что в основу рабочего законодательства будет положено восстановление законных прав владельцев фабрично-заводских предприятий²⁹. Вместе с тем проектировалось допущение ограниченной, деятельности профсоюзов, страховых обществ и т.д.³⁰

В «Политическую платформу Национального центра» был включен пункт об обеспечении для рабочего класса права защиты его профессиональных интересов, с сохранением 8-часового рабочего дня для квалифицированных рабочих на фабрично-заводских предприятиях (впредь до законодательного определения нормы рабочего дня в различных отраслях производства), об открытии подготовительной работы по законодательному урегулированию рабочего вопроса с привлечением представителей как предпринимателей, так и рабочих³¹.

В соответствии с последним положением была создана комиссия по рабочему законодательству, возглавлявшаяся М. М. Федоровым (октябрь — ноябрь 1919 г.). Однако вошедшие в комиссию представители рабочих, как отмечалось в харьковской газете «Родина» (мелкобуржуазного направления), были низведены «на роль статистов, которые должны сидеть и произносить слова только с разрешения начальства»³². Федоров тщетно пытался добиться соглашения с рабочими — они отказались участвовать в его комиссии.

Посулы и заигрывания не помогали. Подводя впоследствии неутешительные итоги, кадеты сами вынуждены были признать, что с вопросами социального порядка они не справлялись. «С рабочими дело обстояло у нас в корне безнадежно», — констатировал один из ведущих деятелей деникинского режима К. Н. Соколов³³.

Настороженно, с недоверием относилась к Национальному центру интеллигенция — и беженцы, и местные жители. Их отталкивала его близость к деникинскому режиму, к реакционным, правомонархистским группировкам³⁴.

Жесткую позицию заняли Национальный центр и кадетский ЦК в национальном вопросе. На всех своих партийных конференциях и совещаниях кадеты неизменно поддерживали лозунг «единой и неделимой России», прикрываясь которым деникинцы штыками приобщали к своей «государственности» национальные меньшинства. Главными экспертами по национальному вопросу у Деникина считались кадетские лидеры Соколов и Степанов. Их деятельность полностью подтвердила данную в 1913 г. В. И. Лениным оценку национальной политики кадетов — «прикрытый, нарумяненный, закрашенный либеральными фразами шовинизм», который на деле оказывается еще отвратительнее и вреднее, чем грубый шовинизм черносотенцев³⁵.

В «Политической платформе Национального центра» оставался открытым вопрос о будущем государственном строе России — его решение отодвигалось до конца гражданской войны. Однако приверженность к монархической идее была чрезвычайно сильна в среде «деникинских» кадетов. «Я могу с чувством большого удовлетворения констатировать, что… огромное, подавляющее, большинство (выделено нами. — Н.Д.) наших партийных друзей считает, что монархия грядет, что монархия неизбежна»³⁶, — писал В. А. Степанов в Москву.

Официальные документы Национального центра и партии «народной свободы» не провозглашали возрождение монархии в качестве программной цели, но в них не упоминалось и о республике. В письме Национального центра Маклакову говорилось: «Когда французы требуют, чтобы провозгласили республику, для того, чтобы отмежеваться от монархистов и реставраторов… то мы на это категорически скажем: не сбивайте армию с того правильного пути, на котором она стоит; она не провозглашает монархии… не требуйте же, чтобы она провозгласила республику»³⁷.

Однако, по признанию самих кадетов, за этой «фигурой умолчания» скрывалась совершенно определенная позиция. «Умолчание о форме правления, — пояснял Милюков, — есть тоже вид политики, обыкновенно прикрывающей готовое антидемократическое решение, в котором неудобно сознаться публично»³⁸.

В. И. Ленин еще в 1905 г. писал, что в период революционных кризисов господам буржуа настолько же невозможно признаться в своем монархизме, «насколько невозможно нагишом выйти на улицу». Нельзя рассчитывать на поддержку народа, «не скрывая своего монархизма»³⁹.

Кадеты отчетливо сознавали, что монархический строй ненавистен трудящимся массам. Однако от надежды навязать его народу они не отказались и лишь остерегались до поры до времени выражать открыто эту свою надежду. Астров на совещании с членами Крымского правительства подчеркивал: «монархическая идея не должна быть скомпрометирована» до того момента, когда она «может оказаться и необходимым и, может быть, даже единственным выходом из положения»⁴⁰. Наиболее четко эта мысль сформулирована в частном письме Астрова к Пепеляеву: «…надлежащий психологический сдвиг произойдет в душе народа, когда появится шествующая к нему навстречу фигура монарха… [но] в пору сильнейших крушений и катаклизмов преступно выдвигать эту идею, с которой связаны последние надежды на возрождение. Склоняемся и мы к этой точке зрения и не хотели бы, чтобы эта идея была дискредитирована преждевременным ее провозглашением»⁴¹.

Как же предполагалось практически осуществить монархическую идею в будущем? При помощи «народного признания a posteriori» (задним числом). Обосновывая этот тезис, Степанов говорил на заседании Национального центра: «Прочная власть не может родиться из сговора или голосования» (эта мысль подчеркивалась почти во всех официальных кадетских документах периода гражданской войны). Нужно, «чтобы возникнув, власть созвала народное собрание, а последнее ее признало»⁴². Созыв такого собрания можно было оттягивать любыми способами (как показал опыт Временного правительства) или вообще сорвать (как было, например, с Крымским сеймом).

Монархические убеждения деникинских кадетов явились важным фактором в выборе ими политических союзников. Г. З. Иоффе считает, что Национальный центр занимал «центральную позицию политического фронта деникинщины», стремясь блокироваться как направо с Советом государственного объединения России (СГОРом), так и «налево» — с Союзом возрождения России⁴³. Нам представляется, что не стоило бы ставить знак равенства между этими двумя тенденциями. По своему характеру они существенно различались.

СГОР сформировался в Киеве в сентябре 1918 г. Первоначальным ядром этой правомонархистской организации было так называемое Совещание членов государственных дум (всех созывов) и Государственного совета, возникшее на два месяца раньше. К нему присоединилась группа бывших царских сенаторов, представители церковного собора, торгово-промышленных и финансовых кругов и Союза земельных собственников. В составе СГОРа было немало бывших участников Правого центра во главе с А. В. Кривошеиным⁴⁴.

В СГОР входили и многие видные члены Национального центра и кадетской партии. Одним из инициаторов образования этой организации в сентябре 1918 г. в Киеве был Милюков. Членами СГОРа являлись также Е. Н. Трубецкой, С. Н. Третьяков, Ф. И. Родичев. Сюда же вошел приехавший из Парижа в сентябре 1919 г. П. Б. Струве (он стал редактором органа СГОРа — ежедневной газеты «Великая Россия» крайне правого направления).

В феврале — марте 1919 г. в Одессе велись переговоры «о способах образования Южнорусской власти» между четырьмя организациями — двумя «левыми» (Бюро Совета земств и городов Юга России и Союзом возрождения России) и двумя «правыми» (СГОРом и Национальным центром). Подводя итог этим переговорам, первая из перечисленных организаций заявляла: «Представляемые Национальным центром и Советом государственного объединения России цензовые группы не проявляют в настоящее время готовности встать на путь… демократической политики», особенно по таким вопросам, как форма правления и земельные отношения. «Обнаружившееся расхождение точек зрения… оказалось настолько значительным, что дальнейшие переговоры представляются совершенно бесцельными»⁴⁵.

В то же время президиум СГОРа обратился к правлению Национального центра с предложением