сожалеет об учиненном печенегами разбое и более такого не допустит. Скоро князь возьмет под себя всю Хузарию, и на ее земле воцарится мир. Вот он уже и гонца отправил к хакану Йосыпу с кратким сообщением: «Я иду!» Точного направления Святослав не уточнил, но ведь ни для кого не было секретом, куда именно киевский князь отправился «воцарять мир». Можно было также не сомневаться: для Саркела, в отличие от Семендера, появление захватчиков не станет неожиданностью.
Итак, все конное войско Святослава отправилось к берегам Бузана. Остались только те, кто приплыл по морю. Сейчас они загружали на корабли экспроприированную у печенегов и купцов добычу. Это тоже видели все: и разноплеменные купцы, и возвратившиеся к родным пепелищам жители долины. Руководили погрузкой варяги и нурманы. Всего их осталось в Семендере около трех тысяч. Распоряжался ими воевода киевский Серегей. Сам князь ушел вместе с печенегами. Такова была официальная версия. Именно в такой редакции ее и доложили разъяренному Йосыпу.
Семендер разорен. Святослав с печенегами идут на Саркел. Просевшие под тяжестью награбленного (награбленного не где-нибудь в Аррене или Ширване – у хузар!) корабли русов движутся по Гирканскому морю на север. Неужели надеются проскочить мимо Итиля?
«Хрен они у меня проскочат!»—так вкратце можно было резюмировать пространный монолог Йосыпа. «Хрен они у меня проскочат! Ивместо Саркела им тоже хрен!»
Хакан хузарский вновь спешно созвал ополчение. Вооружил горожан, назначил наместника и оставил ему на всякий случай еще тысячу наемников-туркмен. Для трёх тысяч варягов и нурман, сопровождающих корабли, этого хватит. Как только русы высадятся на берег, тут им и конец, а в том, что русы высадятся, Йосып не сомневался. Они всегда останавливались после морского плавания: либо в дельте, либо в окрестностях Итиля. Это понятно: Гирканское море – не Сурожское. Характер у него капризный. Ходить по нему – тяжкий труд. Вобщем, тысячи туркмен и ополчения хватит: и Итиль защитят, и усталых русов накажут. Сам же Йосып с гвардией, наемниками и прочим войском двинется к Саркелу и обрушится на обсевших город русов и печенегов. Впобеде Йосып не сомневался: на его стороне Бог и безусловное численное превосходство. Для начала, пока подойдет основное войско, хузарский хакан отправил к Саркелу пять тысяч легкой конницы, чтобы осложнить жизнь осаждающим и заодно показать защитникам крепости, что хакан о них не забыл.
Саркел отдавать нельзя. Там под надежной охраной лежит неприкосновенный золотой запас хузарских хаканов. Именно для его защиты и возвели эту крепость.
Сделав необходимые распоряжения, хакан еще раз оценил ситуацию и счел, что все идет не так уж плохо.
Киевский князь Святослав, коего в Диком Поле называли Пардусом, тоже полагал, что все идет неплохо. Его конное войско проделало ровно полпути по направлению к Дону-Бузану, затем развернулось и двинулось на северо-восток, к берегу Гирканского моря.
Дорога поначалу была трудная: по выжженной безводной земле, где в эту пору не живет никто, кроме змей да ящериц. Через два дня киевляне вышли на большой караванный путь, и ехать стало намного приятнее. Русы шли, не скрываясь, но очень быстро, одвуконь. Быстрее могли ехать только особые гонцы, менявшие лошадей через каждый фаранг пути. Верный способ напасть внезапно – опередить весть о своем появлении. Сэтой же целью нурманы, высадившись, например, на землях франков, вырезали подчистую всех, кого видели.
Русы поступали менее кровожадно: попросту забирали всех лошадей. Конные даже на день опередили «моряков», и когда флотилия прибыла к оговоренному месту, тридцать тысяч всадников Святослава уже ее ждали.
– Я пойду с вами! – заявил Святослав.
Возражения своих воевод он отмел. Пойду – и точка. Киевский князь всегда норовил занять самое опасное место, а поскольку он был главный, то как он хотел, так обычно и происходило.
Впрочем, особого риска не было. Место для высадки, выбранное Машегом, было идеальное: полуостров, с одной стороны которого – заводь, заросшая высоким камышом, с другой – глубокая протока, очень удобная для стоянки. Вдобавок полуостров располагался в личных (практически ненаселенных) охотничьих угодьях хакана… Ивсего лишь в паре часов быстрой езды от предместий Итиля.
