глаза еще не болят?

Валери всхлипнула за моей спиной. Я одарил и ее прощальным взглядом.

— Самое безобразное во всей этой истории, — заключил я, — что тебя приходится оставлять наедине с этим многоопытным холостяком.

Афганец легко похлопал меня по плечу. Дверь за моей спиной со скрежетом захлопнулась.

Бородатый вывел меня из проулка на центральную улочку кишлака. Мы свернули вправо и пошли вверх. Я шел медленно, мой конвоир меня не поторапливал, и я успел хорошо рассмотреть все то, что нас окружало. У меня не возникло мысли о побеге, я не мог даже предположить, что оставлю Валери в плену, просто сработал старый профессиональный рефлекс: когда тебя ведут, то надо хорошо запоминать куда.

Мы поднялись до типичного для этой местности саманного дома, на крыше которого возвышалась пристройка со стеклянными окнами и печной металлической трубой, торчащей из прокопченной стены, словно трубка изо рта адвоката Рамазанова. Мой конвоир, видимо понимая, что я совершенно не рублю в его языке, молча хлопнул меня по правому плечу, и я послушно свернул влево, к лестнице, ведущей к пристройке. Конвоир подождал внизу, пока я взберусь, выдерживая необходимую дистанцию, чтобы я ненароком не заехал сапогом ему промеж глаз, затем поднялся за мной следом, закинув автомат за спину.

Мы вошли в комнату, посреди которой стоял стол с чайником и пиалами, в деформированной консервной банке дымились окурки. За столом сидел средних лет человек с длинными, слегка вьющимися волосами, тоненькими усиками и такой же, едва обозначенной бородкой, со смуглой кожей, гладкой и чистой, без единого изъяна, как у младенца. В чертах его лица угадывалась европейская кровь. Человек был красив, но я понял самое главное — от него зависит наша жизнь.

Он кивнул мне на стул, придвинул пиалу, пачку «Кэмела».

Меня вдруг осенило. Я понял, почему на допрос вызвали именно меня и почему с человеком, который с оружием в руках угнал автомобиль, обращаются достаточно вежливо.

— Кто вы? — спросил длинноволосый на чистейшем русском языке.

— А вы разве не знаете? — ответил я, наливая в пиалу чай. — Там же все написано.

— Давно перешли границу?

— Четыре дня назад.

— Цель?

Он спрашивал негромко, будто мои ответы его мало интересовали. Взгляд блуждал по моей груди, рукам, лицу.

— Мы пришли зарабатывать деньги.

— Я понимаю. Кто вас отправил?

Я понял, что лед подо мной затрещал с угрожающей силой, и ляпнул первое, что мне пришло на ум:

— Сафаров.

— Не слышал такого. Пейте еще. Закуривайте. Вы давно в Таджикистане?

Я отрицательно покачал головой:

— Полгода. Я только недавно заключил контракт.

Длинноволосый не сводил с меня глаз. Я, как заведенный, десятый раз налил в свою пиалу чай и залпом выпил. Хорошо, что не курил, не то от пачки «Кэмела» осталась бы гора окурков.

— Хорошо, — растягивая звуки, ответил длинноволосый.

Сейчас повернет свое красивое лицо в сторону конвоира, подумал я, и так же тихо и мягко скажет: «Этого можно расстрелять». Но он спросил у меня:

— И как вы думаете здесь заработать?

— Мы хотим переправить на тот берег партию наркотиков. — Длинноволосый молчал, будто ждал продолжения, и я добавил: — Я формирую смешанный отряд из числа парней, которые здесь служили. Они хорошо обучены, но у нас мало оружия.

— И вы здесь служили?

— К сожалению, пришлось.

— Интересно, в каких краях?

— В Кундузе.

— Это там, в долине?

Я понял, что длинноволосый меня проверяет.

— Нет, это там, где плато. Рядом со взлетно-посадочной полосой.

Он закурил, и я рассмотрел его пальцы. Несомненно, он — один из командиров отрядов таджикской оппозиции. Моджахедов я представлял себе достаточно однозначно — вдоволь насмотрелся на бородатых. Этот же крушил мое представление о них самым беспардонным образом. Ногти на тонких пальцах чистые, обработанные пилочкой, движения изящные, разговор спокойный и конкретный, что само по себе говорит о наличии интеллекта.

— Вы силой захватили автомобиль на территории, которую я контролирую, — сказал он.

— Глубоко сожалею о случившемся и приношу вам в связи с этим свои извинения, — немного наигранно ответил я и улыбнулся.

Длинноволосый, похоже, улыбаться не умел. Он смотрел на меня невидящими глазами сквозь струйки сигаретного дыма и, казалось, совершенно забыл обо мне, и мысли его витали где-то далеко-далеко от этого стола с пластиковым покрытием, какие бывают в закусочных.

— Куда вы направляетесь?

— В район Нардары.

— И что там?

— А там находится наш постоянный поставщик сырья.

— Вы в Москве давно были? — неожиданно сменил он тему разговора.

Я чуть не сказал, что не давнее, чем две недели назад.

— Ну-у, с полгода…

— Как она?

— Грязь, суета, — ответил я, не понимая, куда он клонит.

— А в Казани?

— Нет, в Казани я не был.

— Жаль, — ответил он, затушил окурок и, вытащив из нагрудного кармана зеленую «корочку», протянул ее мне. — Оружие и вещи я вам верну. Машина довезет вас до Черной Щели. Дальше плохая дорога, пойдете пешком. Постарайтесь не встречаться с вооруженными людьми. Нардару держит некий Алихан. Парень этот не слишком разборчив, может почистить ваши рюкзаки и даже пристрелить вас.

Я ликовал в душе. Мой ангел-хранитель сработал в высшей степени профессионально. Но из-за стола я поднялся, все еще сохраняя на лице выражение легкой усталости и безразличия к своему собеседнику. Если человек не скрывает радости от того, что помилован, значит, он не ожидал этого помилования, а раз не ожидал, то внутренне соглашался со смертным приговором, которого, в итоге, вполне заслуживает.

Теперь конвоир следовал впереди меня. Мы так же, не спеша, спустились вниз, свернули в проулок. Я был все еще в возбужденном состоянии и не верил в такую редкостную удачу. Непроизвольно улыбаясь, я рисовал в своем воображении физиономию адвоката, которая вытянется, как колготки на слонихе, когда он узнает о результатах допроса.

Но меня ожидало разочарование. Конвоир, отперев замок, распахнул дверь настежь и, ни слова не говоря, пошел в тень дувала. В проеме тут же выросла фигура адвоката. Он как-то странно взглянул на меня и попятился в глубь сарая.

— У меня создается впечатление, — сказал я, — будто вы огорчились тому, что меня не