на Юг, откуда плывет на Мир тень непонятной угрозы, – мы, естественно, встревожились. Мы выследили тебя – и, признаюсь, это было нелегко сделать. Мы потеряли двоих разведчиков в схватке с мордорскими арками, но не оставили погоню. Если ты отправился в путь, Санделло, то это значит – быть скорой войне. Мы ее не хотим. Нечего зря проливать кровь – у людей в Средиземье врагов уже не осталось. Никому из вашего племени не отыскать дорогу к Водам Пробуждения, как не отыскать корабелам Морского Народа Прямой Путь в Валинор. Скажи мне прямо: с кем ты намерен воевать, Санделло? С кем и за что?
– С каких это пор эльфы стали пастырями людей? – недружелюбно проворчал горбун. – Оставьте нас в покое! Со своими врагами мы уж как-нибудь разберемся сами.
– Мне ведомо, что ты – жестокий боец, мечник Санделло. Ты спокойно поведешь рати на приступ города и с чистым сердцем отдашь его на три дня своим молодцам для разграбления. Но неужто крики детей, которых будут швырять в огонь, для тебя ничего не значат?
– Я не стану говорить с тобой, эльф, – донесся ответ. – Это мое последнее слово. Ты не получишь ни меча моего господина, ни моих слов о том, куда и зачем я направляюсь. Я сказал. А теперь хочешь убить меня – давай! Но помни: даже эльфийская стрела не в силах свалить старика Санделло в один миг. Кое-что я сделать успею…
Горбун слегка повернулся, и Форве увидел: пальцы Санделло уже сжимают рукоять метательного ножа.
– Эта штука летает хоть и медленнее твоих стрел, но зато бьет надежнее.
– Горбун хищно усмехнулся.
Куда девалась вся растерянность и нерешительность старого воина! Тело вновь обрело былую тигриную грацию; Санделло стоял, чуть покачиваясь на напряженных ногах, и горб его исчез, словно и не было его никогда – а просто человек сильно ссутулился, готовя какой-то прием…
Форве тяжело вздохнул. Покачав головой, шагнул ближе к горбуну и оперся локтем о Камень.
– Если ты думаешь, что я боюсь смерти, – то сильно ошибаешься. Кому суждено вернуться к жизни в собственном теле и с собственной памятью, не страшится гибели. Не думай, что я не уважаю твое мужество. Если бы мы хотели, то продолжали бы следить за тобой – и ты, смею уверить, так ничего бы и не заподозрил – но я не хочу враждовать с тобой. В знак добрых намерений я расскажу тебе все, что знаю, – надеюсь, ты оценишь.
Слушай же, Санделло! Мне ведомо, что Талисман твоего господина, в который тот вложил часть почерпнутой у Слившегося Кольца Силы, позвал тебя в дорогу. Десять лет он дремал, будучи самым обыкновенным кольцом и никак не помогая Олвэну, – десять долгих по людским меркам лет. Но совсем недавно вдруг проснулся. Мы, эльфы-Авари, почувствовали это первыми. И пробуждение сие отнюдь не осталось единственным знаком. Были и другие, поверь мне. Так, например, пробудился от спячки мой перстень, в свое время подаренный невысоклику… о, да ты уже и сам вспомнил его имя… правильно, Фолко Брендибэку, хоббиту, убившему твоего господина…
– Не убившему, а освободившему! – хрипло рявкнул Санделло.
– О, ты понял это? – Форве поднял брови, словно и не замечая вспыхнувшей в глазах горбуна гневной искры. – Тогда еще лучше. Так вот, мой перстень на руке Фолко вновь ожил. Я почувствовал это тотчас… но не смог понять, что же заставило его очнуться. И твой Талисман… Это не случайность. Наши мудрецы установили – недобрый ветер веет с Юга. Там пробудилась странная Сила. Наши маги, к сожалению, не могут сказать, где сердце у этой Силы. И вот ты, Санделло, отправляешься туда же, на Юг, в полном одиночестве, увозя с собой Черный Меч Эола! Во дворце моего деда найдутся клинки и подревнее, но этот… Он жаждет крови! Каждый твой шаг на Юг приближает этот меч к войне, перед которой, боюсь, померкнет даже великая Война с Олмером… Чего ты хочешь, Санделло? Отомстить за Олмера?
Тогда воистину жизнь моя и моих спутников будет ничтожно малой ценой за то, что нам удастся остановить бедствие. Я знаю, ты мастер воинских искусств, я знаю, даже стрела в горло, сердце или глаз остановит тебя не сразу… Ну так что? Навстречу союзнику или врагу ты идешь?
