патронник.

Пассажиры, разинув рты, смотрели то на меня, то на Валери. Никто из них даже не попытался покинуть место на платформе, которое, надо полагать, досталось каждому с превеликим трудом.

Афганец смотрел на меня со страхом, но тоже не предпринимал никаких решительных действий.

— Ты все испортил! — сказала мне Валери. — Я уже почти договорилась.

— И чем ты думаешь с ним расплатиться? — Я подошел к водителю, который, казалось, от страха стал еще короче. — Нехорошо! — громко сказал я ему, будто громкие слова афганец мог понять и без перевода. — Нехорошо лапать чужую ханум! За это поедешь на кузове, если это можно так назвать…

Адвокат уже раскрыл дверцу кабины и жестом просил пассажира, который сидел рядом с водителем, выйти наружу. Несколько человек решили не испытывать судьбу и, спрыгнув с платформы, отошли подальше, безучастно наблюдая за развитием событий. Самое интересное заключалось в том, что один из них был вооружен и нес за спиной на ремне огромное допотопное ружье.

Я занял место за рулем, Валери и Рамазанов втиснулись в кабину рядом со мной. Мы вместились только благодаря тому, что второй дверцы в машине не было, и я наполовину высовывался из кабины. Много всяких машин довелось мне увидеть за свою жизнь. Эта же «Тойота» вряд ли была пригодна даже для гонок на выживание. Естественно, никаких приборов — на щитке только черные круглые дыры и оборванные провода. Лобовое стекло исполосовано трещинами. Даже рулевое колесо наполовину обломано. Адвокат, поймав мой многозначительный взгляд, развел руками:

— И все же это лучше, чем идти пешком.

— Конечно, лучше! — поддержала его Валери. — Отличная тачка! Ну-ка, синьор Вацура, покажите класс в гонках по пересеченной местности.

Я обернулся назад. Число пассажиров на платформе стремительно убывало. Остались самые стойкие и бесстрашные. Или самые несчастные, которым не ехать никак нельзя было.

Я нажал на педаль сцепления, поставил передачу и, добавляя газу, с удивлением увидел, что мы поехали.

— Надо же, — пробормотал я, — до последней минуты не верил.

В отличие от адвоката и Валери, которые считали, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, я уже через несколько минут горько пожалел, что дал им уговорить себя. «Тойота» находилась явно на последнем издыхании. Она едва преодолевала выбоины на дороге, дергалась в агонии, если я слишком сильно давил на акселератор, скрежетала коробкой передач, в которой, как оказалось, было всего две скорости, стреляла выхлопом, ни с того ни с сего глохла, и мне приходилось лихорадочно «накачивать» педаль, словно делать искусственное дыхание умирающему. Все это нервировало, и я с трудом сдерживал в себе желание остановиться, высадить людей, облить бензином и поджечь эту несчастную колымагу, чтобы прервать ее и мои мучения. И тем не менее мы ехали, оставляя за собой километр за километром пыльной, разбитой, пустынной дороги.

Через час мы выехали на асфальт, хотя назвать эту трассу для фристайла шоссейной дорогой можно было лишь с большой натяжкой. Справа от нас грохотала по камням и порогам полноводная мутная река. Правого берега как такового у нее не было — круто вверх уходили в небо бордовые скалы. Временами мы видели на них странные жилища из глины и соломы. Как ласточкины гнезда, они лепились один на другой: крыша одного — фундамент другого. Странные существа неопределенного пола и возраста, одетые в лохмотья, следили за нами с плоских крыш своих гнезд. Когда-то давно, впервые увидев жилища горных афганцев, я был шокирован их нищетой и первобытностью. Потом, увлекшись войной, перестал обращать на это внимание. Теперь я удивлялся снова. Одна и та же картина может остро впечатлять несколько раз за жизнь. При условии, что она остается неизменной, в то время как меняемся мы. Я вернулся сюда иным человеком. Они — остались прежними.

Дорога липла к уступам, скалам и расщелинам, и мне приходилось энергично крутить огрызок руля, чтобы плавно вписываться в многочисленные повороты. Пассажиры на платформе были спокойны, даже апатичны, и их, пожалуй, уже ничуть не беспокоила внезапная подмена водителя. Я следил за дорогой через дверной проем — так мне было лучше видно, чем через мутное от трещин стекло.

