Добровольческой армии (выделено нами. — Н. Д.)»⁵⁹.

Вполне отдавая себе отчет в том, что «в армии развиваются довольно опасные течения — грубо реакционные», что большинство членов Особого совещания — «недохороненные выходцы из давно ушедших эпох», кадеты тем не менее считали своим первейшим долгом «делать все для поддержки Добровольческой Армии»⁶⁰. В этой решимости были единодушны все члены партии «народной свободы» — и левые и правые. Резон у них был простой: «Без силы нет успеха, и нет силы, кроме Добрармии… Больше нет козырей в игре, нельзя раздумывать над последним»⁶¹.

«Мы должны, наконец, понять и уразуметь, — писал Астров, — что наши последние надежды связаны только с армией»⁶². «Быть против большевиков, — подчеркивал в частном письме Соколов, — значит быть с теми, которые ведут упорную борьбу за русскую государственность и в этой борьбе опираются на реальную силу. Такою реальной силой обладают сейчас в России только генерал Деникин и адмирал Колчак… И нужно принять ее, как она есть, с ее достоинствами и недостатками»⁶³. Позицию деникинских кадетов полностью одобряли их московские однопартийцы. «Какова бы власть ни была в настоящий момент, — писал в Екатеринодар Щепкин, — если за ней идут войска, она должна быть признана всеми»⁶⁴.

Таким образом, в союзниках по правому блоку, опиравшихся на монархическую военщину, Национальный центр видел реальную силу, с которой следовало считаться. А партнеры «слева» представлялись ему ненужным балластом, фальшивым прикрытием, требующимся как для обмана широких масс внутри страны, так и для умиротворения зарубежных покровителей российской контрреволюции⁶⁵.

Правые устремления партии «народной свободы» наглядно отразились в решениях Екатеринодарской кадетской конференции 29–30 июня 1919 г. На ней присутствовало около 50 человек, с докладами выступали П. И. Новгородцев и П. Д. Долгоруков. Оба подчеркивали необходимость «деловой поддержки» кадетами «национальной диктатуры» Деникина и Колчака, декларации которых рекомендовались в качестве «временной платформы» для «восстановления партийной деятельности»⁶⁶. Жесткая шовинистическая резолюция была принята по национальному вопросу.

В решениях конференции выдвигалось категорическое требование «преодоления революции». «Новая система управления, — говорилось в них, — должна быть… не простым освобождением от большевизма в целях открытия свободной игры демократических сил… а установлением твердого порядка, который не может не быть обузданием революционной стихии»⁶⁷. Здесь была официально сформулирована точка зрения, вырабатывавшаяся на предшествовавших конференции заседаниях кадетского ЦК, где его члены высказывались еще резче и определеннее. «Если от нашего демократизма ничего не останется, — заявлял, например, Новгородцев, — тогда это отлично; единственное, что теперь требуется — диктатура, сила для создания власти… Нет «кадетизма» или «демократизма», есть только задача национального объединения… Партийные догмы должны быть отброшены»⁶⁸. Таким образом, резолюции конференции отразили настроение, преобладавшее в партийных кругах. Кадеты провозглашали категорический отказ даже от афиширования демократического принципа, давшего когда-то название их партии.

Когда Петрункевич и Винавер из-за границы писали Долгорукову о том, что Екатеринодарская конференция «предала программу и дух» русского либерализма, который «так многого достиг» в 1917 г., председатель кадетского ЦК отвечал им, что сейчас не время и не место говорить или беспокоиться о «завоеваниях революции» (Февральской)⁶⁹.

Это была сознательная и продуманная линия. Еще во время Ясской конференции Милюков призывал заранее признать неизбежность отрицательных проявлений военной диктатуры и с ними примириться, ибо, «когда пролагают широкие исторические просеки, нет времени думать о деталях»⁷⁰. Теперь в резолюциях Екатеринодарской конференции в спокойно примирительных тонах говорилось о якобы «неизбежной после всякой революции реакции». Не допускалась критика системы управления и армии, чтобы «не расшатывать основ власти»; «укреплять» эти основы рекомендовалось указанием не на «недостатки и ошибки», а на «положительные меры»⁷¹.

Итак, определяющий курс кадетской партии, Национального центра — всемерная, безоговорочная поддержка деникинского режима. О том, что представлял собой этот режим, что он принес народным массам захваченных белогвардейцами районов, написаны сотни работ, и едва ли есть смысл пересказывать здесь их содержание. Ограничимся лишь приведением оценок этого режима, исходящих из уст самих кадетов.

П. Н. Милюков: «Становится довольно общепризнанным то положение, что деникинская армия и правительство не сумели связать себя с населением, которое… стало враждебным. Дурная администрация на месте, общее воровство и profiteering (спекуляция. — Н. Д.) сверху донизу, слишком правая и слишком военная идеология руководящих людей, слишком помещичье решение аграрного вопроса, слишком шульгинский национализм… бессилие Особого совещания, которое никто не признает за авторитет ни сверху, ни снизу, острый реакционный дух офицерства: вот список грехов, который все более получает печать общего признания… В Сибири… те же грехи и те же неудачи»⁷².

М. М. Федоров (в ответ на информацию о положении в «колчакии»): «Какое поразительное сходство всей обстановки… Результаты те же… Та же пьянеющая от власти, нарушающая общее дело администрация, разлагающая население»⁷³.

К. Н. Соколов: «Хорошего управления… нет… Население не дается в руки власти и реагирует на ее административные опыты более или менее бурными движениями… Самый откровенный грабеж… Правилом было беспрепятственное и систематическое ограбление жителей»⁷⁴.

Н. И. Астров: «Насилие, порка, грабежи, пьянство, гнусное поведение начальствующих лиц на местах, безнаказанность явных преступников и предателей, убогие, бездарные люди, трусы и развратники на местах, люди, принесшие с собой на места старые пороки, старое неумение, лень и самоуверенность…»⁷⁵.

Следует подчеркнуть, что трое последних были членами Особого совещания, призванного осуществлять внутреннюю политику в белогвардейском тылу. Автор наиболее убийственной из приведенных выше характеристик — Астров — имел прямое отношение к внутриполитическому курсу Деникина. Хотя он отказался взять на себя «формальную ответственность за ведение внутренней политики», однако, по словам Милюкова, «близко стоял к этой трудной и сложной задаче»⁷⁶. Он возглавлял комиссию по формированию гражданской власти при Особом совещании, куда входили также его однопартийны Соколов и Челищев.

Как видим, непосредственно причастные к аппарату управления кадеты отчетливо сознавали безусловную порочность деникинского режима, неприятие его народными массами. Но только при его помощи они надеялись на восстановление господствующего положения класса, идеологом которого выступала партия «народной свободы». И потому кадеты поддерживали этот режим, не жалели сил для его защиты и укрепления, пропагандировали его на оккупированных белогвардейцами территориях, восхваляли за рубежом.

Главным пропагандистским органом деникинщины являлось созданное в августе 1918 г. Осведомительное агентство (Осваг), издававшее газеты, брошюры, листовки, в которых белогвардейские идеологи пытались популяризировать цели белого движения, его вождей, вели пропаганду против большевистской партии, против Советской власти. Осваг ставил перед собой задачу «постоянного искоренения злых семян, посеянных большевистскими учениями в незрелых умах широких масс» и разгрома «цитадели, построенной большевиками в мозгах населения»⁷⁷.