сказал:
– Слыхал я, великий хакан киевский обещал Кутэю золото. Кутэй умер, и по нашему закону его золото принадлежит мне.
– Мы поговорим об этом позже, – ответил Святослав.
– Когда?
Великий князь посмотрел на печенега. Так посмотрел, что копченый быстренько опустил глаза и счел за лучшее не торопить события.
А пока воеводы русов вместе в предводителями печенегов отдавали последнюю дань уважения погибшему хану, гридни Святослава совместно с нурманами и прочими союзниками под руководством княжьего воеводы Серегея наводили порядок в семендерской долине. Для меньших печенежских воинов праздник жизни в этот день закончился. Организованные и троекратно превосходящие числом воины Святослава сгоняли степняков к опаленным городским стенам. Спящих поднимали пинками, артачившихся приводили к повиновению силой. Разоружать никого не разоружали и денег не отнимали, зато спeшили всех, а пеший степняк – это уже не воин, а недоразумение. Похмельные от вина и крови, осоловевшие, отяжелевшие от непрерывной жратвы и неумеренных плотских утех, копченые не смели сопротивлятся. Недавние грозные победители, они моментально утратили спесь и с опаской поглядывали на здоровенных нурманов, которым было поручено проследить, чтобы завоеватели Семендера не разбежались.
Разобравшись с печенегами и выделив тысячу гридней для поддержания порядка, Духарев распорядился собрать сотен шесть-семь сохранивших трудоспособность местных жителей, передал их Рагуху и велел убрать территорию: пожары погасить, трупы похоронить и т. п. Сам же вместе с Машегом поехал в гавань.
От Семендера до морской гавани час езды. По пути Духареву встретился «косяк» печенегов. Сопровождала их Стемидова сотня. Копченых было сотни две, все – при оружии и очень недовольные. Но ехали мирно. Стемид – во главе, беседуя с копчеными по-печенежски. За эти годы почти все варяги научились кое-как изъясняться по-хузарски и по-печенежски. Простые гридни – на уровне военного словаря: «Кто такие?», «Кто ваш хан?», «Оружие на землю!» Командиры говорили получше: необходимость заставляла. Стемиду повезло, в его подчинении оказался сын Духарева, болтавший на всех степных языках. Другой командир, имея такого толмача, расслабился бы. Но Стемид был не таков. Он хотел сам. Ипреуспел. Сейчас его лингвистические познания вновь пригодились. Молодой варяжский сотник непринужденно беседовал с такими же молодыми печенежскими «полевыми командирами», а рядовые степняки, хоть и были в большинстве из других родов, мрачно тащились следом, не смея протестовать.
Причину их недовольства Духарев узнал немедленно. Азиатские «гости» отказались скупать хабар. Апричиной отказа были русы, заблокировавшие выход из гавани. Вэтой ситуации купцы брали только самое ценное, а шелк вообще меняли исключительно на золото.
Поначалу купцы пытались протестовать, сообщил Стемид. Но Трувор определил самого горластого, выдал ему, как было велено, по пяткам и сообщил прочим, что это – акт гуманизма, совершенный исключительно по доброте воеводы Серегея. Аисконно варяжский метод прекращения дискуссии – железом по загривку.
Купцы, как выяснилось, об этом методе были наслышаны: варяжские лодьи появились в Гирканском море полвека назад (при попустительстве хузар, которым, естественно, была обещана доля) и для начала разграбили Абаскун. Позже прочность варяжского железа узнали Гилян, Ширван и иные мусульманские земли. Правда, хузарские хаканы и тогда показали себя полным говном. Например, Беньяху, двоюродный дедушка ныне правящего Йосыпа, не удовольствовавшись «процентом», спустил на потрепанную в битвах варяжскую армию своих гвардейцев. Потом, правда, ему пришлось выкручиваться перед Олегом Вещим, отдариваться и все валить на собственных гвардейцев-мусульман, которые, дескать, самостийно вступились за поруганную честь единоверцев и с целью освобождения полона. Вранье было отъявленное: хаканская гвардия всегда отличалась отменной дисциплиной, а «освобожденных» девушек после видели у ромейских работорговцев. Но Олегу пришлось сделать вид, что он поверил. Ему нужен был союз с хузарами против копченых и против хитроумных ромеев, которых Олег регулярно выставлял на деньги и которым это, само собой, не нравилось. Правда, хакан Беньяху нуждался в союзнике еще острее, потому вынужден был вернуть бoльшую часть отнятой добычи и от себя прибавить. Но для последних хузарских хаканов это было типично: сожрать, что удастся, причем немедленно, а если врежут сапогом в брюхо, сожранное отрыгнуть. Духареву такое казалось глупостью, но вот его названный брат Мышата заявил, что подобный подход – хапнуть, а потом возвратить с процентами – вполне рентабелен. Что-то вроде выгодного кредита. Возвращать-то приходилось не сразу, а через год-два, когда прижмут. Аза два года, сидя на таком месте, как восточный караванный путь, можно украденное не то что удвоить – удесятерить. Сергей Мышу верил, но все равно считал, что честь и доверие – подороже золота.