Снова над нами проплыли ярусы «ласточкиных гнезд». Притормозив, я аккуратно объехал ослиный караван, бредущий по узкой обочине. Пацаны, сидящие на телеге, замахали нам руками.

— Что это? — Валери, чуть подавшись вперед, всматривалась сквозь мутное стекло.

Мне показалось, что по дороге тащится навьюченный мул, окруженный группой погонщиков. Мы сближались. Я машинально ударил по дырке в центре рулевого колеса, где когда-то давно была сигнальная кнопка.

— Телега, — сказал адвокат и, взяв из рук Валери автомат, положил его себе на колени.

Телега стояла поперек дороги, загораживая проезд. Перед ней сидели на корточках люди. Я стал притормаживать.

— Только не спешите и не делайте глупостей, — сказал я.

Люди начали вставать. Человек шесть-семь, все с оружием.

Я ударил по тормозам. Дряхлая «Тойота» едва не развалилась на части, и ее тормозной путь был слишком длинным, чтобы я успел развернуться. Один из людей поднял автомат стволом вверх и дал короткую очередь.

Мы остановились.

— Приехали, — тихо сказала Валери.

Люди неторопливо шли к нам.

— Не делайте резких движений, — предупредил я.

— Кирилл, — изменившимся голосом сказал адвокат, — что будем делать?

— Умирать смертью храбрых, — зло ответил я. — Почему этот вопрос вы задаете только сейчас?

— Послушайте, — вмешалась Валери, — может быть, вы поспорите в другой раз?.. Интересно, что они от нас хотят?

— Проверить водительские права, — усмехнулся я. — Наверное, я превысил скорость.

Сидеть в кабине и дожидаться, пока эти обделенные гуманностью горцы подойдут и станут выволакивать нас, было бы глупо. Я первым вышел на асфальт, сел на горячий капот и сунул руки в карманы. Наши пассажиры отошли на обочину, опустились на корточки и стали с интересом следить за развитием событий.

Афганцы вели себя достаточно бесцеремонно, как, впрочем, мы того и заслуживали. Бородатый мужичок, бритый наголо, покрытый круглой шапочкой, рывком повернул меня лицом к машине, заставил опереться о нее руками и быстро обыскал. Мои карманы опустели, но по этому поводу я не стал сильно печалиться — там ничего особо ценного не было. Затем он таким же образом обыскал адвоката и Валери. Я молча терпел, когда руки афганца шарили по карманам ее джинсов. Это еще не самое страшное, думал я, когда нас, легонько толкнув в спины, повели куда-то вверх по тропе, вдоль ряда серых мазанок.

Валери шла рядом со мной. Я время от времени кидал на нее взгляды. Она была спокойной, сосредоточенной, и в ее глазах я не смог различить страха, хотя, кажется, мы впервые с начала нашего путешествия так крепко вляпались в неприятность. Почувствовав мой взгляд, она повернула голову и улыбнулась краем губ. Так улыбаются, конечно, с петлей на шее, и все же!

Адвокат шел за нами, я не оборачивался, да и необходимости в этом не было. О чем говорить, если мы даже не представляли, что ждет нас в ближайшее время. Афганцы тоже молчали. Они конвоировали нас с таким оттенком скуки и обыденности, будто им каждый день приходилось останавливать на дороге машины, угнанные представителями великого северного соседа.

Мы свернули в проулок. Один из афганцев подошел к сараю, отпер большой амбарный замок на его дверях, открыл одну створку и жестом пригласил нас зайти внутрь.

Я, как истинный джентльмен, пропустил Валери вперед, затем вошел сам. Адвоката, кажется, слегка подтолкнули хлопком в спину.

Дверь за нами закрылась, клацнул ключ в замке. Мы стояли в полусумрачном сарае без окон, свет в который проникал через щели в двери. Земляной пол, голые серые стены, потолок, с которого, как электропровода, свисают соломинки… Я почувствовал, что мои губы неудержимо расплываются в улыбке.

— Кажется, вы чему-то радуетесь? — спросил адвокат, присаживаясь у стены на землю.