Флотилия русов подошла к полуострову на закате. Когда наместнику в Итиле донесли об этом (весть принес один из Машеговых хузар, переодевшийся простолюдином), наступила ночь.
– Мы нападем на них в рассветных сумерках! – потирая ладони, объявил наместник. – Мы их уничтожим!
В эту ночь в итильском гарнизоне никто не спал. Таков был приказ наместника: как следует подготовиться к бою с русами. Проигнорировал его только командир наемников-туркмен.
– Мои воины будут спать, – заявил туркменбаши наместнику. – Они всегда готовы к бою. Главное, чтобы твои пахари не путались у них под ногами!
По правде говоря, земледельцев среди ополчения было немного: в основном всадники-пастухи и пехота из итильских мастеровых. Первые могли бы неплохо показать себя в степи в качестве легкой конницы, вторые – принести немалую пользу на городских стенах. Для внезапной атаки в условиях пересеченной местности и те и другие не годились. Ктому же, как любые набранные второпях части, хузарские ополченцы не имели никакого опыта совместных действий. И, самое главное, не испытывали ни малейшего желания воевать. Вести этот сброд в бой можно было только в одном случае: если сзади его будут «подпирать» настоящие воины. Чтобы страх перед теми, кто за спиной, был сильнее страха перед врагом. Это азы, понятные любому десятнику. Но наместник хакана Йосыпа никогда не служил десятником. Наместник (его звали Ламх, и он приходился троюродным племянником четвертой жены покойного хакана Беньяху) был неглупым человеком, отлично разбирался в верблюдах, ценах на шелк и мог с первого взгляда определить, какой ежегодный налог способен платить владелец виноградника. Пригодность его к работе полководца примерно соответствовала пригодности верблюда к работе овчарки. Но наместник Ламх полагал, что человек, способный договориться с византийскими таможенниками, способен справиться и с ролью полководца. Вцелом наместник был прав. Просто ему катастрофически не хватало опыта.
Сотник Велим присел на корточки у костра. Глянул мельком на кусочки осетриного шашлыка, сглотнул слюну. Унего с заката во рту ни крошки не было.
– Бери, ешь, – разрешил Святослав.
Сотник качнул головой, поглядел на своего старшого, воеводу Серегея, потом на варяга-хузарина Машега. Воевода, казалось, дремал. Лицо Машега было непроницаемо.
– Они подходят, – сказал Велим. – Сотен тридцать пеших и вдвое больше всадников. Прут, как кабаны, – за пять стрелищ слышно. Ишумят, как свиньи на случке. Ударим, княже?
– Ешь, гридь, – велел Святослав. – Когда надо, тогда и ударим.
Велим достал нож, отмахнул кусок лепешки, положил на него пару кусков осетрины. Этого хватит: перед боем нажираться – последнее дело.
– Все, как ты и говорил, Машег, – сказал Святослав. – Смерды. Лишь бы они не запутались в собственных ногах. Или не заблудились: в ваших протоках даже выдра может заплутать.
– У них хорошие проводники, – бесстрастно произнес Машег. – И помни, княже: есть еще туркмены.
– Их слишком мало. Это будет не битва – резня.
– Они – твои будущие подданные, великий князь, – сказал Машег. – А Итиль скоро станет твоим городом.
– Я помню, – холодно ответил князь. Взгляд его синих глаз встретился со взглядом таких же синих глаз хузарина. – Не бойся, варяг! Яне обойдусь с Итилем, как с Семендером.
Грозный взгляд князя Машега не испугал. Он вообще был слегка отмороженный, этот хузарин-варяг. Иногда Духареву казалось даже, что не слегка, а совсем…
– Гр-рм! – откашлялся Сергей. – Время у нас есть, княже. Сыграем?
– Давай, – согласился Святослав. – Отрок, фигуры! Что ставим?
– Любая вещь, что мне глянется во дворце хакана, – моя!
– Ха! Годится! Ая… – Святослав помедлил, глядя, как отрок расставляет шахматы. – А я… Если я выиграю, то больше никогда не услышу от тебя: «Ты неправ, княже!»
– Солидная ставка… – проворчал Духарев.
Обычно из трех партий две выигрывал князь.
