мнения. В частном письме Маклакова находим следующее откровенное признание: в Европе «никто не может серьезно думать, чтобы Деникин или Колчак были теми людьми, которые сделали и создали мартовскую (Февральскую. — Н. Д.) революцию. И все-таки приходится утверждать, что Деникин и Колчак — это и есть самая настоящая русская демократия»¹¹². Свою лжесвидетельскую миссию кадеты выполняли с величайшим усердием, охотно выступая, как признавал впоследствии Милюков, в «неблагодарной роли либерального политического прикрытия для правонастроенных руководителей борьбы»¹¹³.

Астров — Альберу Тома: «Прошу верить, что я и мои политические единомышленники не остались бы работать с ген[ералом] Деникиным, если бы эта работа была направлена на реставрационные цели»¹¹⁴.

Национальный центр — Маклакову: «Убедите их (союзников. — Н. Д.), что Деникин не несет с собой ни реакции, ни реставрации… Убедите их, что кадеты нейтрализуют влияние правых. Убедите их, что в интересах сохранения армии от развала это сочетание неизбежно и что мы, кадеты, ушли бы в сторону, если бы работа Особого совещания при Деникине была направлена в сторону реакции»¹¹⁵.

Национальный центр — Родичеву: «Вы именем своим и словом своим должны рассеять подозрения, что Россия, стоящая за Деникиным и Колчаком, есть черносотенная рать старого режима»¹¹⁶.

Национальный центр — князю Львову: «В составе ближайших сотрудников ген[ерала] Деникина находятся хорошо известные Вам Астров, Степанов, Челищев, которые выдвинулись после 27 февраля и занимали ответственные должности или в самом Временном правительстве, или в период его господства… Все эти люди не могли бы находиться в Екатеринодаре, если бы он стал очагом русской реакции… Начавшие уже свои занятия комиссии по земельным и рабочим вопросам ведут свою работу при нашем постоянном участии, и Вы можете быть уверены, что ни в той, ни в другой области мы не будем отстаивать возвращение к старым социальным отношениям»¹¹⁷.

В тех же целях была сочинена руководителями Национального центра пресловутая декларация «О целях, какие преследует командование Вооруженных сил Юга России». По свидетельству Соколова, этот документ, ехидно окрещенный им как «безобидный памятник нашего либерализма», был составлен под воздействием английского полковника Кийза и, подобно аналогичной декларации Колчака, предназначен исключительно «для экспорта»¹¹⁸.

Маклаков «усиленно просил» Национальный центр сообщать «все те факты, в которых выражается отношение к правительству со стороны общественных, особенно демократических организаций»¹¹⁹. И кадеты старались: при каждом удобном случае они заявляли о полной поддержке Деникина и Колчака со стороны Национального центра на Юге России, Национального союза и Омского национального блока в Сибири. Позиция этих организаций выдавалась за мнение широких народных масс России.

Насколько сами кадеты верили в правдивость подобной информации, можно судить по тому, что в частной переписке они называли все эти заверения в демократизме «фиговыми листками», которые «безусловно необходимы» для получения помощи союзников¹²⁰.

И цель была достигнута. Летом 1919 г. Антанта усилила материальную помощь деникинскому войску. Национальный центр сообщал в Москву: «Англичане осуществляют свою помощь методично и беспрерывно. Пока ими доставлено все на армию в сто тысяч человек. Все превосходного качества, все солидно, всего много. Завалены медикаментами. Есть бронированные аэропланы, с летчиками англичанами. Понемногу армия переодевается в английскую форму. Ожидаем дальнейшие транспорты»¹²¹.

