– Это правда! Он позавчера улетел в Германию! Я могу показать вам копию отпускного!

Я поверил ему. Огонь угас во мне. Я поправил редактору галстук.

– Что ж так? – произнес я, глядя, как содрогается от ударов дверь. – Вы написали про яхту, про ящики, напугали людей грядущим кровавым переделом власти. И все?

– А что мы еще должны сделать? С милицией мы постоянно поддерживаем связь. Именно милиция порекомендовала нам написать материал о возможном теракте… Даже не порекомендовала, а как бы точнее вам сказать…

– Приказала?

– Можно сказать, что так. Кто платит, тот и заказывает музыку. Власть давно махнула на нас рукой, и деньги мы получаем от милиции и предвыборного штаба Сиченя.

Вряд ли редактор лгал. Что же происходит? Почему никто не хочет разбираться с этим проклятым «Галсом»? Почему яхта не волнует никого, кроме меня?

Я надавил на кнопку селекторной связи:

– Боря! Двадцать капель валокордина для редактора!

И направился к двери. Прежде чем отпереть замок, я на всякий случай отошел в сторону. Дверь немедленно распахнулась, в кабинет влетел пахучий, источающий влажное тепло, охранник. Я не совладал с соблазном и подставил ему подножку. Охранник споткнулся и повалился на пол, попутно роняя стулья.

И как теперь изволите распорядиться тем, что я узнал? – подумал я, выходя из душной редакции на свежий воздух, насыщенный горьковатым запахом мокрой пыли и грозы. Утром семнадцатого августа на яхту погрузили коробки и мешки с гайками. Кто этот человек, нанявший «Газель»? Во всяком случае, не Фобос, не Пацан и не Али – эта компания захватила яхту на следующий день. Кто же грузил коробки на причале Приморского? Никому не известный владелец ресторанов и кафе Гарик, давний друг и одноклассник Игната?

Что ж это за друг у Игната, который врет, путает числа? Какой смысл в этой лжи? Может быть, Игнат все знал? И то, что яхта была арендована не восемнадцатого, а семнадцатого числа и всего на двое суток? И что на нее погрузили несколько мешков гаек, которые спрятали в контейнере для спасательного плота? Может, Игнат все знал, но мне сказал неправду?

А может, может… Мысли вихрем кружились в моей голове. Не хотелось паниковать, рисовать в воображении фантасмагорические картины апокалипсиса. Но меня не покидало предчувствие, что город сидит на пороховой бочке. Пока я парапланил над морем в поисках яхты, она могла спокойно сушить весла у того же причала в поселке Приморский, в ста километрах от моего города, и не вызывать никаких подозрений у местных рыбаков. Милиция бездействует. Она давится взятками и запросто позволяет курсировать «Газелям», нагруженным подозрительными мешками и коробками. Меня в тех краях, где расположено село Лукино, на каждом повороте гаишники останавливают и в багажник с головой залезают, вынюхивая, что я везу, только жопы снаружи торчат! Помню, придрались к ящику пива, потребовали накладную и разрешение на торговлю. Я долго объяснял, что пиво купил в магазине и везу его на пикник, где меня ждет толпа жаждущих мужиков. А потом понял, что менты просто вымогают взятку. Пришлось, как всегда, заплатить, чтобы оставили в покое.

Несмотря на то, что день едва перевалил за середину, на улице было сумрачно, словно поздним вечером. Низкие темные тучи быстро двигались по небу, напоминая глинистую воду горных рек после сильных ливней. Порывистый ветер раскачивал деревья, провода электропередачи, поднимал в небо обрывки газет и полиэтиленовых пакетов. Мокрый асфальт, как осенью, был засыпан листвой, только листья были зелеными.

Таксисты наотрез оказывались везти меня в Приморское, несмотря на то, что я обещал прилично заплатить. Рассказывали, что в районе Приморского видели смерч, который носился вдоль берега. Его жуткий черный ствол навел панику на местных жителей и рыбаков, которые немедленно вернулись на берег. Можно было подумать, что некое чудовище, живущее в тучах, высасывает через гигантскую соломинку море.

Наконец меня согласился подвезти свеженький, как огурчик, молодой человек на новеньком «Рено» серебристого цвета. Он был в бежевом пиджаке – случайно или нарочно, но точно под цвет салона. На его бледных щеках алели круглые, как у матрешки, пятна румянца. Глаза у молодого человека были светло- голубые, радостные, но радость эта показалась мне несвежей, законсервированной. Вежливость и учтивость исходили от водителя с такой же силой, как и запах одеколона.

– Садитесь, пожалуйста! Я тоже в Приморское. У меня там встреча с настоятелем храма Преображения Господнего… Если вам неудобно, подрегулируйте сиденье. И, пожалуйста, не забудьте о ремне безопасности. Я, знаете ли, с места не тронусь, пока мой пассажир не пристегнется и я не буду уверен, что он полностью защищен… Пристегнулись? Ну вот и прекрасненько…

Не знаю, кто как, я а предпочитаю ездить с молчаливым водителем. На этот раз мне не повезло. Молодой человек сделал погромче радио, по которому выступал кандидат в мэры Сичень, явно призывая меня послушать бесконечные обещания, а потом вместе их обсудить. Я, конечно, не стал слушать торопливую и путаную речь, а начал думать о том, как бы аккуратнее подать себя Ирине, чтобы не слишком ранить ее психику… Ее обязательно надо подготовить. Надо посеять в ее душе сомнение по поводу моей безвременной кончины. Но как это сделать?

Тут мне пришла в голову простенькая идея, которую я немедленно осуществил. Вынул из кармана мобильный телефон, набрал ее номер и с трепетным волнением стал слушать гудки. Сомнение, которое я собирался посеять в ее душе, должно было дать могучие всходы, причем немедленно. Во-первых, на дисплее ее телефона высветится мой номер. А во-вторых, она обязательно узнает мой голос.

И вот гудки оборвались, и я услышал ее голос – слабый, бесцветный, «простуженный», что случается от долгих слез. В груди у меня что-то болезненно сжалось. Я чуть не закричал: «Ирина, милая моя! Прости за что, что я так жестоко обманул тебя!» Но такое откровенное воскрешение было бы равносильно разорвавшейся бомбе. И я произнес нечто загадочное:

– Не верь тому, что ты сегодня видела. Даже очевидное можно ставить под сомнение…

И тотчас отключил связь. К вечеру мои слова произведут в душе Ирины необходимую работу. Я спущусь