прошелестел баньши. — А разве не бывает так, что ты хочешь быть близким с кем-то, а он с тобой — не хочет?

— Так не бывает, — сказала Катя.

Вообще-то она, когда говорила о близких, думала о своих родителях.