Белые прорвали фронт в Донбассе и в течение летних месяцев продвинулись далеко вперед. В июле началось решающее наступление на Москву. Так называемая «московская директива» Деникина предусматривала развитие наступления одновременно по трем направлениям. На правом фланге от Царицына на Саратов, Пензу, Арзамас, Нижний Новгород, Владимир двигалась Кавказская армия генерала Врангеля. В центре, по линиям Воронеж — Рязань и Новый Оскол — Калуга, действовала Донская армия генерала Сидорина. Наибольшая опасность грозила революционной столице с левого фланга — там, где на направлении Курск — Орел — Тула были сосредоточены отборные дивизии генерала Май-Маевского.

Екатеринодарские кадеты ликовали. Национальный центр извещал Маклакова о «бодром и радостном настроении, царящем в Екатеринодаре в связи с блестящими успехами Добровольческой армии». «На Вас ложится обязанность зорко смотреть за ходом дел в этот последний час, — внушали кадетскому послу его однопартийцы. — Ускорьте темп помощи, твердите неустанно, что промедление невозможно, говорите о жертвах, принесенных Добровольческой армией… Не упускайте доказывать, что сила ее несокрушима»¹²².

В этот «самый критический момент социалистической революции»¹²³ с особенной силой выявились железная стойкость, самоотверженность и воля к победе ленинской большевистской партии. В конечном счете именно эти качества большевиков, ведших за собой передовые слои российского пролетариата и трудящегося крестьянства, сыграли решающую роль в разгроме белогвардейских войск, рвавшихся к Москве.

3 июля, как раз в тот день, когда была отдана деникинская «московская директива», начал свою работу пленум ЦК РКП(б). Его решения нашли отражение в написанном В. И. Лениным письме Центрального Комитета партии «Все на борьбу с Деникиным!», опубликованном 9 июля в «Известиях ЦК РКП(б)». «Все силы рабочих и крестьян, все силы Советской республики, — говорилось в письме ЦК, — должны быть напряжены, чтобы отразить нашествие Деникина и победить его, не останавливая победного наступления Красной Армии на Урал и на Сибирь»¹²⁴.

Партия призывала «удесятерить бдительность» в советском тылу, «ибо контрреволюционные поползновения с этой стороны абсолютно неизбежны в настоящий именно момент и в ближайшем будущем»¹²⁵. Приведенный в предыдущей главе материал о деятельности кадетских шпионских организаций в Москве, Петрограде и других городах Советской Республики наглядно показывает, насколько важным и своевременным было это предупреждение. Партия требовала утроить и удесятерить надзор за буржуазной «питательной средой», порождающей контрреволюционные предприятия, вспышки, заговоры и прочее, предпринимать «все меры предосторожности, самые усиленные, систематичные, повторные, массовые и внезапные»¹²⁶. Именно выполнение этих требований обеспечило раскрытие и ликвидацию подпольных контрреволюционных групп.

Укреплению советского тыла в сильнейшей степени способствовал ряд политических и экономических преобразований, проведенных на селе. Это, во-первых, широкое привлечение середняка к управлению государством. Летом 1919 г. число беспартийных (главным образом середняков) в Советах по сравнению с концом 1918 г. увеличилось почти в три раза. Среднему крестьянству были сделаны большие материальные уступки. Прекратилось взыскание с него чрезвычайного революционного налога, натурального налога с урожая 1918 г. Были повышены цены на хлеб, введены льготы в снабжении лесом. Благодаря политике Советского государства упрочился союз рабочего класса и крестьянства, явившийся главной силой в гражданской войне.

Реакционной деникинской национальной политике Коммунистическая партия противопоставляла курс на интернациональное единство и сплоченность наций. В первые же послеоктябрьские дни были провозглашены равноправие и суверенность народов России, их право на вступление в федеративные отношения, на свободное самоопределение. В то же время Коммунистическая партия предупреждала, что неразрывный союз трудящихся всех наций является первоочередным условием достижения победы над общими классовыми врагами. Однако обеспечить такой союз большевики стремились «не силой рубля, не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся против эксплуататоров»¹²⁷.

Поддержка и помощь русского рабочего класса, Советского правительства сыграли решающую роль в