Впрочем, коварство хузарских лидеров не отбило варягам охоты полевать на гирканских берегах. Уж такие места богатые…
Короче говоря, знакомство восточных соседей хузар с варяжским железом состоялось достаточно давно, и желающих нарваться на неприятность не было. Скандалисты приутихли. Удрать тоже никто не пытался. Лодьи и драккары полностью заблокировали гавань. Но предусмотрительный Трувор решил, что этого мало, и отправил на каждое судно крупнее рыбачьего баркаса варягов-караульщиков. Впрочем, торговые гости были уверены, что убивать их не станут. Кому бы в итоге не достался Семендер, его правители не станут резать корову, которая доится золотом. Не менее девяти десятых прибыли от торговых операций оседало в казне государей, через земли которых пролегали торговые пути с востока на запад. Нет, убивать купцов не будут. Облегчат кошельки – это да. Вопрос – насколько?
– Половина! – объявил купцам Машег, которому Духарев поручил вести переговоры, когда они приехали в гавань. – Половина того, что у вас в трюмах, останется здесь. Это доля князя, которую незаконно присвоили его наемники-печенеги.
– А наше золото? – по-арабски выкрикнул кто-то из купцов. – За эту половину мы платили полновестными динарами!
– Как тебя зовут? – спросил Машег тоже по-арабски.
– Али, сын Саида из Ширвана!
– Из Ширвана? Не смеши меня! Откуда в Ширване возьмутся полновесные динары?
Вокруг купца загоготали. Но тут вперед протиснулся некий купчик с бородкой и пейсами.
– А ведь я тебя знаю! – заявил он. – Видел тебя при дворе хакана Йосыпа. Ты ведь Машег бар Маттах?
– Точно! – подтвердил хузарин.
– Значит, ты предал своего хакана! Ты предал Бога! Можно ли тебе верить?
Синие глаза Машега сверкнули, рука легла на эфес сабли… Но он сдержался.
– Едва не забыл, что брехливую шавку учат не сталью, а плеткой, – процедил он, подавая коня вперед и снимая с пояса треххвостую «волчью» плеть, утяжеленную свинцовыми бусинами.
Купчик, смекнув, чем пахнет, попытался юркнуть обратно в толпу, но его не пустили.
– Э-э-э… М-м-э-э… Б-э-э… – заблеял он. – Б-благородный М-машег б-бар М-маттах, я вовсе не то хотел сказать…
– Но ты уже сказал! – рявкнул Машег. – А теперь слушай. Все слушайте! Хакан Йосып – проклятие белых хузар. Тварь, пожравшая мою землю и славу моей земли! Потому мой хакан ныне – великий князь Святослав! Он пришел взять эту землю, и Йосып, спрятавшийся за щитами потомков Исава, как суслик в норе, скоро запищит в его когтях. Но радуйтесь, торговые гости! Ибо теперь откроются вам пути во все концы Святославовых владений: от Варяжского моря до Понта.
– За половинную долю… Экая радость… – совсем тихо проворчал купец «из Ширвана».
Но Машег услышал.
– Ты глухой? – спросил он. – Тебе сказано: половина – это утаенная копчеными доля хакана Святослава! Если ты, называющий себя ширванцем, захочешь плыть мимо Итиля, отдашь двенадцатую долю. Или плати десятую и плыви хоть к нурманам. Уже без всяких пошлин. Только дождись, пока Святослав выкинет из Итиля Йосыпа и его охвостье.
– Если выкинет… – прошептал «ширванец», но на этот раз совсем тихо.