Форве смотрел пристально и испытующе. Обмануть эльфа почти невозможно.
И, похоже, Санделло это знал.
– Не важно, враг или друг ждет меня там, на Юге, и ждет ли вообще, – медленно, тяжело роняя слова, ответил горбун. – Мне открыто только одно: с Юга идет беда.
– Ты не сказал мне всего, – покачал головой Форве. – Догадываюсь, Талисман помогает тебе отыскивать дорогу… У меня есть похожая вещь, так что, полагаю, в конце концов мы попадем в одно и то же место. Не стать ли нам на время союзниками? Потом я с радостью выйду против тебя на поединок, воин Санделло, если ты того пожелаешь.
Санделло дернулся, как от удара. Казалось, что вот-вот прозвучит «да»; но вместо этого горбун лишь плотнее сжал зубы и отрицательно покачал головой.
У Форве вырвался вздох разочарования:
– Что ж, ты выбрал. Не в наших обычаях начинать смертельную схватку, едва закончив переговоры, пусть даже и не увенчавшиеся успехом.
Расстанемся миром, воин Санделло, – но помни: если наши пути пересекутся еще раз, я не стану портить стрелу о камень только для того, чтобы предупредить тебя.
АВГУСТ, 25, ПОБЕРЕЖЬЕ ХАРАДА
– Ну вот мы и дошли. – Малыш швырнул в воду плоский камешек. – Семь, – посчитал он «блины». – И что дальше, Рагнур?
Позади остался двенадцатидневный переход через кишащие отвратительной нечистью леса. Несколько раз лишь ловкость Рагнура спасала всем жизнь. Без него – признавал Фолко – отряд погиб бы в считанные дни. Меткость хоббита оказалась бесполезна – дичь скрывалась в непроглядных кронах лесных гигантов, да и всякую ли тварь здесь можно было есть? Оказалось, например, что жуткие на вид белые змеи отлично годятся на жаркое, а вот весьма упитанные птицы очень соблазнительного вида умеют ловко швыряться тяжелыми отравленными перьями, что разили не хуже стрел. Мясо этих созданий тоже было ядовито…
Кхандец безошибочно вывел отряд на побережье. Гномы с оглушительным ревом – откуда только силы взялись! – преодолев исконную неприязнь своего племени к воде, ухнули в волны, едва успев сбросить с себя доспехи. Одежду же оставили – даже хоббит, пространствовав с Торином и Малышом добрый десяток лет, никогда не видел тангаров нагими.
Фолко обессиленно опустился на прибрежные камни. Уже неделю у него сильно болела левая ладонь – приступами, то длинными, то короткими. И невольно он вспоминал давнее свое видение… Вот только где бы взять то снадобье, что смягчало боль?
Лагерь разбили в укромном распадке. Гномы и хоббит остались, Рагнур отправился поразведать окрестности.
– Когда отыщу Знак – я вас кликну!
По дороге ни Фолко, ни его спутникам так и не удалось дознаться, что это за Знак и каким образом корабельщики Морского Народа узнают о четверке терпящих бедствие.
– У гномов есть свои тайны – так отчего бы не быть им и у эльдрингов? – заметил как-то Рагнур. – После того как мы найдем Знак, нам останется только ждать…
– Интересно – сколько… – проворчал тогда Малыш, но Рагнур лишь пожал плечами, и больше от него ничего не смогли добиться.
Пока ждали Рагнура, Фолко сидел молча, прикрыв глаза и опершись спиной о нагретый солнцем камень.
Здесь, на Дальнем Юге, осени не бывало вовсе. Сюда прилетали из северных краев птицы; времена года различались по тому, есть дожди или нет. Но даже и под конец сухого сезона леса буйно зеленели и лианы, презирая все и вся, покрывались яркими крупными цветами…
Хоббит жестоко страдал от жары и духоты – и не только он, но даже и привычные к раскаленным топкам гномы. Правда, в кузнях жар был сухим и звонким, а здесь – гнилым и влажным. Все мгновенно покрывалось плесенью; казалось, вдыхаешь не воздух, а какую-то липкую, горячую, обжигающую изнутри кашу. Уснуть было невозможно – донимала мошкара. Моря ждали как спасения.
И вот они на месте. Давно отстала харадская погоня, потеряв дерзких еще до битвы с перьерукими; где-то запропала и неистовая Тубала (знать бы, отчего она их так злобно и настойчиво преследует); далеко, за высокими стенами заболоченных лесов, осталась Эовин – юная роханская девушка, которую они так и не
